А я, вместо того, чтобы тратить время на, в общем и целом, ничего не значащие заверения, прикрыл глаза. И, повинуясь внутреннему голосу, негромко пропел.
Для меня нет тебя прекрасней
И ловлю я твой взор напрасно
Как виденье, неуловима
Каждый раз ты проходишь мимо
Как виденье, неуловима
Каждый раз ты проходишь мимо
А я повторяю, вновь и вновь:
Не умирай, любовь!
А я повторяю, вновь и вновь
Не умирай, любовь!
— Вот видишь! — Взволнованно воскликнул Сергей. И, схватившись за голову, нервно затеребил шевелюру. — Я же тебе говорил! Этот юноша, походя, выдаёт такие экспромты, что просто волосы встают дыбом!
— И мурашки по коже. — Еле слышно подтвердила Вика. А затем, обращаясь ко мне, спросила. — Коля, откуда это?
— Да так… — Немного смущённо признался я. — Как-то, внезапно пришло в голову.
— А дальше? — Тут же требовательно взяла быка за рога молодая женщина. И, испытывающе и взглянув на меня, поинтересовалась. — Продолжение написать сможешь?
— А, фиг его знает. — Честно признался я. Но, поскольку от меня явно ожидали чего-то большего, снова смежил веки и следующие мелодичные строчки всплыли сами-собой.
Если пристальней ты взглянула
И улыбка на миг мелькнула
Но в глазах твоих лёд и стужа
И тебе я совсем не нужен
А я повторяю, вновь и вновь:
Не умирай, любовь!
А я повторяю, вновь и вновь
Не умирай, любовь!
Судя по участившемуся дыханию обоих слушателей, впечатление было сногсшибательным. И, на всякий случай немного приоткрыв один глаз, я посмотрел сквозь ресницы на замерших Вику и Сергея и, продолжая логическую цепочку, выдал следующее четверостишие, так же украшенное припевом.
Но я верю, что день настанет
И в глазах твоих лёд растает
И жарою вдруг станет стужа
И пойму, что тебе я нужен
И, запою я, вновь и вновь
Здравствуй, моя любовь!
И запою я, вновь и вновь
Здравствуй, моя любовь!
— Гениально! — Оставив в покое многострадальные волосы, забегал вокруг Сергей. И, схватив меня за лацканы, принялся трясти. — Коля! Ты хоть понимаешь, что ты только что сделал⁈
— Нет. — Честно признался я. И, осторожно отцепив побелевшие пальцы своего, как понимаю, окончательно утвердившего себя в этой роли, «полуначальника», осторожно полюбопытствовал. — А надо?
— Надо, Коля! Надо! — Сдавленно засмеялась успевшая отчего-то побледнеть Вика. — Ты даже не представляешь, как надо!
— Ладно, езжайте уже. — Наконец успокоился Сергей. И, обращаясь к жене, попросил. — Вика, проследи, чтобы этот самородок записал тексты. И… — Тут он обернулся ко мне. — Нотной грамоты ты, естественно, не знаешь? — И, не дожидаясь ответа, скомандовал. — Дорогая, насколько я помню, в квартире твоей бабушки до сих пор стоит слегка расстроенное пианино. Займись, пожалуйста, партитурой. И как можно быстрее отнеси всё его творчество в ВААП.
— Яволь, мой генерал! — Шутливо приложила руку к виску жена Сергея. И, окинув взглядом практически пустой вестибюль, спросила. — Так мы пошли?
— Да, любовь моя. — Наклонившись, Сергей чмокнул супругу в щёчку. И, пожав мою руку, попрощался. — До встречи. И, очень прошу, Коля. Если будет такая возможность, постарайся остаться в Свердловске.
«Как будто это от меня зависит»! — Про себя ухмыльнулся я.
Но, так как отчего-то сильно взволнованный и перевозбудившийся Сергей не сводил с меня взгляда, на всякий случай пообещал.
— Ладно. Попробую сделать всё, что в моих силах.
— Вот и правильно. — Одобрил мой позитивный настрой Сергей. И, насупленно посмотрев куда-то в сторону, осуждающе пробормотал. — Алкашей по деревням и без тебя найдётся кому гонять! А ты нам здесь нужен!
Выйдя из госпиталя, мы прошествовали через небольшой парк и, не торопясь, добрались до остановки. Люди, терпеливо дожидавшиеся общественного транспорта, равнодушно мазнули взглядами и, занятые каждый своими мыслями, тут же потеряли к нам интерес. Вскоре показался троллейбус и, устроившись на задней площадке, молча поехали в неизвестно мне направлении.
— Надо в гастроном зайти? — Вопросительно взглянула на меня Вика. — А то в холодильнике пусто.
— Угу. — Испытывая чувство неловкости, согласился я. И, преодолевая смущение, признался. — Только у меня совсем нет денег.
— Пустяки. — Небрежно отмахнулась Вика. — Я заплачу.
С одной стороны, вроде бы, банальная ситуация. Но, мне почему-то не хотелось, чтобы за меня рассчитывалась женщина. И, насупившись, хмуро бросил.
— Не стоит. Я же к вам не в нахлебники собирался.
— Коля! — Забежав вперёд, преградила дорогу самозванная спонсорша. И, уткнув палец в грудь, гневно сверкнула глазами. — Может, хватит ребячиться?
— Некрасиво как-то. — Чувствуя, что предательски начинают гореть щёки, смущённо промямлил я. — Да и неудобно, в общем-то.
— Неудобно на потолке спать. — Отрезала Вика. И, видимо нарисовав в уме картину «экстремального отдыха», засмеялась в полный голос. — Одеяло падает.
— Э-э-э… — Не зная, что ответить на такую залихватскую тираду, проблеял я.
Но Вика, уже что-то прикинув, начала деловито рыться в сумочке.
— Значит так, гордый ты наш! — Твёрдо изрекла она. — За участие в интервью тебе выплатят гонорар. В размере… — Тут она прищурила один глаз, что-то прикидывая. И, закончив подсчёты, резюмировала. — В размере двенадцати рублей пятидесяти копеек. Так что вот! — Наконец она вытащила смешной кошелёк с двумя металлическими «пимпами», служившими защёлкой, и достав красную десятку и два жёлтых рубля протянула мне. — Вот. Я, как один из редакторов, выдаю тебе вознаграждение. — И уточнила. — Авансом! — Тут она выудила пятидесятикопеечную монету и, так же вручив её мне, подвела черту. — А в ведомости потом, задним числом, распишешься.
«Блин, ну и не идиот ли»? — Испытывая ощущение неловкости и дискомфорта, укорил себя я. — «Люди к тебе со всех душой, а ты кочевряжиться вздумал»!
Но, поскольку определённость всегда лучше размытой и не очень-то понятной недосказанности, молча засунул купюры в карман и кивнул.
— Спасибо. И, пожалуйста, не обижайся.
— Было бы за что. — Хмыкнула Вика и, ухватив меня под локоть, ненавязчиво потащила к стоящему чуть в стороне магазину.
Так как время было самое, что ни на есть рабочее, то народу в торговом зале оказалось совсем немного. Десяток старушек и пару хмырей неопределённого возраста. Явно страдающих похмельем и хмуро взиравших на окружающих.
Один было сунулся к нам но, встретив мой, далеко не дружелюбный взгляд, сразу же погрустнел и принялся с тоской взирать на уставленную многочисленными и разнообразными бутылками алкогольную витрину.
Мы же прошлись по залу, где я взял пачку пельменей, пяток суповых пакетов и килограмм докторской колбасы. А так же чай, сахар и буханку чёрного хлеба.
За всё удовольствие вышло четыре, сорок восемь и, когда пришло время разгружать сплетенную из тонких металлических прутьев корзину, в растерянности оглянулся. Ибо положить купленное богатство было попросту некуда.
Смутный образ какого-то волшебного места, куда по щелчку пальцев можно спрятать всё, что угодно, промелькнул на краю сознания. И был забыт, так как Вика, опять деловито порывшись в, несмотря на относительно небольшие размеры, поистине бездонной сумочке, протянула сплетенную из капроновых нитей сетку.
— На, держи. — Весело блестя глазами, хитро взглянула она. — И, усмехаясь каким-то собственным мыслям, протянула. — Мужчи-ины!
— Ну, а чё сразу — «Мужчины»! — Бубнил про себя я, складывая покупки. — Я ж не виноват, что им пластиковые пакеты не завезли.
Внимательно посмотрев на кассу я окинув взглядом окружающее пространство и, с удивлением отметил, что этих самых, вездесущих по моему мнению, пакетов ни у кого не было. А затем, так и не поняв, что вызвало недоумение, закончил упаковывать продукты в авоську и мы двинулись дальше.
Минут через семь-восемь неспешного шага мы оказались перед сделанным из квадратных серых панелей, пятиэтажным зданием.
— Вот, пришли. — Указала рукой на окна третьего этажа, Вика. — И, протянув ключи, добавила. — Двадцать четвёртая квартира.
— А ты меня не проводишь? — Удивился я. — Показать что и как, да и вообще.
— Не заблудишься. — Отчего-то засмущалась и порозовела Вика. И, быстро отвернувшись, бросила через плечё. — Ладно, увидимся!
«Странная она какая-то». — Недоумённо пожал плечами я.
Но, так как заселение в новую обитель представлялось гораздо более важным, чем попытка понять эту молодую и довольно привлекательную женщину, я выбросил глупости из головы и поднялся на нужный этаж.
Оббитая кожезаменителем дверь открылась без труда. Замок щёлкнул и, вдыхая запахи необжитого помещения, я переступил порог.
На полу скопился изрядный слой пыли. Так что, немного потопав, чтобы стряхнуть грязь с любезно, и уже во второй раз, одолженных Сергеем ботинок, я просто прошёл в комнату. И, поставив сетку с продуктами на журнальный столик, отряхнул диван и, усевшись и оглядывая доставшиеся мне во временное пользование хоромы, довольно пробормотал.
— Дом, милый дом!
Глава 22
Вика шла по улице и чувствовала, как щёки пунцовеют от внезапно охватившего её чувства неловкости. И всему виной был этот, безо всякого сомнения, гениальный мальчишка. Который, несмотря на указанные в документах — она, правда, лично это не проверяла, но не верить дошедшим до неё сведениям не имела совершенно никаких оснований, — прожил на этом свете двадцать два года, выглядел не больше, чем на шестнадцать.
Да и в звании младшего лейтенанта, глядя на тонкий, почти девичий профиль и бездонные зелёные глаза, его можно было заподозрить, лишь изрядно и очень сильно напрягши фантазию. Уж слишком он был… неземной. Словно появившийся со страниц сказок, которые все девочки любят читать в детстве. Эдакий заморский принц, снизошедший до простых смертных и взирающдий на окружающих со снисходительным, энтомологическим любопытством.