Ошибаются и те, кто думают, что все стюардессы похожи на стерильно улыбающихся голливудских манекенщиц. Обе индийские девушки, подававшие ним на этот раз над морем ужин, обладали тем, что корреспондент женского журнала назвал бы очаровательной склонностью к полноте. Лица у них были светло-коричневые, у одной пушок над верхней губой. К ужину, конечно, сервировались улыбки, но не серийные, не рекламные. Девушки улыбались как бы про себя — мудро, спокойно, так иногда улыбаются молодые матери. Они были приятны, естественны.
Их малайские коллеги, которым они нас передали следующим утром на сингапурском аэродроме, несколько больше напоминали Голливуд, но у них было свое актерское амплуа. Невероятно хрупкие, в элегантной форме, с кокетливыми шапочками на головах, они были как бы штампованы по шаблону экзотических вампиров. Тысяча и одна ночь, проведенная в кино, убедила нас в том, что такая улыбка означает преданность до гроба или шпионскую деятельность и кинжал в спину… Необходимо некоторое время, чтобы преодолеть укоренившийся после всех этих кино-сказок предрассудок и увидеть, что обладательницы этих личик с маленькими ртами и узкими глазами — интеллигентные трудящиеся женщины, которые, быть может, улыбаются не столько вам, сколько жизни вообще.
III. ЯВА
ВЫ КУДА-НИБУДЬ ТОРОПИТЕСЬ?
Чуть вправо и вниз от Сингапура находится экватор. Никаких острот на тему о том, как мы пересекли эту воображаемую линию, мое воображение мне не подсказывает, так как при этом, собственно, ничего не произошло. Мы тщетно надеялись, что стюардесса приклеит нептуновскую бороду и для обряда крещения использует — ввиду недостатка места в самолете — не соленую, а огненную воду. Но летают здесь изо дня в день, оплата производится по строго установленному тарифу, стюардессам не до того, да и где нм раздобыть деньги для церемонии, связанной со старыми романтическими обычаями мореплавателей?
И все-таки пилот удовлетворил нашу просьбу и показал нам экватор. Самолет вдруг подскочил, словно шасси наткнулось на порог, и хриплый голос в громкоговорителе со смехом произнес: «That’s all». И действительно, это было все.
Более находчивый журналист вышел бы из положения, красочно описав южное море и острова под нами. В конце концов Суматра не какой-нибудь островок на Влтаве. Но на этот раз нам было не до того, чтобы рассматривать мелькавшие под нами острова. Нс знаю уж почему, от усталости, недосыпания или из-за проклятого цейлонского насморка, но у всех нас болела голова и трещало в ушах. И такими подавленными мы приземлились на красивейшем острове мира — Яве. К тому же при южной жаре, в качестве официальных гостей, то есть приветствуемые молодежью в национальных костюмах с охапками цветов и речью главы города.
Задумывались вы когда-нибудь над тем, каким героизмом должен обладать глава государства, который после длительного полета бодро выходит из самолета, улыбается фотографам, подходит к микрофону и отвечает на приветствия с таким достоинством, чтобы его ответ могли опубликовать все газеты? Поверьте мне, это нешуточное дело. Мы были совсем незначительной делегацией, от нас до смешного мало зависело, и все-таки наши обязанности порой превышали наши силы. На этот раз, как на зло, забастовали мои уши: спускаюсь по ступенькам из самолета и впервые в жизни чувствую, что я глух как пень. Внизу сверкали вспышки блицев, мне что-то говорили, затем сунули в руки микрофон, чтобы я ответил на то, чего не слышал. О том, что я действительно говорил и что именно сказал, я узнал лишь на следующий день из газет.
Джакарта, по-видимому, подготовилась к торжественной встрече, и мы, улыбаясь, говорили: «Ну, разумеется, Ява, традиционная страна кукольного театра, здесь встреча должна быть необычайной».
Но оказалось, что город принял столь торжественный вид и ожидании более славного гостя, чем мы. Вскоре после нас должен был прибыть индийский президент Раджендра Прасад. Поэтому все отели были заняты сановниками, общественными деятелями и писателями, а мы ехали, ехали и ехали бесконечное количество километров, пока добрались до студенческого общежития Школы графики. Устроили нас там временно, что было бы не так уж плохо, если бы не огромное расстояние от театра.
Джакарта велика, гораздо больше, чем вы себе представляете. Она равна трем Прагам, причем in только по количеству жителей. В европейском городе с многоэтажными домами, где используется каждые клочок земли, миллион жителей может разместиться на относительно небольшой площади. В Джакарте их несколько миллионов, и, хотя в среднем каждая квартира гораздо скромнее пражской, большинство людей живут в низеньких одноэтажных домиках, и пространство вокруг них тоже никогда не экономили.
В связи с большими расстояниями возникает проблема транспорта. И она решается совершенно не так, как мы привыкли, если вообще решается. Чтобы обойтись на перекрестках без светофоров и милиции, улицы не пересекаются под прямым углом, а плавными кривыми вливаются одна в другую. Это значительно усложняет планировку перекрестков и площадей, образуется большое количество проездов и выездов, необходимо множество указателей, чтобы шофер ориентировался в этом лабиринте. Правда, у него создается приятное ощущение, что он беспрерывно едет, не останавливается из-за красного света на светофоре, но это лишь оптический обман: он не останавливается, но едет страшно медленно и все время петляет. В часы пик, когда тысячи служащих покидают центр и торопятся домой, в предместья, о быстром передвижении вообще не может быть речи.
Почему, собственно, торопились мы? Потому ли, что для Явы у нас осталось всего пятнадцать дней и мы хотели все увидеть и выполнить все намеченное? Или торопливость — наша злосчастная особенность, которая дома, в обстановке общей спешки, выглядит более или менее нормально, тогда как здесь, в условиях тропиков, производит впечатление одержимости, болезни?
В районе Кебажоран, где мы поселились, множена красивых одноквартирных домиков, по-видимому здесь живут состоятельные люди, средний доход которых приблизительно равен доходу жителя Праги. Дома с балконами и террасками — в этом, казалось бы, нет ничего особенного, есть они и у нас, — но в Джакарте люди на террасах действительно сидят. Представляете себе? Вечер, лампы горят вовсю (расход электроэнергии здесь не учитывается счетчиками, платят за нее огулом, люди пользуются сильнейшими ламами и часто не выключают их даже ночью…). Итак, лампы горят, в креслах под цветными абажурами люди сидят, вытянув ноги, сложив руки на животе, и вертят большими пальцами. Одни читают, другие болтают, мать чистит ребенку апельсин. Спокойно течет жизнь теплыми вечерами, а здесь все вечера теплые; она вся на виду при открытых окнах и под яркой лампой над семейным столом.
Вдруг тебя охватывает зависть. И страшная тоска по дому. Здесь, на Яве, вдруг вспоминаешь, что у тебя тоже перед домом премиленькая терраска с лампой под потолком, но ты еще никогда, слышишь, никогда не посиживал вот так при ее ласковом свете, не знаешь даже, ласковый ли он. И вообще, работает ли там выключатель? Нет, говоришь ты себе, вот приеду домой, расположусь на этой терраске, приведу лампу и порядок, куплю кресло и, честное слово, буду каждый вечер сидеть там, вытянув ноги, и вертеть пальцами. Хотя бы час в день или полчасика… Железной дисциплиной заставлю себя наслаждаться таким покоем.
Перенестись через некий отрезок времени и рассказать вам, что я делаю сегодня вечером, вернувшись домой, при действительно хорошей погоде? Сижу за закрытым окном, чтобы не слышать стука лопаты в соседнем садике, и обрабатываю дневник с записью о спокойных людях на Яве. А что делает мой сосед, который не пишет книг и после своей более серьезной работы имеет больше права посиживать на терраске? До сих пор, уже почти в темноте, сажает деревья!.. Ну, нормальные ли мы?
На Яве не торопятся. Небольшие недоразумении между нами и нашими хозяевами возникали именно потому, что мы торопились, а они считали, что торопиться некуда. Мы хотели, чтобы все происходили сейчас же, немедленно, точно, надежно, тютелька в тютельку. Ведь у нас есть обязанности, ответственность перед людьми, которые нас послали, перед страной, пригласившей нас… Да поймите же, друзья… Но друзья улыбались, пожимали нам руки, успокаивали не бойтесь, все будет в порядке, устроим…
Они все устроили. Не тотчас же, не так, как мы предполагали, но в конце концов все устроилось не так уж плохо. Вот видите, а вы волновались… не кажется ли вам, что вы, европейцы, немного смахиваете на упрямых детей?
Небольшое примечание по поводу кресел: может быть, мы непоседливы потому, что у нас нет таких удобных кресел, как на Яве? Продавцы этих кресел стоят в Джакарте на перекрестках и предлагают их проезжающим автомобилистам, подавая прямо в окна машин. Форма этих кресел ультрамодная, напоминающая раковину, сиденье и спинка обрамлены одним кругом. У нас тоже умеют их делать, спросите архитекторов, но у нас нет такого замечательного материала — особого тростника, называемого по-научному calamus rotang. Что, если бы мы ввозили его в обмен, скажем, на контрольные часы или будильники, которых не хватает яванцам?
ДЖАКАРТА РАСТЕТ
Строительные леса — символ новой Азии. Я видел повсюду, в Корее и в Китае, а теперь вижу в Индонезии эту казавшуюся анахронизмом путаницу бамбуковых шестов вокруг современнейших зданий. Как может внутри этого ощетинившегося хаоса вырасти нечто гладкое и точное? Ведь это похоже на переплетение самых разнокалиберных и часто неровных жердей. В этом нет ни кусочка железа, ни винтика, ни болта, ни скобы; лишь местные конопляные веревки связывают концы и суставы конструкции. Так, вероятно, строили во времена древних мандаринов, но в эпоху спутников?!
Затем вам кто-нибудь начинает доказывать, чтобы ничего не понимаете. Трубы современных строительных лесов надо было бы импортировать или изготовлять на месте, затрачивая много труда, а бамбук растет сам, его сколько угодно. Его стебли крепки, легки и гибки. Почему их соединяют без скоб? Но это как раз хорошо: экономят металл и не повреждают шесты. Их можно вместе с веревками использовать много раз. А главное, здешние строители умеют прекрасно обращаться с этим материалом и доверяют ему. Хороши ли эти леса? Вам приходится согласиться, что важно лишь, как при