Это старые, очень старые мысли: и о том, что Земля невелика, и о том, что моря занимают на ней малое место по сравнению с материками. Обо всем этом можно прочесть в разных книгах средневековых космографов. Обстоятельно, со ссылками на множество авторитетов, были изложены эти мысли в той книге, которая стала настольной для Христофора Колумба. Ее написал кардинал Пьер д’Альи, озаглавивший свой труд о Земле «Имаго Мунди», что означает «Изображение мира».
Некогда ученые античного времени строили разные предположения о том, какова Земля, чего больше на ней: воды или суши. В средневековье получили преобладание воззрения, последователем которых оставался, несмотря на все свои плавания и открытия, и Христофор Колумб. Эти воззрения были поддержаны церковью, признаны согласующимися со «священным писанием».
Но Колумб ссылался не только на ученых, на богословие, на библию, а еще, как ни странно это покажется с первого взгляда, и на собственный опыт. «Все это доказано теперь на опыте», — говорится в приведенном выше отрывке. В другом месте (в письме с описанием третьего путешествия) обладатель гордого титула «адмирала моря-океана» решительно заявлял: «Что касается безводности земли, то опыт показал, что она гораздо значительнее, чем это представляют себе люди непросвещенные. И в том нет ничего удивительного, ибо чем больше делаешь, тем больше познаешь»[35].
Опыт, о котором ведется здесь речь, это плавания Колумба через Атлантику и открытие ее западных берегов. Ведь Колумб утверждал до конца жизни, что достигнутые берега принадлежат азиатскому континенту. Комментаторы спорят: верил он в это сам или только делал вид, что верит. Так или иначе, но не только Колумб, а никто из европейских моряков и ученых не могли еще на рубежа XVI столетия окончательно разобраться в распределении сущи и моря. Ни один из них не слыхал ничего о Великом' океане Земли.
Прошли годы. В XVI веке один год нередко приносил больше сведений о Земле, нежели целые столетия в раннем средневековье. Не так много понадобилось времени для того, чтобы европейцы, высадившиеся на атлантическом побережье Центральной Америки, достигли ее противоположного берега и увидели впервые тихоокеанскую даль. Но размеры водных пространств узнаются не с суши. Океанскую дорогу мало увидеть издали. На нее предстоит вступить, ее надо пройти.
Корабли отправляются в плавание. Этим кораблям доведется совершить путь, не пройденный никем, не ведомый ни одному мореходу. Вернее, этот путь проделает до конца лишь один уцелевший корабль «Виктория». Изображение этого корабля, уцелевшее для потомства на гравюре XVI столетия, напоминает людям о великом человеческом подвиге. Навсегда осталось в памяти человечества имя руководителя экспедиции — Магеллана. И нельзя, назвав это имя, не вспомнить о трагической и славной судьбе путешественника.
«…Слава о столь благородном капитане не изгладится из памяти в наши дни. В числе других добродетелей он отличался такой стойкостью в величайших превратностях, какой никто никогда не обладал. Он переносил голод лучше, чем все другие, безошибочнее, чем кто бы то ни было в мире, умел он разбираться в навигационных картах. И то, что это так и есть на самом деле, очевидно для всех, ибо никто другой не владел таким даром и такой вдумчивостью при исследовании того, как должно совершать кругосветное плавание, каковое он почти и совершил»[36]. Так писал о Фернандо Магеллане участник и летописец первого кругосветного плавания Антонио Пигафетта. Магеллану принадлежал самый замысел плавания, благодаря ему задуманное получило свершение.
В сентябре 1519 года от морского порта Сан-Лукар начинается путь пяти кораблей. Надлежит плыть в далекие южные широты, отыскать, где кончается материк, обозначенный на одних картах под названием — «Новый Свет», на других — «Санта Крус», на третьих — «Земля Попугаев», на четвертых — «Америка». Надлежит обогнуть этот материк с юга и плыть далее к островам Пряностей, в азиатские земли.
Корабли достигают берегов американского континента, поворачивают на юг; начинаются долгие поиски пролива между Атлантическим океаном и другим, еще неизведанным, океаном на западе. Побережью, кажется, не будет конца. Наступает зима — холода, снег и град далеких южных широт. В бухте, названной Магелланом Сан-Хулиан, корабли встают на зимовку.
«Тут имело место немало происшествий», — повествует Антонио Пигафетта. По рассказу его и другим сохранившимся документам историки восстановили в подробностях напряженные события начала зимовки: бунт на трех кораблях, поднятый их капитанами, и жестокое подавление бунта. Подобные драматические эпизоды с их классическим обрамлением — заговорами, взаимными хитростями и уловками, убийствами в схватках и казнями в качестве эпилога, не могут не волновать, не приковывать обостренного внимания историков. Но они не должны оставить в тени основное — эпопею повседневного поиска, неудач, томительных ожиданий, стойкости и свершения надежд. В октябре 1520 года, через тринадцать месяцев после выхода из испанского порта, экспедиция находит пролив, которому будет впоследствии присвоено название Магелланова.
Три корабля проходят этим проливом (четвертый погиб, пятый бежал в Испанию). Начинается путь среди безбрежных водных пустынь. Три месяца двадцать дней плывут корабли по Великому океану.
«Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней… Мы часто питались древесными опилками. Крысы продавались по полдуката за штуку, но и за такую цену их невозможно было достать»[37]. Так бесхитростно повествует Антонио Пигафетта о лишениях, испытанных на этом пути.
И еще год спустя одинокая каравелла «Виктория» возвращается в морской порт Сан-Лукар. Уцелевшие люди, изможденные, подобные скелетам, обтянутым кожей, нетвердыми шагами, шатаясь от слабости, сходят на берег. Магеллана нет среди них. Он погиб на одном из Филиппинских островов. Слава, почести и награды достаются случайному человеку, капитану Эль Кано, который командовал кораблем остаток пути. В его честь выбивают медаль. На ней земной шар и гордая надпись: «Ты первый обошел вокруг меня». Лишь по запискам юноши Пигафетты узнают позднее всю правду о плавании, о том подвиге, который совершил Магеллан.
Узнают европейские мореходы и о пройденной экспедицией водной пустыне, об огромном ее протяжении, об отсутствии в ней каких-либо населенных земель. Лишь хорошая погода, удерживавшаяся все месяцы плавания «в этом необычайно обширном море», помогла, по словам Пигафетты, пройти его. Море было мирным, спокойным, безбурным, потому и присвоено было ему название — «Тихое море». Пройдет время, и узнают водители кораблей, как обманчиво это спокойствие его, как вздымается штормами и тайфунами величайший из океанов планеты.
Вдалеке от материка, в Тихом море, экспедицией Магеллана были встречены только два маленьких островка, на которых моряки не увидели ни единого существа, кроме нескольких птиц. Нечем было пополнить истощившиеся запасы пищи на этих островках, затерявшихся в безмерной дали от населенных земель. Мореплаватели поэтому и назвали их «островами Несчастия». Обитаемые острова показались лишь тогда, когда корабли проделали большую часть пути. И это понятно. К ним могли уже доплывать обитатели азиатского континента. А кто смог бы в прежние времена добраться до ничтожных клочков земли, расположенных посреди великой водной пустыни.
Пигафетта в своем описании беспримерного плавания, быть свидетелем и участником которого ему довелось, выражает уверенность, что и в будущем подобное плавание не повторится.
«Я глубоко уверен, что путешествие, подобное этому, вряд ли может быть предпринято когда-либо в будущем»[38].
Так закончился большой путь на запад через неведомые океанские дали. Человек, начавший проторять этот путь, Христофор Котумб, зачинатель создания новой карты Земли, мог еще делать попытки связать несоединимое — сочетать правду новых открытий с затхлым вымыслом отживших идей. Колумб мог еще повторить и слова о малости мира и о малости океана. Человек, продолжавший путь Колумба на запад и вернувшийся в родную гавань с востока, уже знал: мир велик и обширен его океан.
Один за другим устремляются европейские мореплаватели по пути Магеллана, вслед за ним пересекают самый большой из океанов нашей планеты. И снова начинаются открытия нежданные и негаданные. И, быть может, самое удивительное из них заключается в том, что посреди океана европеец, проложивший с великими трудностями дорогу сюда, встречает своих давних предшественников, люден, за столетия до него шедших по океанских путям. Оказывается, только случай повинен в том, что Магеллан более трех месяцев не видел земли, обитаемой человеком. Посреди Великого океана разбросано множество архипелагов, десятки и сотни вулканических островов, причем многие из них обжиты неизвестными европейцам народами.
С ЧЕТЫРЕХ СТОРОН ГОРИЗОНТА
Помни одно — где бы ни был ты,
Всюду найдешь людей.
Человек идет с Севера в полуденные страны, за три моря, в земли чудес. Он хранит в памяти родные березы, поля и протяжную песню вдали. В земли Запада через пустыни и горы держит путь человек от Великой стены. Ему снятся ночами гусиные стаи, и фанзы, и желтые воды. бесконечно длинной реки. Путешественники разных народов проторяют неизвестные ранее дороги. С четырех сторон горизонта мчатся всадники, плывут корабли. И на каждом пути продолжают свершаться открытия. И пришедший с одной стороны встречает того, кто пришел с другой стороны горизонта.
Парусные корабли европейцев входят в воды самого большого океана планеты. И в несчетный раз с кораблей звучит радостный возглас «земля!». Нередко острова приходится открывать дважды, а то и трижды. Их находят, присваивают им названия и снова теряют, тщетно разыскивают и опять попадают случайно к их берегам. Слишком неточны еще способы определения географической долготы, которыми пользуются во времена Магеллана и даже столетие-другое спустя. Далеко не всегда удается поэтому правильно нанести вновь открытые земли на карту.