емным. Вне сомнений, она \была необходима в сезон серьезных морозов. Но в условиях города к классическому сюртучном костюму или пиджачному костюму-тройке прекрасно подходило пальто на вате с отложным бархатным воротником.
Мужской повседневный костюм-тройка, конец XIX – начало XX в.
Весили такие экземпляры около четырех килограммов и шились из темно-коричневого или темно-синего кастора или сукна. Пальто были двубортные, с крупными пуговицами и крючком у горла, чтобы владельцу было тепло. Очевидно, что в таком плотном «футляре» на ходу достать часы было невозможно, поэтому зимние пальто оснащались маленькими кармашками для часов, а сами часы могли крепиться стандартным образом за жилет.
Зимнее мужское пальто на вате, начало XX в. торговый дом К. С. Жарова с сыновьями, Апраксин двор, Санкт-Петербург
Глава 17Одежда рассказывает
«Такие истории рассказывает одежда», – пишет историк моды Кристофер Бруард, подытоживая рассказ о «пикантном черном шелковом платье», созданном в 1876 году жительницей Лондона, итальянкой Ирмой Кокко[132]. Платье было пошито ею для себя самой, а позже передано в Музей Лондона (Museum of London) ее внучкой. Несмотря на печальную судьбу Ирмы Кокко, умершей в бедности, подобные истории для Великобритании, Франции, США нередки, что связано с высокой степенью преемственности между поколениями в этих странах – потомки свидетелей той эпохи продолжают по сей день хранить семейные артефакты, а затем передавать на хранение в музеи – на их судьбах не так сильно отразились катаклизмы XX века, которые пришлось пережить гражданам нашей страны. Поэтому сейчас наша задача наверстать упущенное и проявить интерес к истории быта простого человека, сохранить ее для передачи будущему поколению.
За несколько недель до сдачи рукописи этой книги я получил письмо от москвички, доктора экономических наук Марии Борисовны Качеянц. Она сообщила мне, что является правнучкой Марии Афанасьевны Антоновой, той самой владелицы белошвейной и корсетной мастерской, чьей работы ночная сорочка хранится у меня в коллекции.
Рубашка ночная дамская, белошвейная мастерская М.А. Антоновой, 1912–1914 гг., ул. Троицкая, д. 16, Санкт-Петербург
Мастерская Антоновой располагалась на углу Графского переулка и улицы Рубинштейна, там же она жила с семьей. Изделие этой мастерской было приобретено мною несколько лет назад здесь же, в двух шагах, в антикварном магазине на углу Владимирского проспекта и улицы Стремянной. Получается, будучи пошитой в начале XX века, сорочка более ста лет хранилась в семье в двух шагах от места ее создания.
В переписке и в процессе разговора по телефону я сообщил несколько фактов из истории семьи, неизвестных ей до этого момента, в том числе о том, что супруг Марии Афанасьевны трудился в схожей сфере и заведовал портновской мастерской. Дальнейшая судьба семьи Антоновых была пока покрыта мраком. Через несколько дней после этого мне пришло от нее еще одно письмо со ссылкой на сайт – Мария Афанасьевна Антонова была арестована в 1932 году и выслана в Северный край сроком на 10 лет, а реабилитирована лишь в 1989 году.
История Марии Афанасьевны Антоновой не уникальна, аналогичным образом сложилась судьба петербургских купцов Василия Михайловича и Екатерины Алексеевны Комольцевых. Их история для меня также началась с сундука, набитого одеждой, в квартире наследника их внучки. Супруги Комольцевы занимались торговлей тканями и нижним бельем, были репрессированы и отпущены на свободу с окончательно подорванным здоровьем, прожив после этого совсем немного и уйдя из жизни в 1938 году, о чем мне сообщил Денис Дмитровский, праправнук Комольцевых.
О семье московского предпринимателя Ивана Афанасьевича Беликова известно в разы меньше, чем сохранилось его галстуков. С их потомками так и не удалось пообщаться, все переговоры о сундуках с уничтоженной плесенью одеждой велись со странным скупщиком, который продавал их имущество из покосившегося домика в Подмосковье и все время называл их фамилию с ошибкой – Бликов, из-за чего я долго не мог проследить историю этой семьи, два поколения которой владели магазином канцелярских принадлежностей на улице Большая Лубянка.
В некоторых семьях артефактов сохранились лишь единицы, и потомки по-разному относятся к этому наследию. Некоторые скрупулезно хранят ветхие предметы и семейные предания. Так случилось с жилетом петербуржца Ивана Капранского, проживавшего в доме 3 по Ломанскому переулку (ныне улица Комиссара Смирнова). Его «штучный» жилет из шелкового полотна с вытканным цветочным орнаментом до 2019 года хранился в семье тверичан с историей о том, как в 1918 году он смог вывезти семью из революционного Петрограда, а сам остался в городе – больше его никто и никогда не видел, а дальнейшая судьба остается неизвестной.
Совершенно противоположная история произошла с вещами москвички, счетовода Ольги Лебедевой, работавшей в 1911–1919 годах в Московском обществе взаимного кредита. Ее летний костюм-тальер, страусиное боа и другие предметы гардероба буквально выкинули на лестничную клетку вместе с семейным архивом фотографий и документов.
Жилет «штучный» мужской, начало XX в., принадлежал петербуржцу И. В. Капранскому
Костюм-тальер летний дамский, вторая половина 1890-х гг., принадлежал москвичке, счетоводу О. Н. Лебедевой
Порой найденные артефакты рассказывают не просто семейную историю, а являются отсылкой к микроистории региона. Во время своих поездок по Белоруссии в 2016–2018 годах я посещал город Гомель, где минимум дважды столкнулся с элементами мужского костюма начала XX века, сшитыми в мастерских Санкт-Петербурга и Москвы. Первым стал мужской классический сюртук от портновской мастерской кейденовского мещанина иудейского вероисповедания Михаила Семеновича Акселя, известного также как Хаим Шмуилович Аксель.
Мужской классический сюртук, конец XIX в., портновская мастерская М. С. Акселя, Санкт-Петербург
Он родился в 1861 году в местечке Койданов Минской губернии, а в 1879 году основал свое дело. Сначала он занимался исключительно портновским ремеслом, позже содержал «Невскую аптеку» (Невский проспект, д. 68), а также бельевой, парфюмерный и табачный магазины в доме 9 по Большому проспекту Петроградской стороны. Вторым стал мужской визитный сюртук от московской портновской мастерской купца 2-й гильдии Ивана Гавриловича Дорофеева.
Мужской визитный сюртук, конец XIX в., магазин готового платья И. Г. Дорофеева, Москва
Он родился в 1842 году и вплоть до 1910-х годов владел портновской мастерской и магазином готового платья по разным адресам. Такие фирменные вещи вполне могли оказаться в Гомеле совсем неслучайно, ведь город известен как место обитания нескольких еврейских общин, которые развивали там портновское дело, а после активно боролись за свои права рабочих. Приказ о депортации евреев в черту оседлости от 16 марта 1891 года был инициативой московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. В результате многие из них осели в Гомеле. С периода сооружения Либаво-Ромейской железной дороги в 1873 году город приобрел важное коммерческое значение в Приднепровском крае, и ему пророчили богатое торговое будущее[133]. В результате притока рабочей силы в 1890-е годы в городе открывались многочисленные «потогонные» мастерские как части субподрядческой системы владельцев заведений готового платья из Киева, Екатеринослава, Кременчуга[134]. В начале XX века Гомель стал крупной площадкой рабочего движения еврейских швейников, и первые годы нового столетия запомнились погромами и физическим противостоянием рабочих.
За более чем 10 лет моих исследований и существования коллекции не в первый раз находка артефакта из гардероба людей ушедшей эпохи тянет за собой углубление в семейные истории. Результатом является появление образа владельца, подкрепленного знанием сословной и социально-профессиональной принадлежности. Нередки случаи, когда следом удается вскрыть целый материальный пласт в виде архива фотографий, документов, аксессуаров и на примере семейной микроистории проследить закономерности в истории целой страны. С весьма печальными семейными историями, как в случае с Антоновыми и Беликовыми, соседствуют истории других семей. В моей практике таковой стала летопись семьи московских врачей Фоминых, чья история известна буквально год за годом благодаря невероятному семейному архиву, включающему сотни фотографий, документов и, конечно, одежды. Исследование артефактов семьи проводится в ретроспективе жизненных путей Ивана Васильевича (1882–1952) и Антонины Ивановны (1882–1960) Фоминых.
Иван происходит из семьи запасного Лейб-гвардии Семеновского полка, старшего унтер-офицера В. А. Фомина и его жены Евдокии Максимовны, в то время как Антонина родилась в семье безземельного крестьянина Тамбовской губернии И. А. Харитонова и его жены Агрипины Львовны.
Групповой студийный портрет семьи Харитоновых: Владимир, Иван Денисович, Антонина, Агрипина Львовна, Ольга, 1900 г., Москва
Они одногодки и познакомились, предположительно, в начале XX века в процессе получения медицинского образования. Это становится ясно из сохранившейся переписки с признаниями в любви и различными переживаниями с обеих сторон.
В 1906–1909 годах Иван учился на медицинском факультете Московского университета, позже получив звание уездного врача, затем служил младшим врачом в 11 – м гренадерском Фанагорийском полку, параллельно имея частную практику зубного врача. При этом он успевал повышать квалификацию: еще во время учебы в университете изучал теорию и практику массажа и врачебной гимнастики и гинекологического массажа в Школе массажа и врачебной гимнастики М. Е. Протопоповой, затем занимался в лабораториях Химико-бактериологического института доктора Ф. М. Блюменталя. В 1896–1900 годах Антонина Харитонова обучалась в Московской женской гимназии 3. Д. Перепелкиной, затем в школе массажа при лечебнице врача Н. В. Слетова, после чего имела частную практику повивальной бабки и акушерки, повышала квалификацию в оспопрививальном отделении Императорского Московского воспитательного дома. В 1906 году Иван и Антонина венчались в Иоакимоаннинской церкви.