Мы миновали Богор с белым сказочным дворцом «— летней резиденцией президента. Едем вдоль ограды парка, в котором пасутся стада светлых пятнистых ланей и оленят. Поднимаемся все выше, серпантинная дорога становится круче. Пейзаж меняется, поля уступили место деревьям, а вот исчезают и они. Что это за странные кусты? Их бесчисленное множество и становится все больше и больше. Ах да, чай!
И вот вы уже вдыхаете горный воздух, за елями виднеются туристские домики и виллы европейцев, проводящих здесь свой уикэнд, — мы на высоте тысячи трехсот метров над морем. Вершина, через которую солнце переваливает на другую сторону хребта, называется Точкой, но это не столько большая точка, сколько настоящий горный перевал с красивым отелем.
Утром мы завтракали внизу, у моря, выехали в шортах, а сейчас, за обедом, почти мерзнем. И чтобы мы почувствовали себя совсем как дома в отпуске, начинается дождь, туман застилает красивый вид, люди лязгают зубами — и это в тропиках! Ведь я говорил. вам: Яве недалеко до рая.
БАНДУНГСКАЯ СМЕСЬ
«Алло, алло, Бандунг!» — это были единственные слова, которые публика поняла без переводчика из вступительного слова к нашему спектаклю. Мы хотели рассказать этим людям, как популярен у нас их город, что песенку о нем у нас часто поют, а конференцию народов Азии и Африки, носящую его имя, у нас никогда не забудут. Достаточно было сказать: «Алло, алло, Бандунг!», чтобы они все это поняли и ответили рукоплесканиями.
Мы в свою очередь аплодировали Бандунгу. Но даже если отвлечься от политического значения этого города, он красив. Чистый, сердечный. Климат в нем здоровее, чем в Джакарте, потому что он расположен на восемьсот метров выше. Здесь мы видели больше народного искусства и — почему бы не признаться, что для путешественника это имеет большое значение — жили в прекрасных условиях. Отель был отличный, еда вкусная, душ работал, и город был тут же, у самой двери. Мы могли прогуливаться пешком и свободно вглядываться в его жизнь.
Мы видели на улицах большое движение, с регулированием которого отлично справлялись вырезанные из дерева милиционеры (вот видение светлого будущего!). Мы побывали в универсальных магазинах и в небольших, маленьких и совсем крохотных лавчонках, расположенных прямо на тротуаре. Уличные торговцы разносили свои товары на коромыслах, словно не были давным-давно изобретены велосипед и повозка. На коромыслах колыхалась поклажа: овощи, фрукты, топливо или живая рыба в наполненных водой ушатах. Загадочными показались нам жестяные коробки, по размерам превосходившие наши самые большие молочные бидоны. Будь они наполнены какой-нибудь жидкостью, человек не смог бы их поднять, а коромысло переломилось бы. В них был крупук — воздушное блюдо из запеченных морских рачков; такой груз весит всего каких-нибудь шестьдесят килограммов.
Я попросил одного из пробегавших мимо торговцев дать попробовать, сколько весит его поклажа. Но продержал коромысло на плече всего минутку, чего было достаточно. На коромысле покачивался настоящий ресторан: впереди железная печурка со сковородками, позади столик, маленькие стулья, запас древесного угля и продукты: рыбки, раковины, нанизанные на вертел куски мяса и что-то, напоминавшее чешские дрожжевые кнедлики.
Таким же образом бродячий сапожник носит свою мастерскую со столиком и коллекцией малоношенных туфель. Поклажа предсказателей и рассказчиков гораздо легче: они раскладывают на обочине тротуара несколько картинок с изображением сказочных героев и демонов и предлагают все это наряду с гороскопами и астрологическими таблицами вниманию прохожих. Зубные врачи принимают пациентов в лавчонках на первом этаже. Повсюду к ним зазывает одна и та же сюрреалистическая реклама: профиль женщины, у которой отрезана левая щека и обнажена челюсть. Это отвратительное изображение сопровождается кокетливой надписью «гиги», что по-индонезийски значит «зубы».
Гораздо приятнее выглядит рынок домашних животных. Мы видели там клетки, полные птичек с толстыми красными, как вишни, клювами; у других, очень маленьких, грудка была словно обрызгана малиновым соком. Немало было попугаев и горлинок. Над крышами многих бандунгских домов торчат высоченные шесты с клетками для какого-нибудь пернатого любимца семьи. Этот обычай я предпочел бы вывешиванию флагов.
С особенным удовольствием ходили мы по улицам, где жили и торговали китайцы. Невозможно, вдохнув аромат их ресторанов, не зайти туда.
В отеле мы получали международную пищу, приятно сдобренную местными и голландскими специями. Должен откровенно признаться, что ни в одной из четырех стран, где мы побывали, мы. не ели с таким удовольствием, как в Индонезии. Местный запеченный, сильно подрумяненный, щедро сдобренный специями рис намного превосходит индийское и цейлонское карри; называется он наси горенг, и если бы мы все время воздавали ему должное, то наверняка растолстели бы, как фашист Геринг. Поэтому мы ходили для разнообразия к китайцам; их лакомства обладали здесь особенно приятным привкусом. Нигде я не ел лучших лягушачьих лапок, куриной печенки, грибов, лапши…
Мы вспоминали вашингтонского журналиста, который похвалялся, что, разъезжая по всему миру, он усердно изучает все, что доставляет человеку наслаждение. Из этого у него выкристаллизовался некий собственный идеал мирного сосуществования. «Я хотел бы, — говорил он, — иметь виллу в горах Явы и жить там с японской женой, китайским поваром и американской уборной».
Мы побывали в храме китайского района. Он веселый и пестрый, как Луна-парк, на его крыше резные деревянные драконы с глазами, укрепленными на проволочных спиралях, так что они раскачиваются от ветерка. Все внешние стены расписаны в стиле фасадов американских кино, обезьяний король фехтует там с черепахой, а небесная принцесса в одежде юного воина побеждает свирепого повелителя вод. Ловкий подражатель выпускам комиксов оставил следы своего искусства и внутри молельни. Он нарисовал на всех стенах приключенческую серию поединков и похищений из жизни популярных героев с традиционным счастливым концом. Представляете себе, как это выглядит? Так, как если бы какая нибудь церковь и Чехословакии, стремясь во что бы то ни стало привлечь как можно больше прихожан, провозгласила «Похождения Швейка» священным писанием и оклеила свое помещение иллюстрациями Лады и плакатами фильмов с участием Ноля и Грушинского.
Гвоздем нашего пребывания в Бандунге была экскурсия на Тангубанпраху, настоящий огнедышащий вулкан. Нас сопровождал чрезвычайно многочисленный военный конвой, который охранял нас, когда мы удовлетворяли наше туристское любопытство. Конвой занял все уголки в округе. Дело дошло до крупных стратегических операций, кровь, насколько мне известно, не была пролита, но красная фруктовая вода, привезенная для нас специальной военной машиной, лилась рекой.
Началась наша поездка с того, что, миновав город и красивые виллы на его окраинах, мы поднимались в гору по тропической местности. Джунгли здесь более всамделишные, чем на Цейлоне, деревья достигают импозантно!! высоты, а среди них растут папоротники, как в доисторические времена. Их побеги, похожие у нас дома на маленькую свернувшуюся гусеницу, здесь больше загнутого конца пастушеского посоха. Потом дорога сузилась, стала круто петлять и достигла тысячи восьмисот тридцати метров над уровнем моря.
Во время езды некоторые, принюхиваясь, чувствовали запах серы. Ад был действительно неподалеку. И вот мы на краю кратера. Заглянули в его глотку. Гора здесь открывала пасть, словно хотела показать все свои «гиги». Самого жерла я не видел, оно засыпано остывшими камнями. Лишь время от времени над изрезанным дном пропасти подымались вонючие испарения. На противоположном краю кратера из-под земли подымались целые тучи, закрывшие девственный лес полосами зловещего серого тумана.
Это было потрясающее зрелище, его масштабы не может верно передать ни один фотоаппарат. Дикое пространство нельзя, к сожалению, показать на снимке или даже описать словами. Видоискатель аппарата и глаз человека растерянно блуждали по выжженной утробе горы, чтобы уловить ее величие и не ограничиваться фразами с ничего не выражающими прилагательными — огромный, чудовищный, страшный или великолепный. Мы облегченно вздохнули и были счастливы, когда среди этого первобытного хаоса мелькнул след пребывания человека. Неподалеку от того места, где из-под земли подымались тучи серных паров, прежние посетители сложили из камней буквы. Вы мне не поверите, но у меня восемнадцать свидетелей, кроме того, я могу представить фото: на дне кратера яванского вулкана было написано: CSR — Чехословацкая Республика.
УТРО НАД АЗИЕЙ
Нижеследующее является небольшой вставкой обобщающего характера в духе Бандунгской конференции. Не кажется ли вам, что эта главка получила слитком торжественное и поэтическое название?
Но, читая эту книгу, вы, вероятно, уже заметили, что я избегаю лирики, и заподозрите, что в этом названии кроется какой-то подвох. Чтобы не разочаровывать вас, признаюсь сразу, что речь пойдет не об утренних ароматах и не о сообщениях о развитии недавно освобожденных стран, а главным образом об измышлениях некоторых мелких людишек на Западе, враждебно относящихся ко всему, что происходит на Востоке.
Уже давно появились на Западе люди, боящиеся Азии. Это, как мы уже говорили, страх мелких людишек. Этакий провинциальный вариант призрака, вымышленного немецким профессором Шпенглером, который принимал закат буржуазной культуры за всеобщий закат, а подъем освобождающегося Востока за общий подъем.
«Наши силы слабеют, — причитают подобные люди, — а у восточных народов уйма детей, они быстро осваивают нашу технику, того и гляди обгонят нас во всем. Мы обучаем их обращению с машинами, и скоро они не будут в нас нуждаться, сделают себе машины без нас или против нас…»
Эго коварные жалобы, и я думаю, что об этом надо Сказать прямо.
С чего начать? Хотя бы с обучения. Представьте себе учителя, который жалуется, что обучил своих учеников всему, что сам умел, и поэтому боится скоро оказаться ненужным, так как все будут все знать. Такого глупого учителя быть не может, скажете вы. А между тем такие находятся!