Но холодная логика Михеева подсказывала — на этом этапе войны не удержать стального зверя на данном рубеже. Эти его мысли разделял и командующий фронтом. Он больше, чем кто-либо другой, стал понимать, к сожалению, только к началу трагической развязки, что держаться так, как они держатся с оголенными флангами, — искусственно создавать себе капкан окружения и, в конце концов, выстраивать своими руками котел.
Кирпонос и новый начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Василий Иванович Тупиков, бывший военный атташе в Берлине, хорошо разбиравшийся не только в военной стратегии Третьего рейха, но и трезво оценивающий мощь вермахта образца сорок первого года, не раз обращались к Буденному, а потом и к Тимошенко — главкомам Юго-Западного направления — по вопросу необходимости корректирования задачи Ставки. Но ответ постоянно получали отрицательный — держитесь, держаться, выдержать!!!
И вот тогда начальник штаба фронта энергичный и думающий генерал-майор Тупиков посылает в Ставку обстоятельное донесение о положении Юго-Западного фронта. Он в нем смело прогнозировал, что если Ставка не разрешит отвести войска, то может случиться непоправимое — катастрофа. И начало ее — дело нескольких дней, даже пару дней. Цена удержания — сотни тысяч погубленных жизней в шнеке мощной гитлеровской машины, куда могут попасть войска фронта и столько же плененных.
Михаил Петрович Кирпонос внимательно прочитал текст донесения и не решился завизировать этот документ. Подписал его тридцатидевятилетний генерал-майор В.И. Тупиков.
И еще одна деталь. Когда донесение было готово, Василий Иванович показал его Анатолию Николаевичу Михееву. Чекист прочел и отнесся к тексту сочувственно. Шифровка ушла по назначению — в Москву…
Через несколько часов пришел ответ Сталина. В нем он упрекал командующего, что его подчиненный представил в Генштаб фактически пораженческое донесение. Он требовал не поддаваться панике, принимать меры, чтобы удерживать занимаемые позиции, копить силы, а потом отбросить врага от украинской столицы.
Тупиков познакомил Михеева с ответом Сталина, смело глядя в глаза комиссару госбезопасности 3-го ранга, и тут же спросил:
— Ну что, Анатолий Николаевич, теперь, я думаю, у вас есть вполне достаточный повод или все основания арестовать меня как врага народа?
А глаза его говорили объективную правду: «Если бы мы все здесь не понимали, как я прав. Нет, мы понимаем, но почему же тогда все молчим?»
Михеев прочел документ и сразу же нашел достойный ответ начальнику штаба фронта:
— Для ареста, уважаемый генерал, необходим не повод, не основания, а прес-туп-ле-ни-е. Последнее слово он умышленно растянул по слогам.
На следующий день пришла и другая шифротелеграмма — от начальника Генштаба. Борис Михайлович Шапошников писал:
«Командующему ЮЗФ, копия — Главкому ЮЗН.
Совершенно секретно.
Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо не поддаваться панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги.
Надо заставить Кузнецова (21 А) и Потапова (5 А) прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад. Необходимо неуклонно выполнять указания тов. Сталина, данные вам 11.9.
Б. Шапошников»
Действительно, Тупиковым не было совершено преступления, его мысли должны были родить действия для спасения фронта, а главное — сотен тысяч солдат и командиров, необходимых для дальнейших боев с противником. Это был плод четкого анализа обстановки. И вот когда две танковые дивизии противника в районе Лохвица и Лубны перерезали последние коммуникации фронта, Ставке наконец стало ясно — фронт в окружении. Последовало запоздалое разрешение на отход, но было поздно: в котле оказались почти все его армии. А вот 37-я армия, оборонявшая Киев, не получила этого приказа — связи с ней уже не было. Генералу Власову пришлось на свой страх и риск выводить армию из украинской столицы.
21 августа немцы начали новое мощное наступление. Сообразуясь с обстановкой, Штаб, Военный совет и Особый отдел фронта перемещаются в район Прилук…
В Прилуках штаб военной контрразведки фронта располагался в нескольких домах на Радяньской (Советской. — Авт.) улице. В угловом кирпичном флигеле, занятом Михеевым и его первым замом Якунчиковым, шла напряженная работа. Можно смело предположить, оперативная работа несколько оттеснялась чисто боевой. Контрразведчики превращались в силу обстоятельств в пехотинцев, артиллеристов, пулеметчиков, конечно, не забывая о главной контрразведывательной задаче, хотя несколько и размытой из-за катастрофы…
А до Прилук командование фронта переправлялось на автомашинах на левый берег Днепра. Михеев ехал в одной машине с командующим. Было предательски тихо, клонило ко сну. Анатолий Николаевич то и дело потирал ладонями лицо, щипал себя за мочку уха, растирал ладони, чтобы не задремать. Он видел, как Михаил Петрович Кирпонос опустил фуражку на лоб, козырек которой чуть-чуть не доставал носа. Он склонил голову и вроде бы уснул, тихо посапывая.
«Какая психологическая и физическая нагрузки выпали на долю командующего. Ему и вовсе только в пути передышка», — посочувствовал Михеев и стал размышлять о предстоящих делах: вспомнил разведчиков, находящихся в тылу врага; оперативников, сражавшихся наравне с бойцами на передовых позициях; кто-то готовится из вражеской агентуры выброситься в наш тыл или ждет сброшенную с воздуха взрывчатку от «хозяина».
А потом словно подвел в мыслях итоги: «Гитлеровской агентуры полно, к сожалению, нашего брата маловато, чтобы их всех скопом выловить. Такое бывает в сказках — выловить даже одного сколько надо труда, сколько сжечь мыслей надобно?!» Вспомнились в связи с этим ему слова высокой оценки Наполеоном своих шпионов, которые работали против России. Именно он считал, что тот, кто предупрежден, тот вооружен.
В машине было уютно и тихо, хотя и несколько душновато. Михеев победоносно борясь с дремотой щипками и растиранием кистей рук, в то же время стал переживать странную внутреннюю борьбу раздумий. Его мысли-скакуны прыгали от одной темы к другой. Большинство из них были связаны с боевыми действиями. Но вот поплыли в его сознании картины дорогого Поморья с рыбными реками, озерами и суровым Белым морем. С удочкой и нанизанными на кукан рыбешками, он радостный возвращается домой…
И вдруг сильный тупой удар с ходу остановил и развернул машину поперек дороги. Анатолий Николаевич ничего не успел сообразить, ударившись грудью о переднее сиденье, потом услышал голос Кирпоноса.
— Фу ты!.. Опять эта нога… — процедил генерал сквозь зубы.
Ему помогли выйти из эмки, ударившейся о резко затормозившийся впереди идущий грузовик. Морщась, командующий опустился на приступку, и с досадой, словно обращаясь только к себе, тихо промолвил:
— Этого еще не хватало, черт побери!.. Палки, костыли-то мне теперь совсем некстати. Вот незадача! — ощупывал он и поглаживал ногу пониже колена.
В Особый отдел фронта в Прилуках приходили и докладывали особисты, вышедшие из окружения. В один из сентябрьских дней дверь кабинета начальника открыл изможденный, пропахший пылью и гарью, с красными воспаленными глазами заместитель начальника Особого отдела 6-й армии Михаил Степанович Пригода.
— Садись! — указал на стул Михеев. — С документами вышел, разумеется?
— Как же мог их бросить? — вопросом на вопрос ответил Михаил Степанович. — Ненужные сгорели.
— Рассказывай… Обрисуй обстановку…
Пригода стал короткими фразами обрисовывать то, что ему довелось увидеть и услышать. Потом он доложил письменно. Интересен этот документ прежде всего фронтовой суровостью первых месяцев войны и своей объективностью. К сожалению, сегодня молодому поколению некоторые либеральные художники слова «рисуют» работу военных контрразведчиков в боевой обстановке в искаженном виде. Но это их грех!
Познакомимся с рапортом.
Начальнику Особого отдела Юго-Западного фронта
комиссару госбезопасности 3-го ранга товарищу МИХЕЕВУ А.Н.
В середине июля части 6-й армии Юго-Западного фронта после шестидневных упорных боев в районе Бердичева, где на ряде участков нашими частями наносились мощные контрудары, вынуждены были отойти в юго-западном направлении.
По данным разведки и показаниям пленных, было известно, что против измотанных тяжелыми боями частей армии действуют четыре дивизии противника: две танковые и две моторизованные. Враг наступал при абсолютном превосходстве в авиации.
Разрыв между нашими частями и соседями увеличивался, пополнение не получали, ощущали острую нужду в боеприпасах, особенно в артиллерийских снарядах, участились случаи потери связи и управления войсками.
В этой обстановке стали поступать данные, что танковые части и мотопехота противника обтекают наши фланги. Штаб 6-й армии с несколькими подразделениями стоял в селе Подвысокое, что в пятидесяти километрах юго-восточнее Умани. Здесь мы оказались в полном окружении.
Девятого августа приказом командующего армией был сформирован прорывной отряд. В него вошли: третья противотанковая бригада, разумеется, неполного состава; небольшая сводная танковая группа; батальон охраны штаба армии, рота Особого отдела и рота командного состава штаба, в число которой влилось 23 чекиста во главе с бригадным комиссаром Моклецовым, образовавшие вместе с работниками военной прокуратуры взвод. Группа во главе с командующим 6-й армией генерал-лейтенантом Музыченко и членом Военного совета дивизионным комиссаром Поповым в ночь на десятое августа пошла на прорыв вражеского окружения.
На командном пункте в селе Подвысокое остались офицеры штаба и политотдела армии. Там же находился и я, заместитель начальника особого отдела, с группой чекистов.