ться на медленно двигавшийся поезд, ведь при длительных путешествиях по суше это все-таки самый приятный вид транспорта.
Человеку остается там только вытянуть ноги, и даже возможность вертеть большими пальцами не ограничена. Вы сидите, как на террасе, перед вами огромное окно, за которым беспрерывно меняющийся пейзаж, и в то время как снаружи раскаленные тропики, внутри, в купе, просто холодно. Рамы в окнах двойные, открыть их нельзя, но вентиляцию и европейскую прохладу обеспечивает установка для кондиционирования воздуха. Сердце, чего еще тебе надо?
Пожалуйста, можно добавить еще кое-что. Путешественник может опустить ноги, встать и немного пройтись по поезду. Может наблюдать своих попутчиков, например, морщинистую яванскую старушку, которая едет в гости к внучатам и везет им классический подарок бедняков: нежно оберегаемого котенка.
Время от времени мы останавливаемся на вокзалах и вокзальчиках. Там можно снять пиджак и немного погулять по другую сторону окон — в тропиках. Перед ступеньками вагона толпятся люди, которые хотят сесть в поезд. Одним действительно надо ехать, другие пробиваются туда по коммерческим соображениям: они живут продажей пассажирам всякой всячины. Содержимое их корзинок — выставка народного хозяйства в миниатюре: здесь наглядно и соблазнительно разложено почти все, что рождает яванская земля.
Вот, например, фрукты. О золотисто-желтых свежих и черно-фиолетовых сушеных бананах, так же как об ананасах и апельсинах, говорить не стоит, они всем известны. А пробовали вы когда-нибудь плод, который называется сала? Он имеет форму луковицы, элегантно обтянутой чем-то вроде чешуйчатой змеиной кожи; очистив ее, вы обнаружите приятно упругую миндалевидную мякоть с гладкой косточкой внутри. Или, например, мангис. Это небольшой коричневато-красный шар. Вы разрезаете его ножом по экватору и обнаруживаете нечто очень вкусное, кисловатое, мягкое, слоистое, по виду похожее на чеснок. Или рамбутан. Вы покупаете пучок мохнатых ягод, несколько напоминающих зеленые каштаны, стряхиваете с них муравьев — живое доказательство зрелости плода, ногтями раскрываете ягоды. Внутри вы обнаруживаете плавающее в желе белое яичко и лакомитесь. Если вы предпочитаете нечто уже приготовленное, можете получить орешки кешу, поджаренные с солью и кореньями. Вы, конечно, даже не отважитесь прикоснуться к темно-коричневой клейкой, напоминающей пудинг массе, именуемой додол. По и ому рекомендую вам золотистую жареную куриную ножку, тут вы ничем не рискуете…
Я сам? Спасибо, я ем почти всегда с удовольствием, об этом нетрудно догадаться, судя по тому, как я пишу о еде. Да и кому она покажется в поезде невкусной? Вы посмотрите хотя бы на живую домашнюю птицу, путешествовавшую с нами. На многих перронах среди самой отчаянной давки стояли закрытые корзины, ожидая, что кто-то куда-то их погрузит и отвезет на базар. Во все щелочки между прутьями корзин высовывались куры, очевидно не подозревавшие, как легко они могут уже здесь лишиться голов. Страшно близко от их гребешков постукивали туфельки женщин и тяжелые ботинки солдат. И в этом ужасном положении, по пути на сковородку, лежащие куры сосредоточили все свое внимание на том, чтобы поскорее сорвать пучок травы, растущей в щелях между камнями.
Не ведет ли себя человек на вокзалах — и вообще на своем жизненном пути — точно так же?
Из окна вагона открывается прекрасный вид: серебристые рисовые поля на равнине, где уходят в бесконечность четырехугольники насыпей, и горы, где поля полумесяцами разных форм и размеров прорезают склоны. Горы похожи на школьную модель горного хребта, на разрезах которого преподаватель географии демонстрирует геологические напластования. Причем все это настоящее, объемное, живое, с текущей водой и движущимися людьми. А краски какие! Синее небо, насыщенный зеленый цвет риса, бананов, сахарного тростника, кукурузы и фиолетовая земля. Крестьянская одежда большей частью цвета земли, но заостренные кверху шляпы бывают пестрыми, синими, желтыми. Часто видны матери, купающиеся с детьми, а в более глубоких местах голые подростки подпрыгивают на спинах буйволов, целиком погруженных в воду — видны только ноздри и рога.
Вдали тянутся к небу вершины сопок, у твоих ног, под грохочущими мостами, зияют пропасти и сверкают на солнце водопады. Дорога вьется по головоломным тропинкам, и, говорят, иной раз здесь и вправду летят головы. В результате землетрясений и ливней почва на склонах гор оползает и сдвигает с мест рельсы. Из предосторожности поезда водят лишь днем, на опасных участках железнодорожники внимательно всматриваются в пути, и все-таки уже не раз поезд срывался вместе с грузом в пропасть.
Что ж, мы позволим страху испортить нам удовольствие от путешествия?
Ни в коем случае! Куры высовывают головы из корзин, а настоящий турист не отходит от окна. Его глаза не могут досыта наглядеться на прекрасный яванский пейзаж, а его пальцы машинально очищают очередное крутое яйцо.
Всем нам суждено когда-нибудь умереть; почему вы думаете, что наш турист не знает этого? Но приговор, не приуроченный к точному сроку, кроется где-то в тумане. А туманности от нас бесконечно далеки.
Иначе обстояло бы дело, будь человеку точно назначен момент свидания со смертью. Тогда бы у него, пожалуй, пропал вкус к ландшафтам и крутым яйцам. Если мексиканский торреадор, например, знает, что ровно в четыре часа против него выпустят быка, он выпивает утром только чашечку черного кофе, не обедает и на арену выходит натощак. Поступает ли он так из страха? Отчасти, но в первую очередь это подсказывает опыт: говорят, многим спасло жизнь то, что в момент ранения у них был пустой кишечник.
Может быть, стоило бы на случай железнодорожной катастрофы тоже ехать с пустым желудком? Этого пока никто не проверил, и нет надежды на то, что это будет когда-нибудь установлено. Железные дороги функционируют уже свыше ста лет, в катастрофах недостатка нет, но появления пассажира, который согласился бы для эксперимента не есть, все еще ожидают.
ТАНЦЫ БЕЗ АДРЕСАТА
На Яве прекрасный музей, все пояснения написаны там на индонезийском языке и, следовательно, недоступны для иностранцев. Только надпись «Не трогать руками!» сделана повсюду по-английски. Если вам угодно, можете видеть в этой мелочи выражение си временного отношения Азии к Западу. Очевидно, далеко не просто завоевать доверие местного населения и убедить его, что теперь из Европы приезжает все больше дружелюбных, не ворующих белых людей.
В музее масса сокровищ. На лужайке, во дворе и на окружающей его галерее множество древних статуй, главным образом относящихся к индуистской эпохе на Яве, на втором этаже, в специальном бронированном помещении со строго охраняемым турникетом отделение золотых украшений. Залы первого этажа с богатым этнографическим материалом отражают особое положение Индонезии между обаятельной эротикой Индии и строгими идолами Полинезии. Столкнулись мы здесь и с объектом моих специальных интересов — вы ведь знаете, что я всюду разыскиваю маски. Должен ли я пересиливать себя и длинно рассказывать о других вещах, чтобы в конце концов иметь право обронить два слова о своем пристрастии? Перейду прямо к нему.
Маски на Яве замечательные, Я недавно хвалил цейлонские и вот уже немного изменяю им. По сравнению со здешними цейлонские маски грубы, даже вульгарны. Вам вдруг начинает казаться, что обилие очковых змей на них чрезмерно, что количество нагроможденных ужасов не всегда создает новое усиленное качество. Попытки создания бытовых масок тоже страдают от отсутствия единства стиля, резчики скатываются в натурализм, юмор стоит на уровне ярмарочного балагана, он не останавливается на той нижней грани хорошего вкуса, которую не должны переступать целостные художественные системы.
Яванские маски на первый взгляд однообразнее цейлонских, так как созданы в одном, определенном стиле. Но как только привыкнешь к этому камерному стилю, находишь в его пределах богатство выражений. Размеры масок здесь почти стандартны и соответствуют размерам человеческого лица, изготовлены они из легкого дерева и расписаны в одной манере. Они всегда улыбаются, некоторые тонко, даже загадочно, показывая при этом золотые зубки, другие смеются грубее, скаля волчьи клыки. Глаза у них узенькие, лисьи, что, no-видимому, считается красивым, или же круглые, большие, выпуклые, с красными зрачками; встречаются и одноглазые чудовища. Носы героинь и героев резко очерчены, с особенным, кокетливо вздернутым кончиком — форма эта совершенно не реалистическая, я ни разу не видел на острове человека с подобным носом. Носы демонов и великанов обладают соответственными габаритами, но и они не лишены острого кончика, кроме одного типа масок с шишковидным или совсем тупым носом. Рисунок бровей, морщин, бород дополняется мелким орнаментом.
Маски мы видели не только в музее, но и во время танца, что гораздо важнее. При этом мы установили, каким странным способом они держатся перед лицами: танцовщик держит их зубами за маленький кожаный язычок, прикрепленный к оборотной стороне маски, под носом.
Из этого одного вы можете сделать вывод, что маски предназначены для танцевальной пантомимы, так как говорить, придерживая зубами такой язычок, невозможно. Сопроводительный текст декламирует кто-нибудь другой, в последнее время для этого используют громкоговоритель.
Раз мы уже коснулись нового интересного вида искусства — балета, займемся им подробнее. Я видел много танцев в масках и без них — в Джакарте и в Бандунге, но их истинной столицей оказалась Джокьякарта. Считаю нужным начать с того, что это были очень красивые танцы, потому что иногда при попытке описать танец созданная им очаровательная картина распадается на отдельные негармоничные подробности.
На Яве танцуют и женщины, и мужчины; впрочем, мы видели женщину, которая, надев маску, изображала мужчину. И никому не мешало, что роль этого мужчины — короля великанов — исполняла очень хрупкая девушка. К тому же это был злой великан: легенда наградила его сорока женами, но ему и этого было мало. Он задумал грубым насилием заполучить еще одну — красавицу Ратну, но ее вовремя освободил ее земляк, рыцарь, который затем, как полагается в «счастливом конце», сам на ней женился.