новый договор с СССР, по которому эта организация дополнительно выделяла 20 млн руб., а Советское правительство — 5 млн. Неоднократно наведывался в Москву и Феликс Варбург. Встречался с Рыковым, Бухариным и настолько нашел с ними «общий язык», что по возвращении за океан в печати призвал правительство США к признанию СССР.
Благодаря мощному иностранному финансированию никаких материальных затруднений проекты «Хазарии» не встречали. Это в российском сельском хозяйстве царили развал и отсталость. А для еврейских колоний «Агроджойнт» поставлял сельскохозяйственные машины, удобрения, сортовое посевное зерно, присылал квалифицированных агрономов (и наверное, они были не только агрономами). Колонисты получали ощутимые денежные пособия, ссуды. Такое различное отношение к ним и к коренным жителям нагнетало озлобление татар. Зафиксированы многочисленные столкновения, драки. Но правоохранительные органы во всех конфликтах принимали сторону новоселов. К ноябрю 1928 г. было переселено 26.269 человек.
И все-таки замыслы «Хазарии» стали с самого начала… расползаться по швам. Переселенцы были совсем не приспособлены к сельскохозяйственному труду. Не имели для этого ни малейшего опыта, но и желания тоже. Разбегались по городам, где могли заниматься привычной деятельностью: торговать, портняжничать, устраивать часовые мастерские и парикмахерские. Или уезжали назад в родные местечки. По переписи 1926 г. в Крыму было 39.921 евреев, но из них в сельской местности лишь 4.083. На 1 января 1930 г. их количество возросло до 49.100. А на селе — 10.140. И далеко не все из них стали крестьянами — многие пристраивались счетоводами, бухгалтерами, заготовителями, учителями, продавцами сельских магазинчиков.
Однако в 1928 г. проект «Хазарии» получил новый мощный толчок. Нэп в СССР сворачивался, всевозможные частные конторы ликвидировались. Покатились кампании раскулачивания, коллективизации. А ведь большинство евреев Украины и Белоруссии занимались мелким, но частным предпринимательством. Они должны были остаться без заработков, часть из них попадала в разряд «нэпманов» с конфискациями имущества, лишением гражданских прав. Руководители «хазарских» планов рассчитывали, что уж сейчас-то поедут, чтобы из «лишенцев» превратиться в колхозников, приобрести почетный статус тружеников.
С 1928 г. постановлениями президиума ЦИК СССР и ЦК партии были определены уже не одно, а два места для переселения — Крым и Приамурье. Здесь на землях, отобранных у амурских казаков, построили первые бараки, станицу Тихонькую переименовали в Биробиджан. Организацией приамурских поселений занялись те же КомЗЕТ и ОЗЕТ во главе с Лариным. Очень похоже, что дальневосточный вариант начали разрабатывать из-за того, что отсюда было труднее сбежать, чем из Крыма.
Хотя и декларировалось, что поселения создаются для «перековки» торговцев в тружеников, но первую партию для Биробиджана, тысячу человек, набрали из рабочих. Однако и здесь результаты были плачевными. Проверяющие докладывали, что за первое лето построено лишь 25 изб, вспахано 135 гектаров земли и ни один не засеян. «Среди барачных жителей некоторые умудряются получать переселенческий кредит и ссуды, сидя в бараке, и проедают их, даже не выехав на землю. Другие, менее изворотливые, нищенствуют». К февралю 1929 г. более половины евреев, привезенных на Амур, правдами и неправдами уехали прочь…
Что ж, тогда в Биробиджан погнали еврейскую молодежь. На энтузиазме, пропагандистской шумихе. Отрывая ее напрочь от «корней», от родных гнезд, прошлого воспитания. Ветераны освоения края потом со смехом вспоминали, как им из дома присылали к празднику мацу, а они не знали, что это, ели ее со свиным салом. Но одной из главных целей данных проектов как раз и было «переделать» еврейский народ. Переломить традиции, изменить психологию. Отучить приспосабливаться внутри других народов, сделать из евреев производителей, землепашцев. И воинов. А уж где их впоследствии использовать, какую идеологию внушить, решат те, кому дано право решать.
Из Крыма в 1930–1931 гг. депортировали раскулаченных татар и русских: 4325 семей (25–30 тыс. человек). Отобрали у них 50 тыс. гектаров земли. Основная часть конфискованных наделов, домов, имущества предназначалась для новоселов. Многим, даже в иудейских кругах, эта практика очень не понравилась. Редактор американского журнала «Морнинг журналь» Фишман поднял вопрос: «Этично ли со стороны русского еврейства пользоваться для колонизации экспроприированной землей?» А еврейская газета «Джуиш кроникл» уточтила, что многие бывшие хозяева расстреляны, посажены в лагеря или сосланы. Но с ответом выступил председатель общества «Джойнт» мультимиллионер Луи Маршалл, заявив, что «признает благодетельное право революционных конфискаций».
Очередные переселения вызвали и новые конфликты с татарами. Председатель ЦИК Крымской АССР Мемет Исмаил Кубаев, сменивший расстрелянного Вели Ибраимова, тоже протестовал. Но разделил судьбу своего предшественника, был арестован ОГПУ и впоследствии расстрелян. А в Крыму в 1930 г. был учрежден Фрайдорфский национальный район, 32 национальных сельсовета, стала издаваться газета «Ленин Вег» на идиш. Главный двигатель проекта, Ларин-Лурье, в 1932 г. умер, удостоившись ниши в кремлевской стене. В его честь назвали еще один, Лариндорфский национальный район, возник и третий, Смидовический. А на дочери покойного Ларина женился Бухарин. Только ли за «красивые глазки»?
Иностранные банкиры продолжали оказывать проекту щедрую помощь. В 1932 г. в Москву приехала супруга Отто Кана — партнера Варбургов в банке «Кун и Лоеб». Французская газета «Фигаро» с удивление писала, что госпоже Кан была устроена встреча почти такая же пышная, как королю Афганистана, посетившему Россию незадолго до этого! Даже не банкиру, а жене банкира!.. А одной из главных целей визита госпожи Кан была поддержка «национальных автономий» в Крыму.
Но, как и раньше, переселенческие планы терпели неудачу. Местечковые евреи, даже утратив возможность торговать и кустарничать, вовсе не желали превращаться в колхозников. Они разъезжались куда угодно, но не в Крым или Биробиджан. Чаще всего — в большие города, где можно было пристроиться с помощью родственников, знакомых. В одну лишь Москву их перебралось около 100 тыс. А в Крым многие приезжали только для того, чтобы избавиться от статуса «лишенцев», а потом отправиться в другое место. В 1932 г. «текучесть кадров» по крымским колхозам оценивали в 60–70 %. Но и эта цифра была заниженной. Потому что считали не по людям, а по количеству семей. А еврейские семьи были большими. Получали пособие на всех, выправляли какие-нибудь документы, потом оставались 1–2 человека, и в отчетах начальства они значились «семьей». Остальные же разъезжались, чтобы и самим устроиться, и поддерживать родичей, мающихся в колхозе. Нет, простым евреям она была совершенно не нужна, эта «Хазария».
Глава 7. «Правый» уклон
Была ли связана жизнь в СССР с деятельностью «пятых колонн»? Напрямую. Это отчётливо видно по XV съезду партии в 1927 г. Добивается «левая» оппозиция — и одновременно принимаются постановления об индустриализации. О переносе центра тяжести с легкой промышленности на тяжелую, чтобы обеспечить эту самую индустриализацию не покупным, а отечественным оборудованием. Берется курс и на коллективизацию в деревне…
Но когда принимались эти постановления, их выполнение уже оказалось проблематичным. Потому что планы хлебозаготовок на 1927 г. провалились. Причем совершенно неожиданно! Урожай был отменный. По предложению Бухарина и Рыкова закупочные цены на сельхозпродукты не повышались — они доказывали, что в условиях монополии государства крестьяне все равно продадут хлеб. Но осенью выяснилось, что зерна сдали вполовину меньше, чем в 1926 г.! И другой продукции тоже. Ее не хватало даже внутри страны. Очевидец писал: «Зимой 1927/28 года в городах очереди за хлебом стали обычным делом, масло, сыр и молоко — редкостью. Государственные запасы зерна истощились». Разумеется, это вызывало недовольство граждан. Но ведь экспорт зерна и других продуктов оставался важнейшим источником валютных поступлений для индустриализации!
Что же произошло? В Советском Союзе объясняли, что хлеб «гноили кулаки». Демократические авторы рассуждают иначе — что крестьяне не имели возможности купить промышленные товары, поэтому и не продавали излишки хлеба, предпочитали оставить их у себя. Обе эти версии не выдерживают критики. О том, что крестьяне оставляли продукцию у себя дома, могут рассуждать разве что «бумажные» теоретики, не задумываясь о специфике сельского хозяйства. Зерно не может храниться сколь угодно долго, а уж тем более масло, сыр, молоко. Холодильников-то у крестьян не было. Не было и оборудованных элеваторов, перерабатывающих предприятий. Неужели крестьяне были такими глупыми, что обрекали плоды своего труда на гниение, вместо того чтобы продать, хотя бы и по низким ценам? А кулаки 1920-х были вовсе не крупными производителями, а перекупщиками продукции односельчан. И что же, они потратились на нее, а потом оставили в погребах, пускай пропадает?
Отчасти на срыв заготовок повлияли нагнетавшиеся слухи о войне, теракты белогвардейцев. Если заполыхает, то неизвестно, что будет в стране, что будет с советскими деньгами — все же вернее придержать часть зерна. Но это была лишь одна из причин. Опять же, на какое-то время можно сохранить зерно, но не молоко или сыр. Ответ на вопрос дает нам директива заместителя наркома юстиции РСФСР подчиненным органам от 16 июля 1928 г., она была издана перед следующей заготовительной кампанией: «В случае новой попытки… срыва хлебозаготовок» быть готовыми «к массовому применению ст. 107 Уголовного кодекса» (спекуляция) против скупщиков хлеба. Сельхозпродукцию кто-то скупал!
Кто? Городские нэпманы, желая погреть руки? Но желание барыша у них было всегда. Только в прежние годы оно не создавало особых проблем. А теперь дружно бросились скупать? Хотя можно вспомнить и другое. Подобная методика создания искусственных дефицитов была в отношении России уже отработана, она применялась в 1916–1917 гг. для создания кризиса и привела к Февральской революции. Почему было не повторить удачную операцию? В СССР было вполне достаточно представительств зарубежных фирм, концессий, с ними были связаны многие советские начальники и чиновники… Зимой 1927/28 гг. уже не царская, а Советская Россия очутилась в условиях кризиса. Возникла реальная опасность социального взрыва. А планы индустриализации выглядели обреченными на провал.