— Будь, Сева, осторожен, и немцы, и полицаи шастают кругом, — предупредил Миша друга.
— Знаю…
На этом и распрощались. Глухов пошел на встречу с Лойко, который после делового общения со Стышко ждал Михаила в заранее обусловленном месте. Он шел осторожно, постоянно оглядываясь по сторонам, минуя хутор, возле которого вчера на него напала стая голодных бездомных собак, — чуть не загрызли. Теперь юноша, наученный горьким опытом, шествовал вооруженный солидным осколком от бомбы, свернутым взрывом в остроконечную спираль. Это было и колющее, и рубящее, и бьющее оружие. Пройдя северную оконечность хутора, он уже было направился к небольшому подлеску, как на его опушке увидел спящего, видно, разморенного летним зноем немецкого солдата. Автомат «шмайсер» лежал рядом, а сам солдат покоился на левом боку, оглашая округу приличным храпом.
Мишой овладели вдруг одновременно страх и бесстрашие. Он оцепенел от увиденного: так близко беспомощно лежал враг, которого надо было убить — убить тут же, не раздумывая ни секунды. И он со всего маха ударил увесистым осколком спящего по затылку. Потом второй раз, третий, четвертый… Фриц перестал храпеть после первого удара, пытался закричать, но осекся на втором. Третий и четвертый были лишними — фашист лежал уже обмякшим после двух первых.
«Этим гитлеровцем я открыл свой счет возмездия, впереди еще тоже будут», — размышлял Михаил.
Только подумал, как увидел в лощине за густым кустарником дикой ожины (ежевики. — Авт.) стадо коров, пасущихся, несмотря на жару, в роскошных травах изумрудного луга. А потом ему попался усатый дядька в гражданской одежде с винтовкой и белой замызганной повязке на рукаве серого пиджака. Глухов дал деру, виляя из стороны в сторону. Последовал выстрел. Паренек упал, ожидая, что по нему стрелял этот тип. Потом еще прозвучали два выстрела. Послышался топот ног, затем его за шкирку приподняли чьи-то сильные руки и развернули к себе.
— Алексей Кузьмич??? — удивленно вскрикнул юноша.
— Он, как видишь. Не пристрелил бы двоих полицаев, ты бы уже отдыхал на том свете. Давай скорей бери кнут. И гоним стадо к танкистам, — скомандовал Лойко, увидев на дороге остановившуюся немецкую танковую колонну.
Они быстро затащили трупы в овраг, прикрыв их густыми ветками ольхового подлеска.
— Смотрите, Алексей Кузьмич, смотрите, какие большие танки, — удивился Миша.
— Вблизи ты, естественно, никогда их не видел. Это вовсе не тяжелые, а средние танки — они прошли всю Европу. Тяжелых черепах у них нет, но я уверен — появятся. Вслед за танками прошли на север от Киева пехотные подразделения.
В стороне, в небольшой лощине, он увидел другую картину, которая несколько огорчила его и даже на некоторое мгновение повергла в шок. На зеленой площадке, под тенью разлапистых крон деревьев, стояло полдесятка советских танков Т-34-76. Над ними возились в темно-синих комбинзонах неприятельские технари. На двух машинах были уже намалеваны жирные фашистские кресты.
«Вот беда, наши танки-предатели готовятся по нам же стрелять, — рассуждал про себя Лойко. — Это явление уникальное. Доселе не слышал, чтобы немцы воевали на нашей технике».
Обстановка быстро менялась с калейдоскопической непостоянностью. Теперь Лойко стал Тихоном Охрименко — документ изъял у одного из убитых им полицейского-погонщика. И еще он обратил внимание на то, что на спинах некоторых коров и бычков покоилось привязанное мотузками (веревками. — Авт.) барахло: плащи, одеяла, запасная обувка, фляжки с водой, элементарной алюминиевой посудой и прочие вещи погонщиков. Не нести же их на горбу.
«Вот куда я спрячу рацию!» — внезапно озарила интересная мысль чекиста. Осуществив свою идею, они с Мишей погнали скот вдоль дороги, по которой шли неприятельские войска. При выпасе домашних животных и даже при перемещениях разведчикам удавалось по рации передавать командованию добытую информацию о перемещениях вражеских войск.
Лойко был спокоен при работе на рации. Он знал, что в такие ответственные моменты его надежно прикрывает его глазастый помощник Миша Глухов. Гурт гнали вдоль фронта. Немцы иногда подходили к стаду и доили коров. Несколько раз они проверяли документы у Алексея Кузьмича. Все проходило удачно. И вот однажды за спиной они услышали гул грузовика. Он остановился, и из него стали выпрыгивать солдаты.
«Сейчас, наверное, будет очередная проверка. Придется показать документы, и снова в путь», — подумал Лойко. Но вместо этого — удар прикладом в плечо. Он был такой силы, что чекист упал. Его подняли и потащили к машине. Втолкнули в кузов, куда забросили и Мишу.
Алексей Кузьмич увидел такую картину. Немцы тщательно проверяли содержимое поклаж. Вот один подошел к корове, на спине которой в рядне хранилась рация. Ее нашли…
«Попались… Нашу рацию запеленговали, очевидно, а потом вели нас, вычисляя…», — промелькнула мысль в голове у разведчика. Машина тронулась с места и быстро помчалась в северо-западном направлении. Через полчаса она остановилась у небольшого здания.
Первый допрос немецким офицером с переводчиком проходил спокойно и закончился без особых физических последствий. Лойко и Миша молчали. Немцы не стали их калечить в надежде на утренний допрос после сбора дополнительных данных о мнимых «пастухах» и настоящих погонщиках в присутствии прибывшего по этому поводу начальства.
— Подумайте хорошенько, даю вам ночь на размышления, — перевел слова офицера переводчик.
Их отвели в какой-то сарай и закрыли на замок.
— Миша, тебе надо непременно уйти отсюда и донести до командования ту информацию, которую мы не передали. Глаза твои видели больше того, что мы посылали в эфир.
Пока было светло из-за многочисленных щелей, через которые просачивались лучики дневного света, они принялись изучать условия заточения. Стены сарая были сделаны добротно, из красного кирпича. Но поиски всегда ведут к решению проблемы. В глинобитном потолке виднелось узкое отверстие для вентиляции. Добраться до него можно было, только став на плечи Лойко. Когда стемнело, Алексей Кузьмич скомандовал:
— Вставай мне на загорбок и постарайся дотянуться до отверстия.
— Не достаю…
— Тогда вставай мне на руки, — Лойко положил кисти рук почти что на свои плечи ладонями кверху.
После этого он выжал, как штангу, парня руками, что позволило ему отломить несколько кусков засохшей глины на потолке и расширить лаз. Миша знал, что у дедушки таким же образом гатили потолки в сараях — глину мешали с сечкой. Вскоре отверстие позволило пролезть юноше.
— Ну а теперь опускайся. Передохни. Попрощаемся, — грустно проговорил Лойко.
Они обнялись и расцеловались. Миша без всхлипов, тихо плакал, размазывая по лицу пыльным кулаком слезы. После этого Алексей Кузьмич опустился на корточки у стены и велел Мише встать ему на плечи. Выпрямился вместе с ним, а потом руками поднял паренька еще выше и затолкал его в спасательное отверстие…
Выбравшись на чердак, крыша которого была прострелена навылет снарядом, по прислоненным к стене новым заготовкам стропилин Миша тихо опустился на землю и незаметно, пригибаясь чуть ли до земли, стал удаляться в сторону примыкавших к сараю кустарников черной смородины, которая выдавала себя специфическим ароматным запахом. Дальше — через луг, за которым стояло темной стеной густолесье.
«Там мое спасение, — подумал парень, — но все равно надо подальше отойти от места заточения Алексея Кузьмича».
Воспоминания о нем снова выдавили слезы…
Ночь была темная, душная. Духота усиливалась быстрой ходьбой, а иногда и бегом, отчего за грудиной ломило, и ныла вперемешку от повышения давления и естественного волнения голова. На следующий день он благополучно перешел линию фронта и оказался в объятиях своих.
Его задержали солдаты и передали командиру.
— Свяжите меня с военными контрразведчиками, — смело заявил молодому лейтенанту Миша Глухов.
Через час с ним беседовал бригадный комиссар Якунчиков. Михеев находился на выезде в войсках. Михаил поведал о задержании немцами его руководителя Алексея Кузьмича Лойко.
— Где он сейчас находится? — Миша назвал село.
Якунчиков записал его название в блокнот…
Кроме этого юный разведчик сообщил о визуально собранной информации по противнику, появлении большого количества военнослужащих вермахта — танкистов — с красно-черно-белыми ленточками, продетыми в отверстие второй пуговицы на мундирах.
«Это награжденные гитлеровцы Железным крестом 2-го класа, — вспомнил Якунчиков, — который был учрежден 1 сентября 1939 года во время начала Второй мировой войны — нападением на Польшу».
Николай Алексеевич стал быстро записывать в рабочую тетрадь длинное повествование Михаила Глухова, отодвинув блокнот в сторону.
Допрос Лойко немцами был короток: рация налицо, сбежавший сподвижник, грамотные объяснения. Его несколько раз избивали. Он стоял на своем — гнал скот по приказанию немцев. Не поверили — снова жестоко избили. От потери крови, хлынувшей через нос и рот, тошнило, и кружилась голова, предательски тряслись ноги. Хотелось сесть или плюхнуться на пол. Не получив ожидаемых ответов, военного контрразведчика фашисты расстреляли за сараем в небольшом овражке…
По прибытии остальных двух групп стала ясна судьба Алексея Кузьмича Лойко. По их данным, он был расстрелян на следующий день после побега своего юного помощника. Видно, немцы, не получив никаких нужных им сведений от разведчика, просто избавились от него — спешили. Надо было двигаться, торопиться, пока тепло, все дальше и дальше на восток…
Так смертью героя погиб военный контрразведчик Особого отдела Юго-Западного фронта А.К. Лойко.
Примерно в это же время возвратился и Сева Бугаенко с ворохом немецких документов. Он наткнулся на наши позиции и попросил связать его с Особым отделом фронта. Скоро и он уже сидел в кабинете Михеева, рассказывая о своей разведывательной одиссее и работая вместе с переводчиками над бумагами из портфеля немецкого полковника.