Западная долгота 113°30 . Широту определить не успел.
Сегодня 18 апреля.
Джу
Снова тяжкая ночь. Более тяжкая, чем предыдущая. Горю огнем, заливаюсь потом. Постель и та мокрая. Безостановочно льет дождь. У Дончо сердце разрывается. Сказал мне много хороших слов. Он не может спокойно смотреть на меня. А одно время злился. Но то было в момент кризиса. Сейчас я для него «самая дорогая». В глазах у него застыли слезы. Обманывает меня, говоря, что чувствует себя лучше.
Днем дождь прекратился. Облачно, но дует хороший ветер. Дончо с семи утра у руля. Я лежу в постели, хорошо укутана. Только иногда помахиваю ему рукой, когда вдруг становится грустно. Еще много времени потребуется, чтобы добраться до Маркизских островов. А может, я быстро поправлюсь?
– Акула снова появилась, – докладывает Дончо. – Судов на горизонте не видно, Земли – тоже.
Дончо
Джу совсем плохо. Нет ничего хуже, когда ты ничем не можешь помочь. А она лежит и смотрит в одну точку на потолке. Часто улыбается и говорит, что завтра непременно поправится. Я в свою очередь ее успокаиваю: дескать, самое трудное уже позади, мол, глаза у тебя прояснились и лицо потеплело. Понимает, что лгу. И глаза становятся печальными. Прекрасно знаю, что у нее на уме. Джу чувствует себя виноватой в том, что мы идем медленно. Она ведь хорошо осведомлена, что каждый день задержки увеличивает риск путешествия. Мучают ее и мысли о Яне, о нашей давно уже не обласканной и не целованной дочурке.
Чувство надвигающейся, еще неизвестной опасности овладевает и мной. Но я не вправе нести вахту и по ночам. Я обязан, я должен быть здоровым и сильным. Погода каверзная. В любой момент может разыграться буря, и тогда уж надо быть начеку, придется дежурить круглосуточно. Поэтому сейчас самое важное – беречь силы. Нельзя расходовать их неразумно, спешить, проявлять нетерпение.
Тяготят ли меня эти мысли? Нет. Я готов ко всему и убежден, что мы справимся с трудностями. А сейчас пока жду, чтобы миновал этот час, этот день. Жажду, чтобы Джу скорее поправилась, переборола болезнь. Уверен, после все будет хорошо. Не представляю, что уж может быть хуже. Разве что потонет «Джу»?
Если бы мачта не сломалась, я бы сейчас поставил двойные стаксели, и по крайней мере по ночам мы не дежурили бы у руля, хотя и шли бы медленнее. Есть готовые стаксели, но они велики, крепить их на нашей самодельной гик-мачте опасно. Да и боюсь оставлять мачту без постоянного присмотра. В любую минуту она может сломаться.
Последние три дня пишу без всякой охоты. Чертовски устал. Делаю записи после того, как сверну паруса. Спускаюсь в рубку, зажигаю фонарик и берусь за перо.
Джу
Сегодня почувствовала себя лучше, хотя по-прежнему много времени провожу в рубке. Одно плохо: как только наступает вечер, меня начинает лихорадить. И все-таки я выкарабкалась! Пошла на поправку. Даже два-три раза подменяла Дончо у румпеля. Вечером посижу за рулем еще часа три, мы сможем тогда быстрее идти, благо ветер попутный.
Лопнул штаг, который удерживал мачту сзади. Теперь паруса тянут ее вперед. На Хива-Оа обязательно заменим мачту, лишь бы она выстояла до той поры. Да нашем пути есть район, в котором, как отмечено на всех картах, дуют ветры, превышающие 8 баллов. А для нас это очень много.
«Наша» акула не отстает от лодки. Появилась и другая. У новенькой нет белого пятна на спинном плавнике, зато размером она больше – около двух метров. Плывет почти у поверхности воды. Тело у нее желто-бурого цвета, а рыло тупое и злое. Подплывет на полметра к борту, затем снова отплывает на прежнее расстояние. Вокруг нее увивается целая стая рыб-лоцманов. Интересно, чего она увязалась за нами? Мы же не выбрасываем пищу. Запускаю в акулу пустой банкой. Она виляет чуть в сторону, делает круг около банки, подплывает к ней, почти ткнется в нее носом и уходит прочь.
Я где-то читала, что акулы пожирают все что угодно. Но похоже, консервные банки они не жалуют.
Пока лежала в постели, все думала о нашей лодке. Держится она чудесно. Три ночи дрейфовали, но ни одна волна не перехлестнула через борт. Утром, когда мы просыпались, лодка строго держалась курса 240°, повернувшись по ветру к волнам. Может быть, это потому, что мы не ставим плавучий якорь. Он всегда поворачивает лодку бортом к волне. А без якоря «Джу» с какой-то поразительной легкостью увертывается от волн или встречает их под небольшим углом, взбирается на гребень и неторопливо, плавно и грациозно скользит вниз. По-моему, единственное назначение плавучего якоря – случайно самому не оказаться на дне. Лодка сама знает, что и как делать.
Спасательная лодка «Джу-V».
Рубка крепкая и весьма устойчивая. По внутренним размерам шире и удобнее, чем прежняя. А секрет в том, что мы выбросили водонепроницаемые ящики. Убеждена, начальник ремонтной мастерской Тодоров выполнил абсолютно все возможное и необходимое. На этот раз мы послушали его – сделали палубу на лодке, и теперь основная масса воды скатывается обратно в океан через специальные отливы – шпигаты. Бригада столяров Вани Атанасова – бай[14] Димо, Живко и Илия – два месяца трудилась и собирала «Джу» столь тщательно, будто сама намеревалась совершить на лодке опасное путешествие. Кроме того, они же смастерили ей такой «крепкий дом» для перевозки в Кальяо и так хорошо закрепили в нем лодку, что все единодушно признали – никто и никогда еще не видел столь добротной упаковки груза. Перуанцы от восхищения цокали языком и похлопывали лодку по корме, словно доброго коня.
Поломка мачты и руля – это вещи, не зависящие ни от нас, ни от кого-либо другого. Погоду нельзя предвидеть. Так же, как и силу ветра. Пожалуй, правы были турки в Галлиполи. Когда Дончо спрашивал у них, какая будет погода завтра, они поднимали глаза к небу и говорили: «Аллах ее знает!» Тогда, в ноябре 1975 года, мы путешествовали на яхте «Эол» вдоль островов Греции. Плавание оказалось тяжелым, так как погода выдалась скверной. Но самое главное, мы тогда не разочаровались в своих друзьях. Никто из них ни разу не плавал на яхтах даже в хорошую погоду, я уже не говорю о дурной. Однако все держались так непринужденно, так мужественно переносили невзгоды, что я и теперь с радостью вспоминаю о том нелегком путешествии.
Увлеклась и очень отклонилась от темы. Но мне ничего иного не остается делать.
5°45 южной широты и 114° западной долготы. Таковы на сегодня наши координаты. До Маркизских островов остается еще целых 25°.
Дончо
Во время Атлантической экспедиции мне пришло вдруг на ум, что в болгарском фольклоре есть только одна поговорка, связанная с морем: «Ему и море по колено». Так говорят о человеке, не умеющем оценить собственные возможности и безрассудно хватающемся за дело, которое ему явно не по силам.
В нынешнее плавание я вспомнил о мудрых предостережениях: «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь», «Не зная броду, не суйся в воду», «Всякое дело концом хорошо», «Начиная дело, думай о конце», «Не мудрено начать, мудрено кончить». И о самой для меня неприятной: «В море – дырка» – что означает, что все твои усилия напрасны и что никто и ничто не сможет уже ничего изменить.
Обыватель превзошел самого себя: «На дерево без корней не лезь!» Эта пословица типична для моих соотечественников, живших столетие назад. Дерево без корня! Вот он – страх перед морем! Мол, держись подальше от моря – меньше горя. Для понятий тех времен деревом без корня могла быть только лодка. В стране тогда еще не было ни самолетов, ни автомобилей.
Странно! Но от всех народных творений на морскую тему веет некой отчужденностью, проглядывает вековой страх перед морской стихией. «Утопающий в море хватается и за змею». Я прочитал это в «Записках о болгарских восстаниях» Захария Стоянова. И мне стало совершенно ясно: болгарин раньше не любил моря. Слово «море» употреблялось как синоним чего-то далекого и ужасного.
Тракийские беженцы, селившиеся в Приморье, ставили свои дома глухой стеной к морю. Никаких окон в ту сторону! Они его ненавидели, потому что оттуда дул холодный ветер. А вот окна в домах местных жителей смотрели на море.
В наше время все переменилось. Мы с Джу – веское доказательство тому.
Долгий путь мы прошли. И нелегкий! Сначала приходилось всем объяснять и всех убеждать, что нет никакого риска в том, чтобы переплыть море на обычной спасательной шлюпке. И слушатели, и мы знали истину, но помалкивали: так удобней для обеих сторон. После успеха первых экспедиций мы робко заговорили о риске. Сейчас нашему делу уже не мешает настоящая правда. Никто не пугается при упоминании о плавании через океан на спасательной лодке. Люди воспринимают теперь искушения судьбы как неизбежный элемент подобной экспедиции и допускают, что рисковать можно, что риск даже имеет смысл, что полезный риск допустим.
Мы не первые, кто доказал, что риск – это далеко не смерть. Но и наши экспедиции еще и еще раз напоминают людям о необходимости лишь благородного, осмысленного риска.
Ветер разогнал тучи. Заулыбалось огромное солнце. Гигантский красный шар, словно круг расплавленного металла. Печет страшно. Давно я не испытывал на себе зубы тропиков. Беспрестанно потею. А мне еще целых десять часов нести вахту. Может, лучше дождь? Не знаю. Но, пожалуй, предпочтительней, если бы небо покрыли мирные, спокойные, недождевые облака. Чтобы окатиться водой, мне надо бежать на нос лодки, а пока я там буду освежаться, паруса могут запутаться. На корме же обливаться нельзя – вода попадет в «трюм» и подмочит наши запасы. Остается поднять с постели Джу. Но мне совестно беспокоить больную, и я продолжаю обливаться… потом в семь ручьев.
Море спокойное. Ветер около 3 баллов. Ход лодки – 2 узла. Небо чистое. Видимость великолепная.