– Плачу за это деньги и говорю «спасибо», – пожала плечами.
Акела от меня отшатнулся, а вот Кощей, привыкший к моим словесным всплескам, как-то даже ласково улыбнулся и пробасил:
– Начинаем?
Глава 18. Когда трудно говорить
Я кивнула. Вначале я ничего не ощутила, а потом почувствовала горячий поток, которым облились внутренности. Кожа зачесалась, и стало трудно дышать. Но все это перекрылось той болью, что сжала, а потом, казалось, разорвала мое тело. Но не успела я закричать, как очутилась в другом месте. Колени подогнулись, и я бы упала, но оба моих спутника придержали за руки от падения.
Локоть справа дернулся, вырываясь из захвата Акелы. Это Кощей поднял меня на руки. Я вспомнила похожий момент в прошлом:
– А в этот раз не поймал падающую, а именно на руки взял. Так что точно могу написать в список достижений носившего на руках Кощея Бессмертного.
После моих слов обеспокоенность в глазах Кощея уменьшилась и он улыбнулся. Я аж задохнулась от умиления. Вот же ж. Даже у папы с братом не получалось такие чувства во мне вызвать.
– Еще как падала. Не подхвати, так уже на полу бы валялась. Так что не спеши записывать достижение. Я не против, если ты еще за него повоюешь.
Это что было? То, что я думаю, или…
– То есть мне опять быть при смерти?
– Нет. – Глаза Кощея заклубились чернотой.
Ладно, лучше промолчать. Вряд ли полураздетый мужик после магических трудов в настроении понимать мои романтические намеки. Уперлась лбом ему в плечо и вдохнула приятный мускусный запах. Голова тут же закружилась, а в мыслях возникли картинки… ох. Все, это последний раз, когда я позволяю себе думать таким образом о мужике, годящемся мне в пра-пра-дофигасепра-дедушки. Даже вон тем общих нет. Я для него сущий ребенок. А для любовных утех, думаю, такому богачу несложно найти симпатичную девушку. Это я уже обдумывала, отвернувшись от Кощея, чтобы больше не ощущать его запах. Замок был огромным. И хоть интерьер не выглядел золотым и броским, я чувствовала – все тут очень-очень-очень дорогое. И пустынное.
Бессмертный, как принцессу, занес меня в комнату и усадил на огроменнейшее ложе. Честно признаться, эта кровать не вызывала чувства восхищения или трепета. Хотя нет, трепет все-таки вызывала. Страшно проснуться на ней и заблудиться – краев же не видно. Все, останусь сидеть тут, где ноги свисают. Одну даже спустила пониже, чтобы коснуться пола и ощутить себя в реальности. При этом движении оперлась на руку и зашипела от боли. Удивительно, но я совсем забыла о забинтованной рукавом водолазки руке.
Для меня, привыкшей к комфортной и безболезненной жизни, это странно. Может, так адреналин и приключения действуют? Типа вначале спасаем тушку этой глупой блондинки, а потом наказываем. Меня обдало ветерком, подняла взгляд и поняла, что в комнате одна. В огромной спальне с огромной кроватью крохотная я. Легла на край постели и сжалась в комок, баюкая руку. Как и бывало пару раз ранее, эмоции пришли уже после всех событий. Слезы потекли непрекращающимся потоком.
Я успела увидеть, что Бессмертный вернулся, и уткнулась лицом в простынь, чтобы не демонстрировать свою опухшую, слезливую рожицу. К несчастью, в моей внешности только один недостаток – большеватый нос, который становится еще крупнее, да еще и ярко-красным, когда реву. А плачу я часто. И в общем-то, всегда старалась придерживаться правила папы.
– Если мужчина вызывает твои слезы, значит, и не нужен он.
Ой, у папы всегда так легко. Что ни парень – то не подходит. Оторвала свой краснючий нос от подушки и гневно просипела сквозь слезы и сопли:
– Но ты-то вызывал мои слезы. Так что уходи. Не нуже-е-е-е-э-э-эн! – Последнее я неразборчиво снова выла в подушку.
– А я и не твой мужчина.
Вот же ж. Ну почему ему приспичило зайти в нашу с сестрой комнату именно сейчас, когда я плачу, а мамы нет рядом? Еще и тисками же вытаскивал информацию, из-за чего реву. А стоило узнать, что из-за парня, так сразу яйца грозится оторвать. Ну как так? Мне не это нужно, а чтобы обняли и пожалели. А он тут угрозы сыплет да советы раздает.
Хотя одноклассник и правда говнюк. Такое за спиной говорить. А так мне нравился.
– Снежечка, доченька.
Меня погладили по спине. От того, что наконец получила желанную жалость, – слезы полились вдвойне. Папа тут же подскочил и схватился за волосы, разрывая контакт. От еще одного разочарования плач уже планомерно перетек в вой.
Зашла мама. Наконец-то пришла со своей подработки. Она молча подошла и обняла. Вскоре присоединился и отец. Не удивлюсь, если мама показала, что делать, какими-то знаками. Но совсем промолчать он не смог:
– А яйца все-таки оторву.
Потом мои мысли пошли по пути смерти Кощеевой, стало еще грустнее. И не сдержала очередной всхлип. Моя рука вздрогнула. Только сейчас поняла, что меня держат за кисть, а дернулась не я, а пальцы Кощея. Они ласково и аккуратно разомкнули мою ладонь и стали разматывать «бинт». Мне было любопытно, что он будет делать с рукой, боль в которой стала уже практически невыносимой. Магия-то не действует. Но даже не подняла голову, с трудом дыша приплюснутым к кровати носом. Раздалось жуткое шмыганье. Нет, лучше подышу тогда ртом. И даже когда моей раны коснулось что-то щиплющее и прохладное, так и не подняла лицо. Совершенно не хотелось, чтобы Кощей видел меня вот такой – раздувшейся, с мешками под глазами и огромным красным носом.
Я прислушалась к ощущениям в руке. Это явно была мазь. Наносилась она по чуть-чуть, сразу снижая боль. А затем Кощей заталкивал мазь уже глубже в рану, хотя вряд ли после этого ножа-кипятильника пойдет заражение. Я все-таки не выдержала и слегка скосила глаза в сторону руки. Это было явно что-то иномирное. Зеленая кашица. Покруче наших обезболивающих. Интересно, почему действует?
– А… – попыталась прохрипеть свой вопрос я.
Но Кощей понял и без слов:
– Ветеринарная.
Я фыркнула. Так как вернула положение кровать-лицо, звук получился неприятным. Но и в душе было как-то не очень. Местная мартышка. Или даже комнатная собачка. Только в таких не было магии. Слезы, минуту назад начавшие затихать, снова полились. Но сейчас я уже обрела способность мыслить и поискать что-то положительное, что отвлечет меня от пускания соплей на местную кровать-стадион.
А из плюсов – это мазь. От наших средств не пришло бы так быстро облегчение. И заживление. Есть у меня предположение, что в прошлый раз такую же рану мне обрабатывали этой мазью. А я, очнувшись после отравления, о ране даже и не вспомнила. И неудивительно. Когда снова резала руку, заметила, что остался только красноватый шрам. Кстати, а откуда у меня нож?
Все-таки не выдержала и снова слегка повернула голову в сторону Кощея.
Сердце резко стукнуло прямо в голову. Такое было ощущение, когда увидела его лицо. Растерянность, отчаяние, решимость. Так редко он не пытался скрыть то, что чувствует. Наблюдать это сейчас оказалось практически болезненным. Но Кощей заметил, что я перестала дышать в кровать, и тут же вернул на лицо невозмутимость. Только глаза меняли цвет то на оттенок светлее, то становились практически черными.
Я поняла, что действительно хотела что-то спросить. Только что? Ах да.
– А как ко мне в комнату вернулся нож?
– Прилетел на подушке. Подушку я отправил назад.
И как-то по голосу сразу поняла, что подушку отправили так отправили. Представляю, как невесело преподавателю было получить в лицо подушкой дружбы. А как иначе, кроме как попыткой примирения, можно понять это подношение Вектора?
Эх, все-таки не наладить мне хорошие или хотя бы терпимые отношения с преподавателями. Как выбираться из этой ямы? И опять потекли чертовы слезы.
– Все еще болит? – Кощей подскочил, прямо как папа. Стоял, смотрел на меня огромными глазами, зарывшись руками в свои волосы. Еще и дергал свои пряди, как будто пытался вырвать. Ну вот, довела своими истериками даже своего невозмутимого соседа.
Встала на четвереньки и поползла от него подальше. Вот не дает выплакаться никак в одиночестве, ирод. Легла на бок, спиной к нему, и продолжила себя жалеть. Как успокоюсь – дальше учиться, выкарабкиваться да сражаться. А сейчас – плакать, и точка.
Меня обняли сзади. Огромные мужские ладони прижали к голому торсу. Как-то сразу стало не до жалости к себе. Но когда-либо мои слезоточивые каналы спрашивали моего мнения? Продолжали извергать потоки. И это тогда, когда в спальне, на огромной кровати, мы лежим с Кощеем в обнимку. А на нем только рваные шорты. Да сестра уржется, если узнает!
А увижу ли я ее снова?
Бессмертный перевернул меня на спину и всей своей огромной жилистой громадой навис сверху.
– Что случилось?
Ой, все. Вот как будто сейчас скажи – и все решится. Эти мужчины такие смешные. Тем более уже просила помочь вернуться, но никто не помог. И этот самый, кто сейчас окружил своим жаром тоже. Никто.
– Малышка. – Бас Кощея вырывался из его горла с каким-то хрипом. Как будто он сейчас тоже расплачется. Нет, ну если мы тут с Кощеем на пару будем выть – то тогда добро точно офигеет. А в копилку смогу добавить Кощея, не только носившего меня на руках, но и пускавшего сопли со мной в одну кровать.
Бессмертный вытирал пальцами мои слезы. И сопли. Твою мать, я же тут сейчас своей рожей свечу прямо перед его носом. Попыталась отвернуться, но Кощей перехватил мои руки, не позволяя ни отвернуться, ни перевернуться.
– Скажи.
Вот умеет он отдавать приказы.
– Не смотри, я не красива-ая-я-я.
У Кощея отразилось на лице недоумение. Ох, мужчины, вот вам, как начинает казаться названная причина несерьезной, так сразу улыбаетесь этой своей улыбкой «ну и дурочка». А что он ожидал? Что я скажу какую другую причину? Большинство он и решить не в силах. Зачем? Чтобы мы тут вдвоем были в отчаянии?
А «я толстая» и «я некрасивая» – универсально. Сразу тебя в этом разуверят и наконец пожалеют. И все окей. Вот только я забыла, кому это говорю. Трехсотлетнему мужику с явным отсутствием социальных навыков.