Мой пульс заметно убыстряется. Тело начинает гудеть примерно так же, как жужжит мой телефон. И я думаю: «Ты меня не знаешь, ты меня не знаешь», как будто я в состоянии что-то внушить ей и она никогда не узнает о том, что я был возле ее дома как раз в тот день, когда ее спасали с помощью подъемного крана. Ведь если она это выяснит, то может подумать, что я насмехаюсь над ней, потому что своими глазами видел, как ее извлекают из дома, и именно по этой причине в нее и вцепился.
– А ты ходил в начальную школу Вествью? – интересуется она.
– Нет, мэм. – Прежде чем я успеваю что-то добавить, мой телефон снова начинает вибрировать.
– Наверное, надо ответить? Может, кому-то очень важно поговорить с тобой.
– Подождут.
Она продолжает изучать меня, но потом вдруг трясет головой, как будто хочет стереть всю информацию со школьной доски.
– У меня в последнее время часто возникает мысль вроде «кажется, я тебя знаю».
– У тебя всегда отличная компания. Или паршивая, все зависит от того, как ты сам на это смотришь. – Я улыбаюсь. Она тоже готова улыбнуться, но вдруг замирает, а я добавляю: – Поскольку я не различаю людей по лицам, мне кажется, что я постоянно теряю самых любимых.
На секунду она притихает.
– Я знаю, что это такое.
И уходит.
Я еду домой, забираю по пути младшего брата, и мы с ним вдвоем долго роемся в гараже в поисках материалов для создания робота. Именно тут я и храню остатки своих поделок, которые когда-то сам сотворил, а потом сам же и разобрал на запчасти.
– Ну, что, мелюзга, как сегодня было в школе? – спрашиваю я.
– Хорошо.
– Правда хорошо или так себе?
– Что-то среднее.
Мы встречаемся с Рейчел в парке. Садимся на нашу скамейку, и она спрашивает:
– Так почему ты его ударила?
Потому что я готова к нормальной жизни. Просто хочу двигаться вперед, как и все остальные, и чтобы при этом меня не хватали в столовой, как будто я какая-то призовая телка на родео или что-то такое.
Себе же я говорю следующее: «Этому человеку ты можешь рассказывать все, она знает тебя лучше всех остальных». Но все, что могу выдавить, это:
– Я взбесилась.
А потом начинаю размышлять еще о трех вопросах, которые мне хочется задать Джеку.
На следующий день, когда мы все входим в спортивный зал, мистер Левин тренируется у баскетбольной корзины.
– А, это вы? Вот и отлично. Кешон, Тревис, Джек и Либби, вы будете играть с Наташей, Энди, Мэдди и со мной.
– Во что?
– В баскетбол, мистер Торнберг. – С этими словами он бросает мяч Кешону, который ловит его одной рукой.
– А может, нам всем следовало объединиться против Кешона? Ну, чтобы силы примерно одинаковые были.
– Помолчи, Масс. – Кешон отправляет мяч в корзину, в чем, правда, ничего удивительного нет. В то время как Рип ван Либби спала, он уже три года как слыл лучшим игроком в баскетбол.
– И дело даже не в том, что кто-то обязательно выигрывает, а кто-то проигрывает. Это не соревнование. Это работа команды. – Мы все внимательно смотрим на мистера Левина, который исполняет какой-то безумный танец шаркающей походкой то вперед, то назад, как будто находится на боксерском ринге.
– Все те, кто пришел сюда сегодня, должны научиться хорошо играть вместе с другими. Или хотя бы лучше, чем играли раньше.
Разумеется, Кешон выигрывает подачу. Мы бегаем туда-сюда по площадке, но, кроме него, все то и дело лажаются, даже те, кто считает себя спортсменами. Грустное, душераздирающее зрелище. Единственное, чему мы сейчас можем научиться, – так это тому, как унизить себя перед лицом своих сверстников.
Каждый раз попадая мячом в корзину, Кешон ведет себя так, будто только что выиграл чемпионат штата. Он то и дело подает отрывистые команды своим игрокам, отбивает мяч у себя за спиной, пропускает его между ног и выполняет самые невероятные броски. Честно говоря, это напоминает игру с Леброном Джеймсом, если бы, конечно, Кешон имел росту побольше. Наступает момент, когда мистер Левин неожиданно отнимает у него мяч и говорит:
– Это не звездный час Кешона. Тебе нужно помочь своим товарищам по команде. И все мы тут как бы равны. Нам надо действовать сообща. – С этими словами он точно посылает мяч в корзину три раза подряд. – Возьмите-ка тайм-аут, министр Баскетбол.
– Чего?
– Можешь несколько минут просто посидеть и отдохнуть. Тебе это не повредит.
– Ну вот… – Кешон еле движется по площадке, теперь он превратился в самого медлительного человека на всей планете. Мы ждем, пока он покинет площадку. Не проходит и года, как он усаживается на скамейку.
Наташа поднимает взгляд к потолку и качает головой.
– Если вам от этого будет легче, – произносит мистер Левин, – я тоже посижу. Чтобы игроков было поровну. Так же лучше для команды, верно, Кешон?
Тот смотрит сначала на учителя, потом мимо него на Наташу, которая слегка приподнимает бровь. И только тогда отвечает мистеру Левину:
– Конечно.
Теперь мы играем втроем против троих. Мы наступаем, пока Джек не пасует мяч Энди, который играет за другую команду. После того как Энди удачно посылает мяч в корзину и открывает счет, Кешон резко вскакивает на ноги и орет:
– Какого?!. – Правда, он не замолкает на половине фразы, а выдает ее вслух целиком.
– Следи за выражениями, – обращается к нему мистер Левин, а Джек в ответ только что-то мямлит насчет того, что мяч у него просто выскользнул из рук.
– Я только хотел исполнить свой гражданский долг, – заявляет Джек.
– Это в каком смысле? – интересуется Энди.
Джек лишь пожимает плечами. На лице у него возникает нахальная улыбочка:
– Мне просто показалось, что твоей команде требуется чуточку помочь.
Энди кидает ему мяч, только сильнее, чем требуется. Теперь они стоят друг напротив друга, как два кота в тесном переулке, готовые броситься на соперника.
– Почему ты не удерживаешь мяч, Масселин? Я же все равно получу его через минуту.
– Перестаньте, оба! – вступает в разговор мистер Левин. – Не тратьте время понапрасну.
В течение нескольких следующих минут Энди и Джек пытаются одержать победу в игре сами по себе, в одиночку. Энди кричит на Наташу и Мэдди, а Джек вообще перестает давать пасы, а сам перемещает мяч из одного конца площадки в другой и сам совершает все броски. Это продолжается до тех пор, пока Наташа не загоняет его в угол, и Джеку приходится избавиться от мяча. И он передает его Энди. Еще раз! Следующие тридцать секунд проходят так: Энди машинально одной рукой бьет по мячу, посылая его в корзину, потом подходит к Джеку и толкает его в плечо. Джек саркастически ухмыляется:
– Не стоит благодарности.
Энди замахивается на Джека так, словно хочет врезать ему по лицу. Джек стоит на месте, как будто ему даже хочется получить этот удар от Энди. Между парнями встает мистер Левин и начинает быстро тараторить что-то насчет того, что надо ладить друг с другом и вообще доиграть спокойно, без демонстрации своих чувств.
В эту секунду я смотрю на Джека, а он на меня. И я начинаю понимать, что происходит. Он спутал Энди с Тревисом. Они похожи по комплекции. Одного роста. Одинаковые прически. И рубашки одинаковые. Я пытаюсь представить себе, что незнакома ни с Энди, ни с Тревисом, что тоже не различаю людей по лицам, что каждый раз после того, как взгляну на них и отвернусь, мне придется запоминать их снова и снова.
Я говорю себе: что ж, пусть так, Либби. Пусть природа поступает так, как поступает. В конце концов ему же должно быть стыдно не только перед этими людьми, но и перед всеми остальными. Он это заслужил.
И вот мы снова в игре, и я вдруг сама кричу Джеку:
– Эй, пасуй мне!
И это несмотря на то, что я не только самый слабый игрок среди ребят, но, возможно, и во всем мире.
Но вместо того чтобы передать мяч мне, он вместе с ним снова пересекает всю площадку. В следующий раз, когда мяч оказывается у него, я начинаю прыгать рядом, отчаянно махая руками в его направлении.
– Я готова, я здесь! – Он бросает на меня взгляд, и я думаю: «Ну хорошо, раз уж ты сам не хочешь от меня помощи». Потом он использует нечестный прием, мы встаем рядом и наблюдаем за тем, как Мэдди собирается выполнить три штрафных броска, и тогда я снова говорю ему: – Да перебрось ты этот проклятый мяч мне, в конце концов, а то мистер Левин оставит нас здесь еще на час.
Уже через минуту Джек пасует мяч мне, но его тут же отбирает Мэдди. Зато в следующий раз, получив пас от Джека, я тут же мчусь с мячом к корзине. И каким-то чудом попадаю в нее.
Я придерживаю дверь, и все высыпают из спортзала на парковочную площадку. Мы выиграли, набрав на тринадцать очков больше, чем у противника. Кешон несет Наташу на руках с таким видом, будто получил ценный трофей от НБА.
Либби проскакивает мимо меня, и мне вспоминается солнечный свет. Наверное, это аромат ее шампуня или мыла, а может быть, и ее самой. Мне приходит на ум, а пахла ли она солнечным светом раньше, еще до того, как ее спасали, вынося из собственного дома, или же это произошло потом, когда она снова вернулась в этот мир?
Она смотрит на меня и говорит:
– Ты на самом деле должен рассказать кому-то обо всем, что с тобой происходит.
– А я так и сделал. – Я испытываю некоторое раздражение, потому что эта девушка теперь пытается спасти мою задницу. Как будто меня действительно нужно спасать. Впрочем, очевидно, так оно и есть.
– Кому-то еще, а не только мне. Ты же не единственный в мире человек с подобными проблемами. Я понимаю, что тебе, возможно так кажется, но статистика говорит, что это не такая уж и редкость. По крайней мере это встречается гораздо чаще, чем девушка, растолстевшая настолько, что не может выйти из дома. Ты был на страничке Исследовательского центра по изучению прозопагнозии? У них есть специальные карточки, и ты можешь носить такую с собой. В ней описана твоя проблема, и ты всегда сможешь объяснить свое поведение любому человеку. Я не говорю, что это ответ, но, может быть, это станет началом?