– Как же жаль, что я не такая, как они. Как жаль, что не знаю, чем хочу заниматься.
– Можешь стать певицей. Будь у меня такой же голос, как у тебя, Айрис Энгельбрехт, я бы пела целыми днями просто для того, чтобы слышать себя.
Ее уши моментально розовеют. Она отпивает глоток диетической «колы».
– Это не занятие, это хобби. – Она кого-то цитирует, может, свою маму.
– Скажи это Тейлор Свифт. – Я копаюсь у себя в телефоне, нахожу песню и жму «воспроизведение». Все умолкают, когда я начинаю танцевать. Я говорю: – Я стану танцовщицей. Может, даже в «Рокеттс». – Подбрасываю вверх ногу. Подбрасываю ее до самого неба.
Джейви принимается хлопать в ладоши и свистеть.
– Я запускаю собственный танцевальный клуб. Беру всех, кто не может попасть в группу «Девчата» или не хочет туда вступать. Мы не будем танцевать в строю или с флагами. Просто соберемся и будем делать что захотим, но только вместе.
– Хочу вступить в твой танцевальный клуб!
Бейли встает и начинает приплясывать, тряся волосами.
– Я тоже.
Джейви забирается на парту и выделывает джазовые па, размахивая руками. Она приподнимает воображаемый цилиндр и улыбается самой широкой и пугающей улыбкой, из всех нами виденных.
Айрис отставляет свою диетическую «колу». Промокает губы салфеткой. Потом начинает подпевать, забивая «Спайс герлз» сильным и мощным голосом. Она слегка пританцовывает на стуле, двигая плечами влево-вправо. Я хватаю кисть и подаю ей, но это не кисть, это микрофон, и мы не в школьном кабинете рисования, мы на сцене, все вместе, и отжигаем свой номер.
Пока не появляется учитель рисования мистер Грейзер с возгласом:
– Что здесь происходит?!
Бейли выдает:
– Мы самовыражаемся, мистер Грейзер.
– Ну, так самовыражайтесь потише, Бейли.
Посередине баскетбольного зала стулья расставлены кругом. Похоже, сегодня на сборе нашей группы – самом последнем – мы рассядемся в круг.
Я едва не разворачиваюсь и ухожу, но сегодня в конечном счете последний день, так что заставляю себя сесть, поздороваться с нашей группой и дождаться мистера Левина. Я вытягиваю ноги, скрещиваю их в лодыжках, откидываю голову назад и закрываю глаза. Все подумают, что я или с похмелья, или устал, или просто мне все наскучило до чертиков, но на самом деле сердце у меня стучит чаще и громче обычного.
Что бы ни значил этот круг, не жди ничего хорошего.
Я слушаю, как остальные устраиваются, переговариваясь то громче, то тише. Слышу, как Либби что-то говорит, когда усаживается, а потом скрип кроссовок по истертому полу – это мистер Левин.
Он начинает:
– Вам, наверное, интересно, почему на этом нашем заседании мы расселись кругом.
Я открываю глаза, сажусь немного прямее, изображаю на лице интерес и всем видом показываю, что меня ничего не пугает. Бросаю взгляд на Либби. Мне хочется сказать: «Прости. Мне тебя не хватает». Но она смотрит на мистера Левина, держащего в руках баскетбольный мяч.
– Сегодня мы по очереди отметим пять положительных качеств каждого из присутствующих здесь. Поскольку я начинаю, то отмечу пять хороших качеств, скажем, у Мэдди. – Он бросает мяч Мэдди. – Ты добрая, пунктуальная, вежливая, покладистая в общении и более уверенная, чем когда мы начали наши встречи. Затем Мэдди отмечает пять хороших качеств у меня.
Мэдди отвечает:
– Вы носите классные бабочки, похожи на Доктора Кто, довольно сдержанный для учителя, не очень утомляете нас занятиями, и с вами очень интересно.
Она бросает мяч обратно мистеру Левину.
– Прекрасно, Мэдди, спасибо. Следующим мяч от меня получит или Джек, или Энди, или Наташа, или Тревис, или Либби, или Кешон, пока я не выскажусь обо всех. Затем все по очереди пойдем по кругу. Вопросы есть?
Кешон спрашивает:
– Все, что хочешь, лишь бы хорошее?
– Скажем так: что хочешь с ограничением тринадцать плюс.
Все смеются, кроме Кешона, который явно растерян.
Теперь все мы разглядываем и изучаем друг друга, несомненно, пытаясь придумать пять положительных качеств. Я тоже всех изучаю, но по-другому. После наших занятий я могу выделить в группе Кешона, а Наташа, наверное, девушка с длинными каштановыми волосами, положившая руку ему на ногу, – по крайней мере я так надеюсь ради самого Кешона. Я узнаю Либби, потому что она самая полная из девчонок, и Мэдди благодаря мистеру Левину. Но, как обычно, у меня трудности с Энди и Тревисом. Они одного роста, одинаковой комплекции, у обоих всклокоченные, падающие на глаза волосы. Можно различать людей по характерным жестам вроде того, как они отбрасывают волосы с лица, но эти просто хлопают из-за челок глазами.
Я говорю себе, что справлюсь, если только мистер Левин выберет первым кого-то другого. Теперь я думаю, что бы мне сказать о присутствующих. Кешона и Наташу застукали за занятием сексом в одном из туалетов, что является куда более веской причиной быть здесь, чем у любого из нас. Мэдди здесь потому, что воровала косметику из шкафчиков в раздевалке. Энди испортил школьное имущество (пописав на него), а Тревис на спор раскурил косяк прямо на уроке. Так что вот. Единственный человек, о котором я могу сказать хорошее, – это Либби. И вместо пяти положительных качеств я бы набрал их добрую сотню.
Левин говорит:
– Джек, может, ты начнешь?
Вот влип.
Я лучезарно ему улыбаюсь.
– Отдаю первенство дамам. Рыцарство и все такое.
– Уверен, что дамы оценят твой жест, однако полагаю, что в данном случае они не станут возражать.
Он откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и ждет.
По какой-то причине я гляжу прямо на Либби. Не бросай меня, Либби Страут, когда ты мне нужна больше всех. Она хмурится, и в какой-то момент я жду, что она скажет мне «отвали» или просто встанет и выйдет вон. Но она, наверное, замечает мое отчаяние, потому что произносит:
– Прошу прощения, мистер Левин, но пока не забыла… Тревис, у нас завтра тест на вождение?
Она смотрит на сидящего напротив нее парня в черной футболке с длинными рукавами.
– Что? Правда, что ли? – Он хлопает на нее глазами сквозь челку, открытый рот напоминает букву «О», и меня вдруг разбирает смех.
– По-моему, Домингес говорил… Или это по другому предмету… Ой, погоди-погоди. Похоже, по истории контрольная.
Мистер Левин смотрит на нее так, словно знает, что она что-то задумала, но произносит лишь:
– Джек, начинай.
Кешон хорошо играет в баскетбол. Наташа – позитивная особа, которая всегда улыбается. Мэдди кажется очень умной. Энди в прошлом году помог нам попасть в лигу штата по футболу. У Тревиса прекрасная коллекция винтажных футболок. Вот как-то так.
А вот что они говорят обо мне: Джек симпатичный. Джек собранный. Джек ездит на классной машине. Джек живет в красивом доме. У Джека прекрасная улыбка. У Джека прекрасная прическа. Джек умный. Джек забавный. Джек хорошо играет в бейсбол. Джек, наверное, поступит в любой колледж, куда подаст документы.
Я знаю, что они говорят из добрых побуждений, но чувствую себя каким-то выжатым. Может, у них такие же ощущения, но мне хочется сказать: «Вы меня не знаете. Если это все, что вы обо мне думаете, вы понятия не имеете, кто я на самом деле».
Но кто в этом виноват?
Я поворачиваюсь к Либби.
– Ты добрая. Наверное, добрее всех, кого я знаю. К тому же умеешь прощать, хотя бы немного, но я надеюсь, что гораздо больше, а по мне – так это супердостоинство. – Она смотрит мне прямо в глаза, и ее взгляд очень красноречив. – Ты чертовски умна и не ведешься на чужую болтовню, а меньше всего – на мою. Ты та, кто ты есть. Ты знаешь, кто это, и не боишься, а многие ли из нас могут так сказать? – Она не улыбается, но речь не о ее губах. Речь о ее глазах. – Ты к тому же сильная. Дело не в том, чтобы свалить парня с ног одним ударом в челюсть. (Все смеются, кроме нее.) Я говорю о внутренней силе. Если бы я мог изобразить внутреннюю силу, она бы выглядела как треугольник из карбина. Он обладает самой устойчивой структурой и является самым прочным материалом в мире. Ты делаешь лучше жизнь окружающих тебя людей…
Я собираюсь продолжить, но мистер Левин прерывает меня:
– Тут на самом деле больше пяти качеств. Мне хотелось бы, чтобы ты продолжал, но нужно, чтобы все успели высказаться. Вообще прекрасная работа, Джек. Хорошее начало.
Либби по-прежнему смотрит на меня, и глаза ее распахнуты, как небо.
И вот тут наступает это мгновение.
Я как будто бы вижу ее. Не только ее янтарного цвета глаза или веснушки на щеках, но как бы вижу ее всю.
– Джек? Теперь очередь Либби.
Я чешу себя по затылку, где волоски встали дыбом.
– Да. Конечно.
Бросаю ей мяч.
Она несколько секунд разглядывает его, осторожно и бережно перекатывая в руках, словно держит в них весь земной шар. Затем переводит взгляд на меня, и в нем трудно хоть что-то прочитать. Открывает рот, потом закрывает. Снова открывает. Обнаруживается, что она не может назвать во мне пять положительных качеств. Только одно.
– Вообще-то ты неплохой парень, Джек Масселин. Вот только не уверена, что ты сам об этом знаешь.
Я стремительно выхожу из спортзала, едва не срываясь на бег. Но Джек нагоняет меня и идет рядом, волосы у него вздымаются и развеваются, словно сами создают некий ветровой эффект.
– Спасибо за то, что сказала обо мне, – говорит он.
– Да так, пустяки.
– Для меня не пустяки. Кстати, что ты вчера сотворила? Ты моя героиня.
– Ты велел мне одеться.
– Потому что Мозес Хант подошел слишком близко, и кто знает, что бы он мог натворить. Я не хотел, чтобы кто-то в тебя вцепился.
– А-а, вот и ирония. – И тут, потому что никак не могу сдержаться, я говорю ему: – Я, наверное, стала очень заразной.
– Знаю. Видел. Слушай, какая-нибудь девчонка посмотрит это видео, и ты вдохновишь ее на покупку фиолетового бикини. Ты принесешь людям пользу. Вот смотри. Повсюду девчонкам разных габаритов захочется иметь свое такое бикини. Производители одежды по всему миру станут рвать жилы, чтобы произвести достаточно фиолетовых купальников для удовлетворения спроса. Девчонки перестанут спрашивать: «А в этих джинсах задница у меня очень большая?» Им станет все равно, большая она или маленькая. Они станут носить все, что им захочется, и в свое удовольствие.