Я уже говорил о положении, создавшемся в это время в Индонезии. Во время переездов нас охраняли солдаты. При помощи световых и звуковых сигналов они заранее освобождали путь, и мы, кукольники, пролетали по дорогам, как маленький ураган. Конвой, сопровождавший государственных деятелей, был, конечно, сильнее нашего, и когда эти две колонны встречались, меньшая из них должна была отступать на обочину шоссе. Но однажды нам пришлось ехать в одном направлении с ними. И тогда маленький ураган слился с большим и мчался по Яве посередине шоссе, под триумфальными арками, между бесконечными шпалерами школьников. Приветственно махавшие зрители не знали, что мы не имеем отношения к индийским гостям, и встречали нас предназначенными для них бурными овациями.
Нас это ничуть не огорчало, и мы тоже махали. Особенно усердствовал наш милый гид Салим, кстати самый смуглый пассажир нашей машины. «Они, по-видимому, принимают меня за заместителя президента, — говорил он, кивая публике. — Не следует их разочаровывать».
Пребывание в Индонезии кончается, пора сунуть вещи в чемодан и отправляться на новые места. И потому я не только не испек целой булки, но даже не собрал всех изюминок. Разве я рассказал об изготовлении замечательной ткани батик в Джокьякарте? Может быть, я описал особый музыкальный инструмент анклунг — раму из прутьев с подвешенными к ней кусками бамбука, длина и толщина которых так подобраны, что образуется гамма? Описал ли я волшебное тремоло, которое умудряются вызвать из группы таких инструментов очаровательные школьницы? Говорил ли я о цитре кетьяпи, о здешней звуковой системе «пелог» (приблизительно до, ми, фа, соль, си бемоль, до) и о еще более сложной системе «слендро»? О народных комиках реок? О замечательном кушанье гадо-гадо?
Сумел ли я показать сотни коротких встреч с творцами всего этого — народом Явы? Обратил ли я ваше внимание на то, как балуют они своих детишек, как любят купаться, как безрассудно ведут машину, как умеют смеяться над собственными неудачами, какие у них красивые женщины? Достаточно ли я восхвалял их благословенный край? Рассказал ли, как мы под их пальмами праздновали николин день и парни из нашей труппы преподнесли мне по этому поводу красиво завернутую горсть щебня с пожеланием «еще многих развалин», вполне обоснованно упрекая меня в чрезмерном интересе к древним каменным памятникам?
Все это уже непоправимо — мы улетаем. И если кого-нибудь удивит, что он здесь слышал только похвалы Яве, привожу в свое оправдание слова, переведенные нам Салимом при прощании: «Министерство культуры, — сказал он, — просит передать: «Мы полюбили вас и показали вам все, что у нас было. Если у вас остались какие-нибудь плохие воспоминания — бросьте их сразу после старта в море и сохраните только хорошие…»
Ради ласково и грустно устремленных на нашу Иржину глаз Салима мы так и сделали.
IV. КАМБОДЖА И ИНДИЯ
ХЛЕБ ДИПЛОМАТОВ
На Яве наше искусство оказалось достаточно весомым, причем взвешивали нас там и в буквальном смысле слова, как вы сейчас узнаете.
В Камбоджу нам предстояло лететь через Таиланд. Но за три дня до вылета было получено сообщение, что давняя вражда между этими двумя государствами снова вспыхнула, граница закрывается, все полеты отменены, а другой связи нет. Чтобы мы могли выполнить наши обязательства по отношению к Камбодже, индонезийцы должны были отправить специальный самолет, который, не нарушая чужого воздушного пространства, доставил бы нас прямо в Пном Пень. Опыта такого беспосадочного полета не было, и потому требовалась чрезвычайная осторожность.
Начали с того, что всех нас — людей, декорации и весь реквизит — точно взвесили. В соответствии с полученным результатом выбрали тип самолета и оставили в нем только девятнадцать кресел. Остальное место заполнили декорациями, не поместившимися в багажном отделении. После этого мы рано утром стартовали, чтобы сделать большой перелет через Южно-Китайское море.
Индонезийская авиакомпания «Гаруда» названа именем орла, известного средства передвижения бога Вишну. Она побаловала нас всеми видами небесного комфорта, включая полотняные комнатные туфли, которые разрешалось потом оставить у себя. Вообще настроение было отличное. Ява была самым восточным пунктом нашего путешествия, мы возвращались в северное полушарие и одновременно делали первый шаг на запад, поближе к Чехословакии.
Стартовали мы при восходе солнца в сырую погоду, над аэродромом почти отвесно подымались столбы радуги. Как только мы взлетели, к ним присоединилось, скрытое до того горизонтом, ее нижнее полукружие, и мы увидели целиком идеальный круг гигантской радуги.
Зеленоватое море плещется об отмели, Ява исчезает, большие суда превращаются в игрушки, в щепочки. Вулкан Кракатау где-то далеко слева и не виден в утреннем потоке света. Зато вскоре показываются бесконечные кудрявые джунгли — Суматра. Лишь с этой высоты можно по-настоящему оценить огромные размеры некоторых деревьев, выступающих над остальными, но в общем глаз не проникает сквозь море зелени. И опять — в который раз во время путешествия — щемит сердце: вот еще один лес, куда никогда не ступит твоя нога!
Потом показываются острова Банка и Биллитон, и в голове мелькает смутное воспоминание о школьных уроках географии — олово, не так ли? — затем прыжок через экватор, и все правей и правей, вдоль Малаккского пролива, мимо Сингапура и Сиамского залива.
Пилот просит извинить за то, что приходится лететь на очень большой высоте: море внизу raf. Под нами разыгралась порядочная буря, гребни волн, вероятно, кажутся судам гигантскими; но для небожителей, летящих на крыльях Гаруды, это лишь белые морщинки, медленно, лениво и почти незаметно передвигающиеся по серой равнине.
И еще раз, когда солнце стоит уже высоко, показывается замкнутый и трогательно маленький круг радуги; но на этот раз в пропасти под нами.
К полудню мы добрались до Камбоджи. Первое, что мы заметили, были величественные, окрашенные в шоколадный цвет широкие полосы рек. А затем пальмы, которые сверху, издали были похожи на наши обыкновенные деревья. Но как только мы снизились и очутились поближе к земле, все оказалось новым. Неспокойный, горячий и густой воздух подбрасывал самолет.
Мы прибыли раньше, чем предполагалось, нас никто не встречал, и нам пришлось кружить в поднебесье, пока не подготовились к нашей встрече. Недавно самолет, на котором летел глава некоего государства, прибыл на целый час раньше, срока; так как гостя должен был встречать сам король, а пунктуальность — вежливость королей, пилот весь этот час кружил над аэродромом, выжидая, пока этикет позволит приземлиться и король сможет оказаться пунктуальным.
Кружение в течение целого часа после длинного пути, в раскаленном воздухе, прямо над целью — один из примеров тех требований, которые предъявляет дипломатия к путешественнику. Таких примеров можно привести много. В одной из стран нам надо было возложить цветы к Статуе Независимости. Садоводы доставили венок почти к самому месту, и он стоял там на белой железной подставке. Под звуки гимна выступили двое парадно одетых членов нашей труппы и по знаку церемониймейстера взяли обеими руками подставку, чтобы возложить венок к подножию памятника. И тут они с ужасом увидели, что железо свежевыкрашено, так что их руки и рукава покрываются пятнами белого лака…
И все-таки ни один из них глазом не моргнул, не нок был положен на предназначенное место, наши товарищи вытянулись, опустив руки по швам, и стояли в почетном карауле, пока вокруг, подобно молниям над Татрами, сверкали блицы фотоаппаратов.
Однажды в Мексике я был свидетелем более неприятного случая. Важный гость правительства сел перед дворцом в открытый автомобиль, чтобы ехать по убранному цветами городу. Слуга подскочил и, захлопывая дверцу, нечаянно прищемил гостю мизинец.
Никто этого не заметил, так как пострадавший не вскрикнул, а вереница автомобилей как раз двинулась. Началась долгая поездка вдоль выстроившихся шпалерами приветствовавших гостя людей; а у него хватило выдержки приветливо улыбаться, хотя из-под платка, незаметно обернутого вокруг раздавленного пальца, капала кровь и возможность врачебной помощи была бесконечно далека.
Люди думают, что хлеб дипломата вовсе не хлеб, а роскошный бутерброд. Но у него твердая корка, как у каждого хлеба.
У СКАЗОЧНОГО КОРОЛЯ
Люди не рождаются дипломатами, это дело воспитания. Меня, например, к этой профессии готовил отец, объяснявший мне еще в том возрасте, когда меня водили за ручку, что буквы «CD» (Corps diplomatiques) на некоторых автомобилях означают «Команда дармоедов».
Умение вести за столом остроумную беседу — одна из основ всякой дипломатии — мне преподносилось в виде бабушкиной поговорки: «Когда я ем, я глух и нем». У нас дома полагалось есть молча, много и быстро, так как ясно было, что «как человек ест, так он и работает».
Но молчание иногда нарушалось. Отец был большим поклонником оперетты и шантанов. И как некоторые люди поют детям колыбельные песенки, так наш отец любил выступать с куплетами о консуле, приехавшем в Сиам. Король сиамский полюбил дипломата и в знак своей благосклонности привел к нему очаровательную танцовщицу:
Она звалась Чикапикапала
И всех лучше танцевала
Из всего балета.
Ты меня обрадуй
И возьми в награду
Бая-бая-дерку
Баядерку эту…
Право не знаю, принял ли консул подарок и как он им распорядился. Помню только, что в рефрене каждого куплета повторялось, что Чикапикапала была действительно хороша и это подтверждала вся Индия.
Что ж удивляться, если ребенок, душу которого насыщали такой поэзией, не устоял перед соблазнами дипломатической карьеры и мечтой увидеть Индию?
Когда мы приехали в Камбоджу, восточная Индия оказалась прямо перед нами. К тому же мы были гостями правительства, премьера была назначена в королевском дворце для семей их величеств, и нам обещали, что в награду за свой труд мы увидим придворных танцовщиц — знаменитый камбоджийский балет.