— генерал-майор Коробков А.А.;
— генерал-майор Кособуцкий И.С.;
— генерал-полковник Локтионов А.Д.;
— генерал-майор Оборин С.И.;
— генерал армии Павлов Д.Г.;
— генерал-лейтенант авиации Рычагов П.В.;
— генерал-майор Савченко Г.К.;
— генерал-майор Салихов М.Б.;
— генерал-лейтенант авиации Смушкевич Я.В.;
— генерал-лейтенант Трубецкой Н.И.;
— генерал-лейтенант авиации Черных С.А. и многие другие.
Душевная нервотрепка, профессиональная неразбериха, кровавая бессмыслица, мехлисовская жестокость, гуляние абсурдности — все это накатывалось тяжелейшим катком на молодого тридцатилетнего начальника военной контрразведки, имеющего свои взгляды на добропорядочность и честность в политике, мужество и смелость в бою. А еще он больше других своих коллег разбирался в армейских вопросах — как-никак, выпускник солидной военной академии!
В минуты подобных потрясений из-за массовых казней военных к нему приходили глубокие мысли, согреваемые логикой происходящего. Они ворочались тяжелым комом в душе, тревожили его, заставляли мучиться и искать ответ на стержневой вопрос — почему такое случилось?
Однажды он нашел объяснение бесправию и бессердечию в таких ситуациях рассуждениями, что бывают времена, когда торжествует безумие. Тогда головы секут нередко невинным и даже самым благородным. И тут же он сам себя спрашивал: «За что посадили Рокоссовского, почему бросили на нары Мерецкова?.. А эти кровавые списки новых жертв военачальников! Нет, не могу спокойно глядеть на эту кровавую вакханалию, устраиваемую растерявшимися политиками, — надо уходить на фронт, там даже в окопе чище, благороднее и честнее».
Эти раздумья А.Н. Михеева были созвучны с оценочными мыслями, которые прозвучали в книге «Накануне» адмирала флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова. Он вспоминал:
«Первые заседания Ставки Главного Командования Вооруженных сил в июне проходили без Сталина. Председательство наркома обороны СССР маршала С.К. Тимошенко было лишь номинальным. Как члену Ставки мне пришлось присутствовать только на одном из этих заседаний, но нетрудно было заметить: нарком обороны не подготовлен к той должности, которую занимал. Да и члены Ставки тоже. Функции каждого были неясны — положения о Ставке не существовало. Люди, входившие в ее состав, совсем не собирались подчиняться наркому обороны. Они требовали от него докладов, информации, даже отчета о его действиях. С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков докладывали о положении на сухопутных фронтах…»
Семнадцатого июля Михеев был на приеме у Тимошенко и запросился у наркома обороны на фронт. Тут была еще одна причина — готовилось переподчинение органов военной контрразведки. Они уходили из НКО в НКВД. Письменному рапорту был дан ход — начальника Третьего Управления НКО СССР отпустили туда, где жарко от полыхающих сражений на Украине…
Когда с удивлением его стали доставать вопросами близкие друзья, он им отвечал одной притчей:
— Знаете, много лет назад достопочтенный Кузьма Прутков торжественно сообщил человечеству: «Время подобно искусному управителю, непрерывно производящему новые таланты взамен исчезнувших». Я себя не отношу к гению, но взамен меня непременно придет человек более талантливый, чем я. Это закон не только Пруткова, а самой Природы.
Больше подобны вопросов ему не задавали, так как «сборы были недолги».
Начальником Управления особых отделов стал заместитель НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга Виктор Семенович Абакумов.
19 июля 1941 года вместо Ставки Главного Командования во главе с С.К. Тимошенко была создана Ставка Верховного Главнокомандования под руководством И.В. Сталина. В этот же день Сталин сменил Тимошенко на посту наркома обороны СССР, а бывший нарком стал главнокомандующим Юго-Западного направления (начштаба — И.Х. Баграмян, член Военного совета — Н.С. Хрущев — Авт.). Тимошенко в 1942 году проиграет вторую Харьковскую операцию почти что с тремястами потерями личного состава. Справедливости ради стоит заметить, что Семен Константинович никогда не перекладывал свои просчеты на других военачальников и никогда трусливо не унижался перед Сталиным, как это проделывал тот же Хрущев.
Гитлеровцы, опьяненные легкими успехами в Европе и удачами блицкрига в Советской России, верили в скорую победу над Москвой. План «Барбаросса» предусматривал разгром Советского Союза в течение лета сорок первого года. Гитлеру к тому же подсказывало скорую победу провидение, в которое он болезненно верил. А как говаривал Бернард Шоу, «всякий пьяный шкипер уповает на провидение». Но провидение иногда направляет корабли пьяных шкиперов на скалы. Фюрер как раз и был одним из таких шкиперов.
Как-то разбирая кипу шифровок с победными новостями от военных с Восточного фронта, у фюрера промелькнула мысль: «Победа близка, надо подумать, как ее можно исторически отметить. Конечно, следует поставить памятник в честь взятия Москвы и окончательной победы в войне с Советской Россией».
Он вызвал в кабинет рейхсминистра путей сообщения Дорпмюллера.
— Юлиус, надо подготовить несколько составов с житомирским красным гранитом и отправить их под Москву для скорого сооружения там памятника «Победа».
— Слушаюсь, мой фюрер! — ответил высокий чиновник…
И действительно, по приказу Гитлера в первые месяцы войны было завезено несколько товарных эшелонов с тесаными глыбами красного горной породы и итальянского белого мрамора.
Гитлер был настолько уверен в победе, что пригласил на парад, который должен был состояться на Красной площади, французский легион Диро, экипированный киверами наполеоновской армии, словно подчеркивая, что Бонапарт хоть и взял Москву, но не поверг Россию. А он это скоро сделает.
Захваченный в плен под Звенигородом немецкий солдат 252-й пехотной дивизии существенно дополнил информацию о готовящемся параде. Он рассказал, что к ним в часть прибыла специальная рота гитлерюгенда для участия в торжествах по случаю взятия Москвы.
После «парада победы» по одной из бредовых идей фюрера был разработан также план инженерных сооружений для подъема воды в Москва-реке и ближайших к ней водоемах и водохранилищах, чтобы затопить советскую столицу. А на одной из возвышенностей у берега рукотворного моря планировалось установить памятник, символизирующий покорение России.
Но когда под Москвой провалился гитлеровский план «Тайфун» и наши войска погнали тевтонцев на запад, в районе Можайского железнодорожного узла в тупике был захвачен немецкий трофей — эшелон с красным гранитом и другими отделочными камнями.
Экзальтированные юнцы фюрера в спешке ретировались — бежали в фатерлянд, а брошенные кивера, гранит, мрамор и даже несколько вагонов с шортами и панамами, предназначенными для армии генерала-фельдмаршала Эрвина Роммеля, воюющей в районе Аль-Аламейна в Северной Африке, не весть как попавшие в заснеженное Подмосковье, достались Красной армии.
После войны, во время восстановительных работ в центре Москвы, гранит был использован для отделки первых этажей нескольких зданий, находящихся на нечетной стороне по улице Горького. Эти камни легко узнаваемы по красному оттенку, а мрамор, ввиду его небольшого количества, пошел на отделку внутренних интерьеров домов и станций метрополитена.
Гитлер часто увлекался разными прожектами.
Веря в скорое порабощение России, у него постоянно роились планы активизации и эффективности грабежей покоренной огромной страны. Еще накануне войны он пригласил к себе уже упоминаемого выше министра путей сообщения Третьего рейха Юлиуса Дорпмюллера и предложил создать новый тип железных дорог, несмотря на то что к этому виду транспорта он относился как к «реликту». Быстро нашли координатора и руководителя проекта. Им оказался доктор технических наук Гюнтер Винс, предложивший идею на базе создания широкой железнодорожной колеи от 4 до 5 метров сконструировать для них локомотивы, не имеющие аналогов в мире.
10 сентября 1941 года на конференции научного общества Гюнтер Венс порекомендовал подключить к важной работе министра вооружения и боеприпасов Фрица Тодта. И работа закипела…
24 мая 1942 года в штаб-квартире фюрера проходило совещание. Присутствовали, естественно, кроме Гитлера рейхс-министр военной промышленности Шпеер, рейхсляйтер Борман и министр путей сообщения Дорпмюллер.
Шпеер доложил страшные выводы из прошедшей зимы. Кстати, он не раз летал над заснеженными полями Подмосковья, где был повержен в прах план операции «Тайфун» по захвату советской столицы. Он видел масштабы катастрофы с высоты птичьего полета. То, что видел Шпеер в иллюминаторе самолета, автор описал в книге «Снег», укротивший «Тайфун».
И вот, что услышал Гитлер.
Оказалось, что 70 % подвижного состава русский Дед Мороз вывел со строя. Колея в 1520–1524 мм в России узкая, тыл задыхается с подвозкой боеприпасов и вооружения и вместо паровозов нужна другая техника.
Гитлер спросил:
— Так что же вы предлагаете, обрисуйте проект точнее.
— Мой фюрер, — начал Тодт, — это будут газотурбинные, электрические или дизельные локомотивы. Ширина двухэтажных вагонов будет шесть метров, высота — четыре с половиной метра. По существу, это жилые дома на колесах для наших бюргеров, которым предстоит некоторое время при освоении русской земли пожить в этих вагонах. А сколько грузов и людей на таких поездах мы можем подвезти в Россию и вывезти из нее все, необходимое Рейху!
— Какая общая маса такого состава? — поинтересовался Гитлер.
— Десять тысяч тонн, — ответил Шпеер.
— А сейчас? — Гитлер взглянул на главного железнодорожника.
— Самый тяжеловесный состав — до двух тысяч, — продемонстрировал свои знания Дорпмюллер…
Фашисты, к счастью для мировой цивилизации, не успели создать в окончательном варианте ни ядерной бомбы, ни надежных баллистических ракет, ни летающих тарелок, ни циклопичных локомотивов, ни проложить широкой колеи…