Название обозрения «Кончится ли все хорошо?», к сожалению, ничего не говорит, и если вас беспокоит вопросительный знак, поставленный после него, то могу заверить, что вы напрасно волнуетесь. Кончится все хорошо, они поженятся.
Занавес открывается, и мы оказываемся в мастерской старого кукольника, создающего нового героя. Кукольник сначала рисует, потом вырезает из дерева забавную марионетку — Ясанека. После этого несколько длинного вступления я из вечера в вечер со страхом вглядывался в полутемную сцену. И каждый раз происходили два страстно ожидаемых чуда. Сначала небольшое, техническое, на сцене — оно вдыхало в марионетку видимость жизни. А потом второе, большее, настоящее, в зрительном зале: тысячи тем-пых глаз, пораженных чудом, совершенным на сцене, загорались счастьем. Да, кукла движется! Она поворачивает голову, подымает руки, смеется.
— Меня зовут Ясанек, my name is Jahsahneck…
Кукла произносит это на языках всех стран, которые мы посещаем: по-гуджаратски, сингальски, тамильски, индонезийски, кхмерски, аннамски, бенгальски, на хинди.
— Уу-у! Вот и я, меня зовут Ясанек!
И потом все шло — у марионеток это само собой разумеется — как по ниточке. Ясанек знакомится в мастерской резчика с другими куклами, балерина Илона танцует для него на пуантах, и, прерывая действие, ее из вечера в вечер награждают аплодисментами. Другие маленькие актеры показывают целое цирковое представление, салонный иллюзионист кенгуру демонстрирует свое искусство, а потом начинается завязка. Жестяной рыцарь в буквальном смысле слова теряет голову из-за красивой куклы. Любовь разгорается, но, к сожалению, идиллию нарушает злой дракон, уносящий невесту в свой железный замок — в печку. Рыцарь, поддерживаемый Ясанеком, объявляет чудовищу войну, разражается битва, фехтуют, стреляют из пушки, и затем после преодоления всех полагающихся препятствий все завершается нравоучительным счастливым концом: перед объединившимися куклами бессилен даже дракон. Старый кукольник возвращается в опустевшую мастерскую, но тут уж поют: «До свиданья, гуд бай, гуд бай…» или то же по-гуджаратски, сингальски, индонезийски, кхмерски, аннамски, бенгальски, на хинди. После этого актеры, водившие кукол, вылезают из-под верстака кукольника и из остальных мест, где они прятались, и предстают перед зрителями в своих спецовках.
А что делают зрители? Они смеются, аплодируют, не скупятся на цветы, потому что все кончается объединением влюбленных. Объединяются и чехословацкие артисты со всеми этими милыми смуглыми людьми. Кончилось ли все хорошо? Очень!
Часто недостаточно было опустить занавес. Например, после бомбейской премьеры большая часть зрителей хлынула на сцену. Они хотели знать, как мы все делаем. Пришел губернатор штата Бомбей и случайно бывший там в гостях губернатор штата Ассам. Разумеется, пришла и вся чешская колония, а наш генеральный консул привел своих коллег из дипломатических представительств других государств. Пришли писатель Мульк Радж Ананд и художник Хусейн, наши старые пражские знакомые. Все они хотели посмотреть вблизи балерину Илону, Ясанеку пришлось еще раз сказать, что он Ясанек, потом гости требовали кенгуру, цирковых клоунов, рыцаря и дракона… До тех пор, пока наконец актеры вежливо сказали, что, пожалуй, проще повторить весь спектакль.
Тогда друзья поняли, попрощались и дали нам возможность — время близилось к полуночи — отправиться в гостиницу ужинать.
Легли ли чехословаки спать? Измучены они были порядком, но, вспомнив, что находятся уже двадцать четыре часа в экзотическом Бомбее, а видели лишь один хороший клуб и душные кулисы театра, решили немедленно отправиться на улицу.
Заспанный швейцар охотно открыл дверь, вокруг отеля царила тишина, ничто не вызывало желания подебоширить, как полагается после премьеры. За углом на тротуаре спали вповалку люди, не какие-нибудь кутилы, просто бездомные. Некоторые на жалких лежаках из планок и веревок, другие подстелив узенький коврик, а кто и просто на голых камнях. Нам объяснили, что эти люди оставили свои семьи на клочках земли, которые не могут их прокормить, и пришли сюда из деревень в поисках заработка. Вряд ли они его нашли.
Мы пошли куда глаза глядят через железнодорожную колею по чугунному мостику. На площадках ведущей к нему лестницы тоже приходилось идти осторожно; и там лежали люди. Через некоторое время мы вышли на широкую набережную.
Вправо и влево раскинулось великолепное полукружие бульвара, с внешней стороны окаймленного светлыми шестиэтажными домами с балконами и большими окнами. Вдоль них — тротуар, пальмы, затем две полосы шоссе с идущими в три ряда автомобилями. На внутренней стороне полукруга находилась третья, такая же широкая полоса для пешеходов, соблазнившихся прогулкой вдоль моря.
Этот роскошный проспект, который, сверкая фонарями, тянется на много километров, именуется Marine Drive. Какой-то вдохновенный автор рекламных брошюр назвал его «Ожерельем королевы». Он расположен на полосе земли, всего двадцать пять лет назад отвоеванной у моря, и является сейчас гордостью города. Внизу, под парапетом, покоренные волны облизывают его огромные камни, над темной водой светятся звезды.
Свет «Ожерелья королевы» неприятен людям, спящим во многих уголках бульвара, и они прикрывают глаза краешком одежды. Группка поющих мальчишек тоже предпочла устроиться со своим барабаном подальше от фонарей, в проходе между роскошными домами. Барабан у них цилиндрический, посередине он толще и к концам сужается. Юноша сосредоточенно выбивает на нем пальцами и ладонями обеих рук резкий, сложный ритм. Другой мальчик запевает, и остальные подхватывают рефрен, отвечая на шутливый вопрос или подтверждая дерзкую правду, высказанную первым. Это сочно, совершенно непринужденно, поется для собственного удовольствия. А судя по тому, что эти ребята торчат тут далеко за полночь, дома их маменька не поджидает.
В пятидесяти шагах от поющих ребят ярко освещенная стройка, где тоже никто не обращает внимания на поздний час. Надпись гласит, что здесь будет выставка тканей с демонстрацией моделей; торжественное открытие назначено на послезавтра.
Мы заглядываем за забор и сразу оказываемся в элегантнейшей Европе. Сюрреалистические манекены с туловищами из проволоки, узловатых корней и пучков соломы, пустые овалы вместо лиц с желто-зеленым геометрическим рисунком, среди каскадов набивных тканей стройные дамские ножки, похожие на спицы колес огромного деревенского велосипеда… И все это монтируют декораторы с булавками во рту, как в Париже, и тюрбанами на голове, как в Индии.
«Ожерелье королевы» и бездомные люди, сюрреалистические манекены и рядом с ними тысячелетний барабан уличных певцов. Это только горстка странных разнородных осколков, но где-то за ними вырисовывается истинный облик города.
МЕЖДУ МАНЕКЕНАМИ И БАРАБАНОМ
Пражские рецензенты будут, вероятно, поражены, но наутро после премьеры мы, открыв любую бомбейскую газету, находили там подробную рецензию и фото вечернего спектакля.
— Вот это оперативность! — всплеснула руками Даша.
— Они просто фанатики из отсталой страны, — объяснил Оттик. — Для них спектакль еще такое волнующее событие, что они не могут уснуть, пока не напишут о нем.
— Штурмуют без оглядки, — решила Вера, — не дожидаясь, пока все уляжется в голове или пока прочтут, что написали более умные коллеги. Увидите, они перестанут это делать, когда их читатели станут более требовательными.
Потом мы внимательно слушали перевод рецензий. Все они были положительными, даже лестными, и Ясанека кое-где называли «the most charming little Jahsahneck» (очаровательнейший маленький Ясанек). Мы наскоро отобрали несколько самых лестных фраз и протелеграфировали их домой.
Сразу после этого, во время завтрака, произошли два события, которые могли нарушить нормальный ход наших дальнейших гастролей. Карел грыз поджаренный хлеб, сломал при этом зуб и стал шепелявить. Войтека трижды вызывали к телефону поклонницы.
Карлика мы утешали, что тотчас же пойдем с ним к зубному врачу и в Чехословакию он вернется с подлинным бомбейским зубом во рту, а это у нас редкость. Более серьезным нам показался случай с Войтеком. Из Брно он выехал как покоритель сердец областного масштаба, но после первых же нежных слов, сказанных им индийской стюардессе в Рузинском аэропорту, стало ясно, что он будет нашим главным референтом по вопросам международных любовных отношений. Лишь через некоторое время мы поняли, что он далеко не так плох, как кажется. Днем он использовал каждую свободную минуту, чтобы знакомиться с девушками, галантно за ними ухаживал, и верхом всех его нежностей был вопрос, где они живут. А ночью пользовался каждым свободным моментом, чтобы писать открытки по адресам, полученным таким способом на нашей предыдущей остановке, В жаркие бомбейские ночи он писал в Брно, в Бомбей он писал с Цейлона, на Цейлон из Индонезии и так далее, по кругу. В общем был вполне безобиден.
Но со сломанным зубом пришлось повозиться, Мы поехали с Карликом к индийскому зубному врачу, рекомендованному нашими друзьями. Я вообразил, что узнаю тут какую-нибудь тайну восточной медицины, и снова ошибся. Приемная доктора Шиварамамурти помещалась в шумном доме самого шумного района города, пробираться к ней нужно было по запутанным коридорам между ателье для срочного глажения одежды и другими мастерскими, распространявшими самые различные запахи. Кресло, лампы, инструменты оказались такими же, как у нас, и Карлик трусил так же, как дома. На стене висел диплом, влажный и покоробившийся после нескольких сезонов тропических дождей, но в нем было сказано, что доктор Шиварамамурти сдал полагающиеся экзамены и в своем ремесле разбирается. Через час Карлик гордо улыбался, любуясь в зеркале исправленным зубом.
Если бы Войтик не удовлетворялся собиранием экзотических девичьих адресов, а отважился пойти дальше, то, вероятно, тоже убедился бы, что некоторые вещи в общем во всем мире одинаковы.