Между прочим, тем, кто повторяет старые мальтузианские побасенки о голоде, грозящем слишком интенсивно размножающемуся человечеству вообще и Азии особенно, достаточно пролететь над этой частью света, и они увидят, какая незначительная часть земного шара поцарапана плугом. Прокормятся все дети, которым предстоит родиться, и даже лучше, чем их родители сейчас. Надо только взяться за это единодушно, в широких масштабах, по-социалистически.
Читатель мог бы подумать, что мы начали нашу цейлонскую главу столь необычно деловитым рассказом о высохшей ирригационной сети потому, что страдали там от засухи. Наоборот. В отличие от Бомбея за все время нашего пребывания на Цейлоне дождь шел почти ежедневно, а многие члены нашей труппы с радостью приветствовали и другую влагу: на острове нет и намека на запрет спиртных напитков.
Впрочем, город Коломбо не только этим отличался от шумного, колоссального Бомбея. В цейлонской столице менее полумиллиона жителей, расселившихся на большом пространстве, украшенном сочной зеленью парков и прекрасными спортивными площадками.
Друзья чехи, работающие в нашем представительства решили не оставлять столь редких гостей в отелях, группами поселили нас в своих квартирах. Вот почему мы жили далеко от торгового центра города, в районе вилл. После безличного международного гостеприимства нами занялись чешские мамаши, причем на нашу долю достались даже шницели и пльзеньское пиво. А самое главное; в Коломбо нас по утрам вместо бомбейских воронов будили голоса детишек, особенно милых потому, что они щебетали по-чешски.
Надо самому увидеть тропическое утро, чтобы понять, что это значит. Вы раздвигаете шторы, выходите в пижаме на балкон, над вами чистая сталь неба, перед вами темно-зеленая крона раскидистого дерева, которое называется «джек». Прямо на его стволе видны необычайно тяжелые шишки, чуть колючие и съедобные. Под ним густая изумрудная лужайка, поросшая мелкими, напоминающими папоротник растениями, которые при легчайшем прикосновении пальцев сворачиваются быстро, как живые существа. Чуть подальше пылает грядка гладиолусов — пышных, неестественно огромных, не таких, как у нас. И среди всей этой чуждой роскоши снизу доносятся голоса детей, ссорящихся из-за самоката: «Владьо, не дури, слышишь?!».
Ах, Цейлон, Ланка! (Ведь мы в столице сингалов, и здесь следует называть остров так, как они.) Ланка очаровала меня. Этот остров не наполнял сердце робким уважением, как страна, из которой мы прилетели. Что поделаешь, Индия так огромна, сложна, в ней живет четыреста миллионов человек с разной культурой, говорящих на разных языках… Как мы могли надеяться за несколько недель понять хотя бы частичку того, что она не раскрыла большинству европейцев, проживших там целые годы? Ланка не отпугивала нас; она маленькая, еще меньше, чем мы. Дудки! Здесь мы не позволим застращать себя загадками и будем спокойно посматривать с балкона.
В первое же утро мы отправились к морю, да еще к какому! В нескольких километрах к югу от главной пристани находится прекрасный пляж, где снимали отдельные сцены для фильма «Мост через реку Квай». У самого пляжа отель «Маунт Лавиниа», где неплохо бы — если переселение душ все-таки существует — провести медовый месяц при одном из будущих воплощений. Белое здание тремя сторонами обращено к Индийскому океану, у его стен играет прибой. Время от времени нежные барашки волн превращаются в черных быков и начинают злобно, но живописно бодать скалы и песчаный берег. В таких случаях пестрая толпа курортников выходит из воды, остаются лишь чехословаки. Утверждая, что волны это как раз то, что надо, они сломя голову ныряют в местах, которые считают самыми глубокими. При этом обдирают колени о морское дно: мягкий песок в таких случаях превращается в самый жесткий наждак. И не отступают, пока двое мужественных, но очень близоруких членов труппы в борьбе со стихией не теряют очки. Это угрожает срывом премьеры, руководитель ломает в отчаянии руки, но отель «Маунт Лавиниа» не теряет из-за этого своего очарования.
Он прекрасен в любую погоду, и если вы не хотите купаться, то можете валяться на берегу, где лежит целая флотилия местных фантастических лодок, называемых катамаран. Они состоят из тяжелого, узкого выдолбленного челна и прикрепленного сбоку поплавка. Все вместе полностью соответствует самым романтичным представлениям о южном море. Над лодками высятся пальмы, и каждый, кто садится под ними в саду отеля, сначала опасливо косится на их кроны — «Берегитесь кокосов!» — проверяя, не угрожает ли ему оттуда золотисто-желтое пушечное ядро.
Ах, Ланка! Насколько вначале я погрузился в сухой материал, настолько сейчас боюсь запутаться в сетях сладостного комфорта. Надо ли вам рассказывать, для кого построили этот отель белые завоеватели? Надо ли говорить о том, насколько он не характерен для образа жизни большей части населения Коломбо, хотя о нем нельзя умолчать, не исказив картину города?
Должен ли я говорить, что и мы, тем более что цвет кожи у нас такой же, как у былых оккупантов этого края, приехали на Цейлон не только купаться в море? Что при осуществлении наших планов завоевания симпатий простых людей у нас оставалось мало времени для отдыха под пальмами?
Главной нашей задачей были спектакли кукольного театра, а это, как ни странно, довольно трудная работа. Условия были здесь сложнее, чем в Бомбее, где мы выступали все время в одном зале и жили все вместе тут же, за углом, так что не было необходимости перевозить декорации и отпадали трудности переезда к месту работы. На Цейлоне мы играли в семи различных помещениях и в одном только Коломбо на трех разных сценах. А промежутки между спектаклями были заполнены переездами на автобусах со всем нашим оборудованием. Прибавьте к этому множество обязательных посещений чужих спектаклей, банкеты, чествования, пресс-конференции… И тогда вы поймете радость, с которой мы использовали каждую свободную минуту, чтобы окунуться в море, поймете, почему у нас такие чудесные, хотя и недостаточно критические воспоминания о пляже «Маунт Лавиниа».
ПЕРВЫЕ И ПОСЛЕДУЮЩИЕ ЗАВОЕВАТЕЛИ
Америку назвали не в честь открывшего ее Колумба, а в честь другого человека. Имя же Колумба, очевидно, приберегли для столицы Цейлона, находящейся на другой стороне земного шара, куда он хотел попасть, отплывая на запад, и… так никогда и не попал. Такие предположения существуют, но вряд ли они верны. Маленькую пристань туземцы называли Калантотта, арабские торговцы превратили ее в Коламбу, а позже португальцы — в Коломбо. Этимология и общем простая, как колумбово яйцо.
В Коломбо португальцы построили первую крепость, которую после них голландцы укрепляли до тех пор, пока ее не разрушили англичане. Последние в свою очередь построили набережную, маяк и все остальное, необходимое для крупного судоходства, и в конце прошлого столетия превратили маленькую пристань в один из наиболее оживленных портов на пути к Востоку.
Кто здесь правил первым, неизвестно. Мусульманская легенда гласит, что Цейлон является колыбелью человечества, так как здесь нашли пристанище Адам и Ева после их насильственного изгнания с места первоначального жительства. История, предшествовавшая этому, вам известна: даже первый человек не хотел беспрекословно принимать то, что для него устроил кто-то другой, пусть и более умный. Этот упрямец хотел сам знать, что хорошо и что плохо. Для рая, не устроенного по его собственному разумению, ом, к величайшему огорчению бога, не годился.
Археологи, не верящие старым сказкам, утверждают, что первые люди появились здесь не ранее позднего каменного века, но спор этот не разрешен… Господин Дерянигала, директор музея в Коломбо, уверял меня, что древние цейлонцы и индейские колонизаторы Америки — один народ и что родина африканцев тоже неподалеку…
В ответ на мой пристальный взгляд этот маленький местный патриот улыбнулся и сказал:
— На меня не смотрите, я не в счет — мне сломали нос во время состязания в боксе. Но если вы хорошенько присмотритесь к лицам других людей на острове…
Древний тип населения сохранился, пожалуй, лучше всего среди веддов — прозябающих и вымирающих горемык, почти не затронутых цивилизацией. Еще недавно они на охоте пользовались только луком и топором. Когда-то они владели всем островом и их легендарная столица называлась Ланкапура. Древний поход арийцев против этой Ланкапуры описан в знаменитом индийском эпосе «Рамаяна».
Уже шла речь о том, как мало сведений получили мы в нашей школе об индийской скульптуре. Об азиатской литературе нам рассказывали немного больше, а это чуточку больше, чем ничего. Мы знаем кое-что о Гомере, но кто знает из личного чтения, что индийцы могут выставить против «Илиады» — «Махабхарату», а против «Одиссеи» — «Рамаяну»? В меньшем из этих эпосов свыше двадцати тысяч двустиший… К отличие от поэм Гомера, от которых в головах западных интеллигентов уцелело лишь несколько легенд и мифов, восточные эпосы живы, их многие знают, постоянно цитируют, причем не только в странах, где они были созданы. Мы это наблюдали во время всей нашей поездки — на Цейлоне, в Индонезии и в Индии. И все, о чем рассказывают эти поэмы, воспринимается там не как сказка, а как своего рода библейское историческое повествование, как настоящая история, проповедь морали, общественная наука, Словом, что угодно. Было бы недобросовестно говорить о братском отношении к народам Юго-Восточной Азии и при этом не пытаться хоть немного проникнуть в их душевный мир, до сих пор насыщенный образами древних эпосов. Это заранее лишило бы нас возможности понять другие виды их искусства, так как на Яве или в Камбодже истоками скульптуры, как и кукольного театра или балета, являются те же литературные произведения.
О Ланке «Рамаяна» повествует: правил там десятиголовый великан — король Равана, похитивший прекрасную Ситу, супругу главного героя поэмы, индийского принца Рамы. В Раму воплотилась четвертая часть бога Вишну… Все это несколько сложно, но дальше будет еще сложнее. Герой решает освободить свою супругу с помощью войска, состоящего из обезьян, которым командует генерал Гануман. В его распоряжении также полк медведей. Обратите внимание на то, что уже тогда арийские завоеватели вербовали своих союзников из других варварских, с их точки зрения, народов — обе