«В Разведывательном управлении (фронта. — Авт.) началась лихорадочная деятельность по подбору и подготовке разведчиков для работы в тылу противника. Наверстывалась беспечность мирного времени за счет ночных бдений, непрерывных поисков лиц со связями в оккупированных немцами районах. Создавались школы по подготовке командиров групп, радистов, рядовых разведчиков. Причем иногда преподавателей от слушателей отличало лишь служебное положение первых, т. к. ни теоретической, ни тем более практической подготовки они не имели и в обучении руководствовались здравым смыслом и скудными литературными познаниями из мемуаров Макса Ронге, Марты Рише и др.
Подбирались добровольцы из числа знающих радиодело… Ставка была на массовость. Необходимо отметить, что недостатка в добровольцах вести боевую работу в тылу противника не было…»
В Киеве столы военкоматов были завалены рапортами с просьбами юношей и девушек направить их на самые опасные участки фронта. Все это напоминало процесс тридцатых годов с призывом молодежи:
«На самолет!»,
«В чекисты!»,
«На флот!»
Романтика, на знамени которой в качестве символа стояло слово «Долг», размахивала своим патриотическим полотнищем и звала не только молодежь, но и всех советских людей к единению и смелее выдвигаться вперед на непримиримую борьбу с гитлеровскими шакалами!
Любая война требует от государства и общества напряжения сил. Великая Отечественная война 1941–1945 годов потребовала от Советского Союза огромных жертв и напряжения в буквальном смысле всех сил — военных, экономических и политических.
По согласованию с командующим фронтом Кирпоносом и членом Военного совета Бурмистенко начальник Особого отдела НКВД Михеев в короткий срок подготовил три разведывательные группы, возглавляемые опытнейшими его подчиненными. Кроме того, в состав групп вошли проверенные и отобранные украинскими чекистами комсомольцы-добровольцы, обученные работе на войсковых радиопередатчиках или знающие язык неприятеля. Именно они выполняли главную задачу срочного доведения о собранной разведывательной информации по рациям в аппарат Михеева. Кроме того, разведчики держали связь между собой.
Первую группу возглавил выше среднего роста, сутуловатый, энергичный Стышко, он был старшим троицы. Вторую — круглолицый и спокойный Ништа, а третью — порывистый и деловой Лойко. С последним в суровую неизвестность уходил комсомолец Миша Глухов, первокурсник филологического факультета Киевского университета им. Т.Г. Шевченко. Он не только знал немецкий язык, но и усвоил на краткосрочных курсах работу на коротковолновом радиопередатчике. Он писал стихи и даже сделал несколько публикаций в периодической печати.
Перед отправкой за линию фронта три группы, собравшиеся на пустующей свиноферме, у речки, ждали «инспектора». Помещение находилось на северо-западной окраине Броваров. Разведчиков готовился проинспектировать сам Михеев. Когда он вошел в огромный сараище, еще держащий стойкий запах недавних обитателей, то был поражен внешностью разведчиков, облаченных явно не из запасов «оперативного гардероба». Все были одеты в крестьянские рубища: затасканные рубахи, потертые, заношенные кепки с поломанными козырьками, обтрепанные внизу штанины брюк, заплатки на рубахах и т. д. Они были снабжены проверенными документами прикрытия, удостоверениями личности — аусвайсами. У Лойко имелась свежая справка о том, что он находился в местах лишения свободы с осуждением по статье «Хищение социалистической собственности».
— Театр — ни много ни мало — прекрасное перевоплощение! — воскликнул Михеев. — Таким немец поверит!
Выслушав доклад Стышко, комиссар пожал ему руку, а потом обратился к дружному коллективу, отправляющемуся за «горизонт фронта»:
— Товарищи, вы уходите в тыл противника. Идете с грузом ответственных заданий на территорию, временно оккупированную фашистами. Об этом каждый из вас всегда должен помнить. Командованию нужны в первую очередь сведения о перемещении войск противника к линии нашего фронта; места дислокации гарнизонов; расположения складов с боеприпасами и ГСМ; отношение местного населения к оккупантам, поведение немцев и другие вопросы разведывательного характера. Осторожно обращайтесь с рациями. После сеанса прячьте их в удобных местах, а сами уходите подальше или создавайте логически объяснимые ситуации вашего пребывания в конкретной местности. Берегите себя, так как вы — очень нужны Отчизне!..
После этого попрощавшись с каждым разведчиком и пожелав им удачи, он уехал в Особый отдел фронта, стоящий тут же неподалеку.
Анатолий Николаевич хорошо знал еще по учебе в Военно-инженерной академии, что любой командир в разговоре, беседе или напутствии своих подчиненных должен взвешивать каждое слово. Один из преподавателей им настойчиво вдалбливал в головы основы ораторских правил.
Михеев запомнил эти слова:
— В каждом ораторе, который действует красноречием на своих слушателей, заключается импровизатор, властно повелевающий своему языку и своим мыслям. Только так овладевает теми, кто его слушает. Но для этого следует соблюсти три условия: нужно знать предмет, о котором говоришь; хорошо владеть своим родным языком, умея пользоваться его гибкостью, богатством и своеобразными оборотами; и самое главное — не лгать.
Комиссар госбезопасности 3-го ранга в общении с подчиненными старался пользоваться этими рекомендациями, которые он находил в академической библиотеке в изысках А.Ф. Кони, Ф.Н. Плевако, П.С. Пороховщикова и, конечно, не только «железного канцлера», но мыслителя и военного стратега Германии Отто фон Бисмарка, хорошо знавшего менталитет России…
По приезде секретарша сообщила о получении донесения от Плетнева, которого с группой недавно отправили в расположение пятой армии для помощи в организации обороны и борьбы с паникерами и дезертирами. Михеев стал внимательно в полголоса читать, бубня себе под нос:
«Обстановка на участке прорыва мотомеханизированной дивизии противника остается прежней и напряженной. Несколько наших контратак на время охладили пыл немцев. Но это на время — соберутся с силами и вновь ударят. Разрыв между войсками КУР (киевский укрепрайон. — Авт.) и 5-й армией на отдельных участках увеличился до 40 км. В результате принятых мер на рубеже действия чекистской группы противник успеха не добился. Дезертирств стало заметно меньше. Предательства в форме перехода на сторону врага отсутствуют. Создан полк ополчения, батальон из тыловых подразделений. На правом фланге подошел полк 171-й стрелковой дивизии, только что прибыл на участок танковый батальон мехкорпуса Туркова.
Плохо с боеприпасами. Все чаще возникают проблемы с обеспечением продовольствием. Потерь оперативного состава не имею. Связь неудовлетворительная. Обстановку к концу дня доложу особо — она меняется быстро.
Старший оперативной группы
Д. Плетнев»
После того как невдалеке на передовой слух уловил очередное уханье от разрывов авиационных бомб, Михеев зашел к командующему в штаб. Сообщив ему об отправке за линию фронта разведчиков и получив неутешительные сведения о продолжающемся штурме Киева силами танковых дивизий с приказами Ставки и главкома Юго-Западного направления Тимошенко — «Стоять до последнего и не сдавать Киев!», — он отправился снова на передовую.
— Капитоныч, поедем в пекло, — скомандовал он своему водителю. Эмка в сопровождении полуторки с солдатами помчалась в сторону, где блистали молнии войны и гремели ее раскаты от разрывов мин, снарядов и авиабомб.
На встречной полосе Михеев встретил машину Бурмистенко. Остановились поговорить накоротке. Член Военного совета попросил активизировать работу по борьбе с паникерами и дезертирами:
— Они опасны тем, что своим бегством оказывают отрицательное влияние на личный состав, подрывают воинскую дисциплину. Мне поступили данные из одного района, что после дезертирства они организовали, по существу, бандитскую группу и терроризируют местное население. Возьмите записку, которую мне передал один из политработников, — там все изложено.
Михеев взял этот клочок бумаги и, не читая, положил в карман кожаной куртки.
— Спасибо — разберемся.
— А вообще люди взвихрены. Мечутся. Появилось неверие в правоту нашего общего дела. Надо что-то делать, — короткими фразами рубил партийный функционер.
— Михаил Алексеевич, — обратился Михеев к нему, — надо усилить разъяснительную работу среди бойцов. Следует, наверное, больше приоткрывать завесу молчания, говорить командному составу правду о временных трудностях, ошибках и даже некоторых поражениях. Только это может предупредить всякие кривотолки, выбьет основы для возникновения панических слухов и спасет части от группового предательства. А еще, мне кажется, возникла необходимость на Военном совете поставить вопрос о существовании преступной халатности в тылах фронта.
— А что, возникли проблемы? — округлил глаза член Военного совета.
— Да, саперных лопаток не хватает, не говоря уже о боеприпасах… Тыл живет иллюзиями мирного времени. Следует его хорошенько встряхнуть. Жирок появился. Есть данные — не тыл упреждающе работает на передовую, а передовая кланяется, словно просит подаяние у тыла…
На этом и разъехались два ответственных руководителя фронта. Михеев мчался в сторону южной части города, в район Голосеевского леса, где ожесточились бои, а Бурмистенко поехал в штаб.
Навстречу по шоссе двигались потоки раненых бойцов, крестьянские повозки с домашним скарбом, машины с чиновниками.
Михеев остановил одну из машин.
— Что случилось? — спросил он перебинтованного пасажира, оказавшегося заместителем директора сельскохозяйственного института.
— Товарищ комиссар, противник прорвался к нашему институту через Голосеевский лес. Танки и огонь гробят его, — волнительно рассказывал свидетель наступления немцев.