— Ты что, Разумков, здесь делаешь? Тебя, вроде, в Поти назначили?
— Да я из Поти, вот направление на лечение и снимки.
— Ну-ка, дай сюда.
Он внимательно прочитал направление, посмотрел снимки, потом на меня, потом снова на снимки.
— Ну вот что, у меня здесь госпитальная машина, поедем ко мне в отделение, здесь тебе делать нечего.
Я пробовал возразить, но он твердо сказал:
— Ты понял, ко мне без разговоров.
И я попал в туботделение Главного госпиталя ЧФ. Через несколько дней обследования он вызвал меня к себе.
— Ну вот, смотри, — указал он на новый рентгеновский снимок. Где твой инфильтрат? Нет его, рассосался. У тебя эозинофильный инфильтрат был, видимо, в твоем поганом Поти аскарид много. Это они мигрируют.
Я был счастлив. Только одна гадкая мысль мелькнула: «Ну вот, туберкулеза нет, а жена теперь получит по доверенности мою получку и будет точно знать, сколько я получаю, ничего не утаишь теперь. Короче говоря, через неделю мы сидели с Молоковым в ресторане «Поплавок» и пропивали деньги, которые я успел сохранить. На мой вопрос, почему Молоков так решительно был против моей госпитализации в Симеиз, он ответил:
— По твоей физиономии я сразу понял, что здесь что-то не то. Слишком она здоровьем отдавала, да и весь ты хорошим коньяком пропах!
Вот что значит опыт, все учел.
Я получил документы на обратный проезд, но на всякий случай зашел на минную стенку, где стоял мой корабль. «Безудержный» был в море, но я встретил нескольких знакомых офицеров с других кораблей. Узнав мою историю, один из них предложил:
— Слушай, наш сторожевик завтра идет в Поти, сходи к командиру и давай с нами.
Так я и сделал, встал на котловое довольствие, получил в каюте место и через сутки уже был в Поти. Встретили меня с удивлением и некоторой растерянностью. Столь быстрого выздоровления никто не ждал, а жене пришлось расстаться с доверенностью на получение оклада.
С местным населением мы контактировали очень мало, чаще на похоронах, которым здесь придавалось огромное культовое значение. Несмотря на духоту, покойника держали незахороненным 5–7 дней, ожидая приезда всех родственников, а чтобы скрыть неприятный запах все в помещении заливали одеколоном «Красная Москва», запах которого после Поти я просто не переносил.
Когда собирались все родственники, траурная процессия растягивалась на сотню метров. За гробом двигались, так называемые, плакальщицы, которые рыдали и вопили так правдиво, что только увидев, как они «сдают вахту» очередной «смене» и становятся не только совершенно спокойными, но иногда и улыбаются, становится всё ясно. И так до самого кладбища. Ну а поминки — это отдельная тема. Накрываются прямо на улице огромные столы, где сидят, как правило, более ста человек. Нас, военных врачей, сажали обычно за отдельный стол, где вместо сухого вина «Столовая № 23», стояла водка. Отказ от поминок рассматривался, как неуважение к семье, поэтому мы частенько угощались лобио и прочими грузинскими угощениями, провожая усопшего русской водкой. С продуктами в те годы было весьма туго, зарплаты только-только хватало на жизнь, ибо рынок был дорогим, а в магазинах было пусто. Мы с женой решили обзавестись живностью — курами, тем более что сарай был. А чтобы хохлатки не скучали, приобрели петуха.
Жена работала до 18.00, а я приходил из госпиталя часов в 17. В отличие от Севастополя, тяжелые больные были редкостью, и мы быстро справлялись со своими делами. Когда я, переодевшись, шел открывать дверцы сарая, чтобы выпустить кур, в окнах дома появлялись представительницы местного населения. Это простое мероприятие превращалось, как теперь говорят, в интересное шоу. Старые грузинки с первого и второго этажей внимательно наблюдали за действом «доблестного флотского офицера». Когда маленькая дверца сарая открывалась, первым выскакивал мой боевой петух. Он с темноты крутил головой, что-то по-своему громко горланил, но тут же, заметив выбежавшую первую курицу, стремглав мчался за ней и немедленно делал свое петушиное дело, затем отряхивался и, почти без паузы, мчался за второй и все повторялось. За третьей он бежал уже не так резво, но еще бодро и тут же подминал под себя. Старые грузинки восторженно смотрели на это прекрасное зрелище, щелкая языком, и причитали: «Вах, вах, вах, боец, боец». А когда, уже пошатываясь, петух бежал за последней курицей — предела восторга просто не было. И так ежедневно.
Я решил прекратить этот спектакль и, уходя на службу, уже не закрывал кур в сарае, дав возможность гулять во дворе. Но «расплата за «либерализм» наступила немедленно. Привыкнув ко мне, как к кормильцу, пернатые стали встречать меня на улице далеко от дома. Представьте картину, флотский доктор в форме держит курс в сторону дома, а за ним кудахтающие куры во главе с тощим, но бойким петухом. Я перехватывал ироничные улыбки местных, но ничего не мог поделать. Пищевой рефлекс моих подопечных не вписывался ни в какие рамки этикета. Так я, в сопровождении своей живности, доходил до подъезда дома и быстренько нырял внутрь, но чувствовал, что мои соседи все видят и наслаждаются моим смущением. Пришлось опять запереть их и секс-спектакль с доблестным мачо-петухом вновь радовал чуткие женские души моих грузинских соседок. Кстати, когда мы уезжали из Поти и давали отходную, я категорически отказался их резать. Сосед сделал это черное дело без меня, но петух оказался совершенно несъедобным. Его тушка представляла собой кости и сухожилия, мяса практически не было. Я вспомнил, как моя бабушка-француженка всегда говорила: «Худой мужчина — это мужчина, а толстый это так…» и хитро улыбалась мне.
Перевод
Не прошло и двух лет моей службы в Поти, как вдруг, меня вызвал к себе начальник медслужбы потийской ВМБ подполковник м/с Марков.
— Разумков, мне звонил из Севастополя полковник Рубанов. Он держит место для тебя на лечебный факультет Академии имени Кирова по терапии. Оформляй быстро документы, пока они не определили кого-нибудь другого.
И я задергался. Отправил все и через месяц пришел ответ, что я зачислен на двухгодичные курсы усовершенствования по терапии. Сказать, что я был в восторге — ничего не сказать. Это было счастье. Моя теща, живущая в Питере, стала срочно искать обмен квартиры. Ну вы, конечно, понимаете — затрапезный город на бывшую столицу Империи — это было почти не реально. Но обмен, как ни странно, нашелся. Бедствующая семья художника и скульптора узнала, что в Поти затребованы богатые памятники на могилах и можно хорошо зарабатывать. Вот они и решили поменять культурный, но бедный Ленинград, где представителей их специальности хоть пруд пруди — на обеспеченную заказами жизнь грузинской окраины. Для обмена нужно было получить визу командира базы и председателя исполкома города Поти. Окрыленный перспективой обмена я побежал на прием к командиру потийской ВМБ капитану I ранга Копылову. Он усадил меня в кресло и стал изучать мои бумажки.
— Слушай, Разумков, а ведь обмен тебе не положен. Вот, смотри, есть приказ, что уезжающие на два года на учебу, обязаны сдать жилплощадь.
Я похолодел, этого я никак не ожидал. Пытался его разжалобить, что-то говорил, умолял, но он был категоричен — не положено и точка. Уныло побрел я домой объяснять ситуацию жене. И тут… Заметьте в очередной раз (разве это может быть случайностью?) встретил тещу Копылова, которая лечилась у меня.
— Владимир Евгеньевич, что вы такой кислый? Что случилось?
— Да ваш зять меня огорчил, не визирует мне обмен квартиры на Питер, куда я еду учиться. Что тут радоваться.
— Вам не разрешает?! Вам? Да мы его! Разрешит, ждите!
И она величаво удалилась. Я не придал ее словам особого значения, мало ли что брякнет старая женщина. И вот принимаю дежурство по госпиталю на следующий день, как раздается звонок.
— Разумков, с документами срочно к командиру базы. Хватаю свой двухколесный «Мерседес» и мчусь в штаб. Постучавшись, захожу в кабинет Копылова. Он косо посмотрел на меня.
— Давай свои бумажки на обмен, подпишу, хоть меня могут за это и наказать. Спать спокойно хочу, а то мои ведьмы из-за тебя меня всю ночь тиранили: «Подпиши, подпиши ему, он хороший!» Что они в тебе такого нашли? «Владимир Евгеньевич, Владимир Евгеньевич»! У-у, ведьмы! Давай сюда бумажки.
Он сделал подпись и я, счастливый и окрыленный, выпорхнул из кабинета. Ну, а зампред исполкома, как я уже говорил, подписал бумажку, едва взглянув. Итак, у нас появилась своя жилплощадь в Питере (две комнаты в коммунальной квартире). Это было действительно счастье. Вот и закончилась служба на Черноморском флоте. Впереди еще много интересных событий, но об этом позже, если Бог даст жизнь, силы и не отнимет памяти.
Москва, 2014
Терминология
1. Старлей — старший лейтенант
2. Каплей — капитан-лейтенант
3. Эсминец — эскадренный миноносец, корабль 2 ранга, боевой корабль, предназначенный для уничтожения подводных лодок и охраны своих кораблей и судов на переходах морем и в бою, постановки мин и других задач. Эсминец 30 «бис» имел артиллерийское, торпедное оружие и глубинные бомбы.
4. «Док» — доктор
5. Скорцени — знаменитый диверсант фашистской Германии, любимец Гитлера
6. Средний ремонт — характеристика объёма выполненных ремонтных работ. Бывает: текущий, средний и капитальный ремонты
7. Боевая часть корабля(БЧ) — организационное подразделение экипажа корабля, предназначенное для выполнения определённых задач (БЧ-1 — штурманские, БЧ-2 — артиллерийские, БЧ-3 — минно-торпедные, БЧ-4 — связь, БЧ-5 — электро-механические. Кроме БЧ есть службы: медицинские, интендантские и т. д.
8. Боевая тревога (учебно-боевая) — сигналы о немедленном приведении корабля в боевую готовность для ведения боя
9. Бак — носовая часть верхней палубы, идущая от форштевня до носовой надстройки
10. Ют — часть палубы на корме корабля
11. Шкафут — средняя часть палубы корабля
12. Вахта — особый вид дежурства на корабле