Они еще долго говорили по другим вопросам, связанным с безопасностью страны: об усилении боеготовности войск, о необходимости организации партизанского движения, о мобилизационных планах и других проблемах, которые встали на повестке горячих дней подготовки Германии к войне с СССР.
Кирпонос сдержал свое слово — шифровку с текстом о тревожном положении на германо-советской границе он отправил наркому обороны С.К. Тимошенко.
И каково же было его удивление, когда на следующий день — 13 июня 1941 года — ему доложили о сообщении ТАСС. А 14 июня на его столе уже лежала свежая газета «Известия». Он стал внимательно читать текст сообщения, хмурясь и мотая головой из стороны в сторону:
«Еще до приезда английского посла в СССР г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и Германией». По этим слухам:
1. Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними;
2. СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР;
3. Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает свои войска у границ последней.
Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны.
ТАСС заявляет, что:
1. Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предполагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь места;
2. по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР, лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям;
3. СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными;
4. проводимые сейчас летние сборы запасных Красной армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо».
Командующий не верил своим глазам, читая опубликованное в газете сообщение…
«Как же так, столько острой информации, — рассуждал генерал-полковник, — идет сплошной поток объективных данных, а политики не верят ни разведке, ни контрразведке. Мы здесь стоим на ушах, а там сплошное умиротворение или действительно у политиков появилась боязнь супостата. Надо позвонить Бурмистенко».
Спустя некоторое время у Михаила Алексеевича он выяснит, что в Москву отправлять шифровку с тревожными сигналами запретил Первый секретарь, которым был в то время Н.С. Хрущев, державший нос по ветру. А может, он уже знал через свои возможности в советской столице о готовящемся сообщении ТАСС. Тем более Хрущев понимал, что Сталин и его ближайшее окружение не меняют своих убеждений, потому что, может, знают больше, чем партийные функционеры на местах…
Тем не менее партийная депеша из Киева в Москву не пошла.
А в это время в советской столице начальник военной контрразведки НКО СССР Анатолий Николаевич Михеев докладывал наркому С.К. Тимошенко самый свежий по обстановке документ, собранный в основном армейскими чекистами пятой и шестой армий. Концовка письменной докладной заканчивалась четким выводом:
«По данным наших закордонных источников и показаний разоблаченной агентуры противника, немецко-фашистское руководство перед своими разведывательными и контрразведывательными органами неслучайно поставило весьма обширные и далекоидущие задачи. Немцы стремились и стремятся собрать исчерпывающую информацию о боеспособности наших частей западных военных округов для войны в целом, а также подготовить в разведывательном отношении проведение начальных операций по быстрому разгрому передовых частей Красной армии».
Семен Константинович читал обобщенную справку начальника контрразведки внимательно, подчеркивая красным карандашом наиболее важные абзацы. Прочитав ее всю, тяжело выдохнув, он с волнением в голосе произнес:
— Анатолий Николаевич, все, что здесь заложено и изложено, — все вполне объективно. Я полностью разделяю ваши выводы. Кстати, для меня это будет подспорьем при написании доклада правительству. Вас хочу информировать, что руководство наркомата обороны продолжает принимать все необходимые меры для отражения возможной агрессии со стороны любого противника.
Только вчера я приказал Киевскому округу выдвинуть к границе пять стрелковых корпусов. Шестой прибыл из Харьковского военного округа. В распоряжение Кирпоноса передается часть армии Лукина из Забайкалья. С Северного Кавказа на Украину заканчивается переброска третьей по счету армии. Под контролем вместе с вами держим боеготовность пятой и шестой армий, обеспечивая их необходимым запасом боеприпасов и укомплектовывая соединения по штатам военного времени. Заканчиваем строительство полевых фронтовых командных пунктов и дооборудуем укрепрайоны. Только бы успеть и не дать возможность спровоцировать войну с Германией…
Слушая наркома обороны, Михеев понял, что война неизбежна.
«Значит, все-таки война, — рассуждал про себя Анатолий Николаевич. — Но тогда почему не хотят верить в ее неизбежность некоторые политики и сам Иосиф Виссарионович? А может, они знают что-то другое? Нет, чиновники проводят осторожную политику Сталина — не спровоцировать боевые действия, готовиться к войне не спеша, без брызг преодолевать ночной брод, чтобы не спугнуть противника».
Москва в это тревожное время понимала, что германская армия Гитлера — вермахт — объективно сильнее Красной армии не только по вооружению, но и по количеству обученного в боях на центральноевропейских театрах военных действии личного состава. СССР лихорадочно качал мускулы и переваривал опыт трех локальных операций на Хасане, Халхин-Голе и Советско-финской войне. Сталин торопился с модернизацией армии, существенно подчищенной в ходе репрессий проклинаемого теперь и народом, и властью тридцать седьмого.
Зная, что война неизбежна, вождь лихорадочно искал выход из создавшегося положения — нахождение страны между Сциллой и Харибдой — поддержания без провокаций условий, созданных Пактом о ненападении, и необходимостью довооружить незаметно для Берлина части и подразделения Красной армии. Проход между этими двумя совсем не мифическими чудовищами нужно было удачно проскочить, да так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
Когда стало очевидным, что немец уже стоит перед дверями советского дома, 18 июня сорок первого вышла директива Генштаба Красной армии о возможном нападении Германии на Советский Союз, в которой говорилось, что войска западных военных округов должны быть приведены в состояние боевой готовности к отражению нападения противника. Так вот, слово «быть» до сих пор цепляет историков. Понятия «быть» и «привести» разные по смысловым оттенкам.
Но вернемся к той обстановке.
Еще 15 июня разведслужбы погранвойск СССР получили неопровержимые документальные доказательства того, что процесс выдвижения войск вермахта на исходные для нападения позиции идет в полную силу.
Мало кому известно, но Михеев знал из доклада начальника Особого отдела Западного особого военного округа об одной секретной операции. Дело в том, что 17 июня 1941 года Сталин вызвал командующего ВВС П.Ф. Жигарева и главу НКВД Л.П. Берию, кому подчинялись погранвойска, и приказал авиации округа провести тщательную разведку.
18 июня в течение светового дня вдоль всей линии границы в полосе Западного особого военного округа с юга на север пролетел самолет У-2, пилотируемый опытными авиаторами — летчиком Захаровым и штурманом Румянцевым. Через каждые 30–50 километров они сажали аэроплан и описывали все то, что видели с высоты на той стороне границы на нижнем крыле биплана. В этот момент оно превращалось в своеобразный письменный стол.
В местах посадок самолета к ним подходили оперативники и забирали текст наблюдения. Анализ этих записок показал, что отмечается лавинообразное движение немецких войск к линии границы. Вот почему сразу же Сталин отдал приказ о приведении войск первого стратегического эшелона в полную боевую готовность. Генштаб передал директиву в войска, но она фактически не была выполнена в полном объеме.
Продублирована директива была только 21 июня и адресовалась Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО и ОдОВО. В ней, в частности, говорилось:
«1. В течение 22–23 июня 1941 года возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОДО, КОВО, ОдОВО.
Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
Приказываю:
а) в течение ночи на 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государс