Металлическая складная конструкция внутри тульи шляпы-цилиндра «шапокляк»
После революции хорошо одетые мужчины рассматривались как «буржуазная сволочь», а многие элементы городского костюма вынуждены были исчезнуть из обихода[73]. Идеологические воззрения большинства, честные или лишь видимые, играли большую роль, но полностью срезать под корень привычки человека было невозможно. Современники вспоминали о праздновании москвичами Пасхи в 1920-м году: «На Пасхе можно было видеть нарядных людей. Некоторые даже воздели на себя „котелки"»[74]. Или взять, к примеру, территории государств, сильно тяготевших вплоть до революционных событий к течениям западной моды из-за близости границ.
Парный портрет, мужчина держит в руке соломенную шляпу-канотье, июль 1923 г., Бахмут, Донецкая губерния, УССР
Единственным головным убором, который сохранил свои устойчивые позиции, стала фуражка (фран. fourrage) – мужской головной убор с козырьком.
Фуражка носилась почти всеми чинами армии, а позже совершила экспансию в ряды гражданского населения. Форма, цвет полотна и отделка фуражки строго прописывались в регламентирующих указах как для военных, так и для гражданских чиновников[75]. Вне униформы фуражка была известна как кар – туз. Зимой фуражка обязательно комбинировалась с уже упомянутым башлыком.
Студийный портрет мужчины в картузе и детей в кепи, начало XX в.
В период новой экономической политики возродилась мода на мужскую одежду европейского покроя, когда в обиход нэпмана вернулись «фраки старого образца, визитки, смокинги, коверкотовые костюмы, цилиндры, шляпы «борсалино»[76] и т. д.». В 1920-е годы, как в Москве, так и в Петрограде-Ленинграде продолжали работать портные, начинавшие еще до революции. Окончательное уничтожение имперских фасонов, в том числе красивых шляп, в городском костюме мужчины произошло в 1930-е годы после опустившегося железного занавеса.
Глава 12Безупречная борода
Усы, борода, прическа – все три элемента испокон веков играли очень важную роль в облике мужчины, дополняя костюм.
С тех же незапамятных времен парикмахерская или, как ее еще называли, цирюльня, была общественным местом, где мужчины общались, делились новостями, неким мужским клубом. В Российской империи мода на прическу и бороду менялась буквально каждое десятилетие, отследить определенные веяния весьма сложно: в 1850-е годы «бороды стригли по моде остроконечными эспаньолками, но носили и более окладистые русские бороды»[77], а модной прической считались длинные волосы с пробором на разные манеры, в 1870-е годы мужчины продолжали носить усы и бороды различных форм, а среди причесок были популярны подвитые волнистые волосы. К началу XX века существовало огромное разнообразие причесок и форм усов с бородой, каждый решал сам для себя. На старинных фотографиях начала века многие мужчины брились начисто, сосредотачивая свое внимание только на прическе, некоторые брили бороду и оставляли пышные усы, завивая их колечками вверх.
На рубеже XIX–XX веков индустрия готового платья давала каждому мужчине возможность прилично одеться, а развитие техники и гигиены обеспечивало ему аккуратный волосяной покров на лице и голове. Если для создания модной или просто приличной прически все же необходимо было посетить парикмахера (цирюльника), то побриться теперь можно было и дома с помощью бритвенного станка.
Такой станок т-образной формы со сменным лезвием двусторонней заточки был изобретен в 1901 году К. К. Жилеттом, а к 1904 году компания создателя продала 90 000 станков[78]. Указанная цифра не может свидетельствовать о каком-то необыкновенном взрыве популярности, для распространения по всему миру цифры маловаты, но здесь необходимо помнить об особенностях авторских прав на патентное изобретение, а также существование аналогичных конструкций других изобретателей. Для рынка Российской империи примером таких конструкций в начале XX века стала «Самобрейка» – безопасный бритвенный станок с вогнуто-шлифованным лезвием из магнитной стали. Главным отличием этого образца от разработки Жилетта было лезвие, у последнего оно сменное, рассчитанное на несколько десятков раз применения, а у «Самобрейки» оно было одно и дополнялось устройством для самостоятельной заточки и инструкцией для безопасного применения. Инструкция, кстати, содержала указание о необходимости осуществлять бритье сверху вниз, что советуют делать и при посещении сегодняшних барбершопов[79].
Инструменты для домашнего бритья начала XX в., слева направо: опасная шведская бритва в футляре от московского Товарищества П. И. Махина и Кº, принадлежала московскому врачу И. В. Фомину; безопасный бритвенный станок «Самобрейка», Германия для Российской империи, происходит из семьи нижегородских купцов Рязановых; помазок (кисть) для бритья; ремень для правки опасных бритв торговой марки Ideal, США для Российской империи
Невысокая популярность станков была связана с тем, что не все квартиры имели доступ к горячей воде в нужный момент. Кроме того, посещение цирюльника для городского мужчины рубежа XIX–XX веков было важным мероприятием, традицией, наравне с посещением бани. В дореволюционной России существовало несколько типов мужских парикмахерских. Дорогие заведения, где «кресла напоминали зубоврачебные, на чугунных тумбах, с механизмом для подъема… мастер считал своим долгом занимать клиента городскими сплетнями, при работе он пританцовывал, жонглировал инструментом, оттопыривал мизинец, манерничал»[80], благодаря такой обстановке стали местами досуга для многих горожан, они же стали прообразами современных барбершопов. Заведения попроще были совсем небольшими, с обычными стульями и с более простым сервисом, либо его отсутствием. Состоятельные клиенты не посещали городские парикмахерские, к ним мастер приходил на дом.
Казалось бы, в весьма сложную послереволюционную эпоху перемен у жителей было множество других проблем, помимо стрижки усов и бритья бороды, например, починка последнего приличного пальто с недавно образовавшейся дыркой на рукаве. Традиция и сам процесс посещения брадобрея расположились если не выше, то, как минимум, на аналогичном уровне, это было своего рода способом скрасить серые будни революционной эпохи. Кроме того, никто не рисковал брить себя опасной бритвой при отсутствии безопасных станков, поэтому профессия цирюльника по-прежнему была необходима, а сами заведения сохраняли популярность. В 1914 году москвич Никита Окунев в своем дневнике писал о новостях с фронта, политике, ситуации на бирже и очень мало о таких мелочах, как визит к цирюльнику, тогда как в 1918 году он подробно рассказывает, что посетил баню и воспользовался услугами мыльщика, брадобрея и ногтестригалы за 17 рублей 80 копеек вместо 3 рублей в предреволюционный период[81], не говоря уж о ценах в самых маленьких заведениях, в которых самая низкая цена колебалась от 5 до 10 копеек в начале XX века[82]. Посещение отдельно парикмахерской в 1918 году обошлось ему в 20 рублей[83], в июне 1919 года визит к парикмахеру стоил 28 рублей[84], а в июле уже 58 рублей[85], цены повышались, как и на другие товары и услуги, и были далеко не предельными. Редкие походы в баню и парикмахерскую заслуживали в дневнике отдельного абзаца, что говорит нам о важности этих событий в жизни москвича. Несмотря на дороговизну, сокращение количества этих заведений и их национализацию, очереди туда были постоянны и насчитывали десятки людей. Все объяснялось, как минимум, проблемами с подачей воды в квартирах, а как максимум – привычкой из прошлой эпохи, которой многие до сих пор жили.
Несмотря на существование различных новомодных бритвенных станков, какими бы их распрекрасными ни рекламировали, в парикмахерских по сей день ценится работа мастера, осуществляющего влажное бритье опасной бритвой. Инструмент остается неизменным, а рядом с ним всегда соседствует ремень для заточки.
Помимо инструментов для бритья, как самостоятельного, так и руками мастера, в обиходе мужчины рубежа XIX–XX веков существовали и другие аксессуары. Одним из таких обладал коммерсант Курт Драйер и после поедания вкусных булочек с утра он не преминул им воспользоваться: «Он крепко вытер губы, стряхнул крошки с колен и прошел к себе в номер. Перед зеркалом он остановился, вынул серебряную щеточку, провел ею вправо и влево по усам»[86]. Конечно, в Германии 1920-х годов подобных щеточек для усов было пруд пруди, как и других буржуазных джентльменских элементов, советский товарищ должен был обойтись без подобных излишков. Поэтому в произведении В. В. Набокова это предмет из его юности, о которой он неоднократно вспоминает в своих произведения после отъезда в 1919 году, ведь обратно он уже никогда не вернется. Такие щеточки использовались в дореволюционной России как для создания формы усов, так и для чистки, например, от крошек после еды. Нередко они привозились из поездок в качестве сувенира из путешествий. Например, с 1870-х годов в моде были различные элементы традиционного костюма Кавказа, что связано с его покорением в 1864 году после длительной войны. Туристы привозили оттуда бурки и черкески, оружие, различные аксессуары. Особенно популярными были изделия из серебра, декорированного чернью.