Обессилев, задыхаясь от ярости и усталости, я решаюсь предпринять еще одну отчаянную попытку разжалобить неумолимого корреспондента моего мадридского банкира и отправляюсь к нему, сказав Э., что, если я и на сей раз потерплю неудачу, мы в самом крайнем случае сможем обратиться к г-ну Уильямсу[370]: впрочем, из вполне естественной деликатности мы оба меньше всего хотели утруждать консула решением наших дел, ведь он слишком долго занимался нашими развлечениями. Хозяин постоялого двора и армия кредиторов смотрят мне вслед качая головой: я не сомневаюсь, что они объясняют наше отчаяние причинами неприятными для них и нелестными для нас.
За час до отхода злополучного пакетбота я возвращаюсь в дом моего неумолимого Креза; близится час сиесты, а это все равно что наводнение. Еще полчаса, и, даже если дело пойдет о спасении человеческой жизни, он ни за что не откроет дверь прежде своего второго пробуждения.
Я вхожу… те же просьбы, те же отказы. Я настаиваю, молю, выхожу из себя. «Нет, – говорю я в ярости, выходя наконец из дома банкира, чтобы направиться к г-ну Уильямсу, – вы не заставите меня провести лето в Севилье!..»
Хозяин дома провожает меня с неизменной испанской учтивостью; прощаясь, он замечает довольно большой лист бумаги, сложенный вчетверо и зажатый в моем левом кулаке. «Вы уверены, – спрашивает он, – что искали письмо повсюду, где оно могло находиться?» – «Ах, сударь, что вам за дело? Будьте уверены, я осмотрел все, что мог». – «Позвольте, – говорит степенный испанец, разжимая мои пальцы, сжавшиеся от ярости, – позвольте; мне кажется, я его узнаю; вот же оно!»
Это в самом дело было оно, причем я сжимал его в кулаке с самого утра!.. Только чудом я его не потерял!.. Рука моя оказалась умнее меня. С самого первого моего выхода из дома она не переставала хранить письмо, между тем как воспаленное воображение заставляло меня безуспешно искать его повсюду.
Боязнь потерять письмо убедила меня в том, что я его потерял.
Не стану распространяться о моем смущении, о моей радости, о душившем меня смехе; я завидовал бесстрастию банкира, который видел мое возбуждение, мое смятение. Более всего мучил меня стыд за недостаток хладнокровия и сообразительности, обнаруженный мною в присутствии чужестранцев. У себя на родине человек может быть глупцом совершенно безнаказанно, он отвечает только за себя; но путешественник в чужих краях, делая глупость, позорит всю свою нацию. Вот что я чувствовал: я ощущал обиду за французскую честь, я стыдился того, что пустился в путь, не имея добродетелей путешественника, и с комической горечью говорил самому себе: лучше было остаться дома и не отправляться в такую даль бесчестить французский характер.
Пора было, не мешкая, отнести деньги на постоялый двор, расплатиться и уехать; багаж мой на всякий случай вновь упаковали, но следовало еще рассчитаться с кредиторами. Тут вновь повторилась смешная и безумная сцена, которую я уже начал вам описывать; вся компания, успокоившись насчет моей платежеспособности, казалось, сбросила с плеч тяжелый груз: каждый вновь проявил свой характер или, вернее сказать, возвратился к своей роли и дал волю своему насмешливому нраву. Комизм этих сцен был разителен, но более всего удивляла меня моя собственная роль. Я никогда, даже в молодости, не любил донжуанов; я не постигал, отчего именно мне, в моем теперешнем возрасте, выпало подражать этому повесе в Севилье, на его родине. Я чувствовал себя как будто на театре и не сводил глаз с окружавших меня фигур. Все были одеты в соответствии со своими занятиями, но с неизменной живописностью.
Как бы там ни было, фарс, длившийся с самого утра, был столь беспорядочным, столь шумным, столь безумным, а главное, столь новым, что, хотя самую смешную роль в нем сыграл я сам, я не мог не наслаждаться зрелищем более пикантным, более забавным, чем все, что я когда-либо видел.
Для довершения этой картины нравов следует непременно упомянуть, что всякий раз, когда, подавляя нетерпение или смех, я поворачивался к окну, я видел в нашем patio свояченицу нашего хозяина, ту самую нифму, которая предшествующей ночью одерживала победы столь блистательные и столь разнообразные… Утомленная славой и наслаждениями, она почивала на давешних лаврах и – осмелюсь ли сказать? – курила у всех на виду гаванскую сигару! Вот истинная maja sevillana![371] иными словами, африканская женщина в Европе, крещеная арабка, плененная газель… Эта необыкновенная особа взирала на нас с апатичным кокетством; а мы, готовясь навсегда покинуть этот удивительный край, обменивались с андалузской танцовщицей бурлескными комплиментами, рождавшими взрывы смеха. Однако в последнюю минуту приключилось происшествие, на которое было совершенно непростительно ответить смехом, хотя и было совершенно невозможно от смеха удержаться. Что может быть комичнее, чем смешная печаль?
Некий англичанин, которого я видел всего один раз, а именно накануне, на нашем балу, является и сообщает с видом серьезным и скорбным, что должен принести мне свои извинения: ведь он прошлой ночью присутствовал у меня на балу, но не пригласил меня на следующее утро посетить похороны его дядюшки; меж тем разговор этот происходил как раз следующим утром! Не могу передать, как трудно было мне не рассмеяться, слушая эту речь; впрочем, передавать мои чувства нет никакой необходимости, ибо я надеюсь, что вы их разделяете. Холодный пот выступал у меня на лбу при мысли, что я способен упасть на землю от хохота в ответ на эту кладбищенскую учтивость, преследовавшую меня даже на балу!.. Чем ближе был приступ этого злополучного безумного смеха, тем меньше оставалось в моей душе настоящего веселья; ведь конвульсии – это не радость. Однако сугубо физическая веселость была неодолима, и дело грозило кончиться скандалом. Англичанин мой явно был не слишком опечален, коль скоро явился на бал; и его траурные ужимки в сочетании с символами безумия, по-прежнему меня окружавшими, вызывали у меня неудержимые нервные содрогания. Я прикусывал себе язык, я впивался ногтями одной руки в ладонь другой, лишь бы ответить, не нарушая приличий. В конце концов отъезд – этот образ смерти – освободил меня от похорон; теперь я пишу вам на борту пакетбота; я умираю от усталости и приплыву в Кадис совсем разбитым. Чтобы отдохнуть от моих безрассудных развлечений и немедленного возмездия за них, я взялся описывать вам все это: я могу забыть лишь то, что занес на бумагу. Память, которую принимают за самую слабую из умственных способностей, умеет, однако, очень разумно отделять то, что полезно сохранить, от того, что не жалко потерять. Вот я и отделался от этого досадного воспоминания.
СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ОА – Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 3; Т. 4. СПб.: Изд. графа С. Д. Шереметева, 1899.
ПД – Пушкинский Дом.
РГАЛИ – Российский государственный архив литературы и искусства.
РГБ – Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки.
Аверинцев 1986 – Аверинцев С. С. Школьная норма литературного творчества в составе византийской культуры // Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. М.: Наука, 1986. С. 19–90.
Авраамий 1784 – Сказание о осаде Троицкого Сергиева монастыря от Поляков и Литвы … / Сочиненное … Авраамием Палицыным. М.: Моск. тип., 1784.
Азадовский 2008 – Азадовский К. Чаадаев и графиня Ржевусская // Вопросы литературы. 2008. № 5. С. 330–341.
Алексеева 2012 – Алексеева М. Л. Переводческие пояснения во времени и культуре // Политическая лингвистика. 2012. № 1 (39). С. 1–7.
Алексейцева 2009 – Алексейцева Т. А. Примечания переводчика: за и против // Известия Рос. гос. пед. университета им. А. И. Герцена. № 99. 2009. С. 117–121.
Альтшуллер 1975 – Альтшуллер М. Г. Неизвестный эпизод журнальной полемики начала XIX века («Друг просвещения» и «Московский зритель») // XVIII век. Сб. 10: Русская литература XVIII века и ее международные связи / Отв. ред. И. З. Серман. Л.: Наука, 1975. С. 98–106.
Анненков 1983 – Анненков П. В. Парижские письма / Издание подготовила И. Н. Конобеевская. Л.: Наука, 1983.
Аркадьев 2022 — Аркадьев М. Мой Верлен // Сноб. 2022. 21 июня (https://snob.ru/profile/23839/blog/1006055/).
Архив 1921 – Архив братьев Тургеневых: 1911–1921. Вып. 6: Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. Т. 1: 1814–1833 гг. / Под ред. и с примеч. Н. К. Кульмана. СПб.: Отд. рус. языка и словесности Рос. Академии наук, 1921.
Бальзак 1844 – Бальзак О. де. Евгения Гранде / Пер. Ф. М. Достоевского // Репертуар и Пантеон. 1844. Кн. 6–7.
Бальзак 1927 – Бальзак О. де. Эжени Гранде / Пер. И. Мандельштама. Л.: Прибой, [1927].
Бальзак 1951–1955 – Бальзак О. де. Собр. соч.: В 15 т. М., 1951–1955.
Бальзак 1986 – Бальзак в воспоминаниях современников / Сост., вступ. ст. И. Лилеевой. Коммент. и указатели И. Лилеевой, В. Мильчиной. М.: Худож. лит., 1986.
Бальзак 1995 – Бальзак О. де. Физиология брака. Патология общественной жизни / Пер. О. Гринберг и В. Мильчиной. М.: Новое литературное обозрение, 1995.
Бальзак 2000 – Бальзак О. де. Изнанка современной истории / Пер. с фр., вступит. ст. и примеч. В. А. Мильчиной. М.: Независимая газета, 2000.
Бальзак 2017а – Бальзак О. де. Мелкие неприятности супружеской жизни / Пер., вступ. ст. и примеч. В. А. Мильчиной. М.: Новое литературное обозрение, 2017.
Бальзак 2017б – Бальзак О. де. Утраченные иллюзии / Пер. с фр. Н. Яковлевой; сопроводит. ст. В. Мильчиной. М.: Время, 2017.
Бальзак 2018 – Бальзак О. де. Блеск и нищета куртизанок / Пер. Н. Г. Яковлевой. Сопроводит. ст. В. Мильчиной. М.: Время, 2018.
Бальзак 2019 –