– Мы уже договорились – по одному человеку, – сказал старший брат. – А тебя я вообще просил обождать.
– Мы ждали, Мария, но ты не зовешь нас, – сказал слепой. – Очередь все растет, если ты будешь медлить, мы так и не дождемся! Там все здоровые, они могут подождать, а нам трудно.
Мария вскочила.
– Не сумею я этого! Не умею! Говорите – я мать! Ну и что! Своих матерей вы уже не просите, чтобы они вас исцелили!
– При мне к твоему сыну однажды подошел человек в проказе. Иисус очистил его. Все это видели! А мне, незрячему, не удалось приблизиться к нему! Помилуй меня, Мария! Мы верим тебе, почему ты сама себе не веришь?! Сжалься надо мной, попробуй!
– Попробуй, Мария! – сказал старший брат. – Почему не попробовать? Иисус тоже не знал своих возможностей, а потом узнал, и видишь, что получилось?
– Уходите отсюда! Уходите! – кричала Мария.
Из двери на нее печально смотрел ученик.
– Дурные слухи догнали меня в пути. И я вернулся. Говорят, ты заставляешь ждать пришедших к тебе людей за дверью дома.
– Мы прибегли к этому только ради удобства, – оправдывался старший брат.
– Не с тобой говорят. Твой сын, Мария, никогда не заставлял людей ждать за дверью дома. Твой сын попросил бы их зайти.
– Нечего им заходить – у меня дела.
– У тебя сейчас нет более важных дел.
– Я три ночи не спала, у меня семья не кормлена, я три дня в доме не убиралась!
– Надо, чтобы было чисто в душе, а не в доме.
– В душе у нее чисто, – сказал старший брат. – Она Иисуса родила! Не забывайте все же, куда вы пришли!
– Ну что я могу сделать, если он от рождения слепой? – сказала Мария.
– А что в таких случаях делал твой сын? – спросил ученик.
– Не знаю…
– Все знают, одна ты не знаешь.
– Я не видела. Дома он этого не делал.
– Кто истинно верит, тому не надо видеть.
Мария молчит.
Ученик задумался, потом сказал печально и сурово:
– Ради твоего сына я хотел молчать. Но теперь скажу. Ради него же.
Пришедшие в дом люди слушали его тревожно.
– Однажды мать Иисуса и братья стояли у дома, где Он беседовал с людьми, и хотели поговорить с Ним. Он же, узнав о том, проговорил: кто мать моя и братья мои? И указал рукой на учеников своих: вот мать моя и братья мои! Ибо кто будет исполнять волю Отца моего небесного, тот мне брат, и сестра, и мать! Было так, Мария?
– Не знаю, в дом нас не пустили… Но кто не пустил, не знаю.
– Кто же, ты думаешь, мог вас не пустить?
– Да вы же и не пустили!
– Зачем же это нам понадобилось вас не пускать?
– Вы Ему даже не сказали, что я пришла! Боялись, что люди увидят Его с нами и скажут: а не плотников ли это сын? Да вот же его мать и братья, мы же их всех знаем, чем же Он от них отличается? И начнут сомневаться в Нем. А Он Божий сын! Он Божий сын! Божий сын!
– В каком смысле? – спросил старший брат.
– Тебе этого не понять. Это только Он знает, и я знаю.
– А я утверждаю, что ученики были ему роднее, чем родственники. Не здесь Его дом, а Там, – сказал ученик.
– А все-таки, когда Он узнал, что за Ним придут стражники, он пожалел нас! Он совершал пасху не дома, а у чужих людей! Это чтобы я не видела, как Его забирают и избивают кольями!
– Не потому Он совершал пасху у чужих людей, а потому, что они были ему роднее, чем родные! Он как говорил? Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее! И враги человеку домашние его! Кто любит отца и мать более меня – тот не достоин меня!
– Это неправда! – воскликнула сестра. – Он любил мать. Ты бы умел так любить! Вы говорите, Иисус добрый. А кто Его этому научил? Вы говорите, Иисус смиренный. Откуда это у Него? Восхваляете за то, что Он был тверд и не отрекался от истины. А она? Зачем же ты требуешь, чтобы мать Его говорила не то, что думает!
– А хотите знать? – сказала Мария. – Если бы Он пришел сюда еще раз, вы бы снова предали Его и стояли бы в сторонке и смотрели, как Его распинают!
Тогда ученик сказал голосом сильным и ясным:
– Братья мои! Покиньте этот дом. Здесь нет и следа Того, Кто некогда жил. Здесь не найдем мы Его. Пускай же в этот день, когда всюду праздник, здесь будет пусто, как пусто везде, где Его нет.
– Не осуждай нас за то, что мы сюда пришли, – сказал старик.
– Как я могу осуждать вас, если я сам сюда пришел.
– Не осуждай нас и ты, Мария. Мы просили того, что тебе не по силам.
– Я не осуждаю вас. Хотя все, что он говорит, – клевета. Иисус никогда не стыдился нас. Если бы Он презирал своих близких, разве Он мог бы любить других? – сказала Мария. И, обращаясь к ученику, добавила: – И сестру Он любил сильнее, чем ты любил ее, хотя и не клялся, как ты. Не потому ли и советовал нам: не клянитесь!
– Что же нам делать теперь? Кого слушать? Вы бы решили между собой. Кого нам просить о помощи? – спрашивал старик.
– О помощи просить – это его. Он ученик Его. Он вместе с Ним ходил по дорогам, запоминал Его слова, переспрашивал, что они значат. Для чего же и учил их Иисус? Для того, чтобы теперь они учили вас…
Люди оборотились к ученику. Теперь уже к нему простирали свои руки.
– Благослови! Ты был с Ним, ты Его ученик, благослови! – просили люди, окружали его.
– Благослови сына моего! Коснись моего мальчика!
– Коснись своей рукой!
– Коснись, что тебе стоит!
– Прозреть бы мне, коснись!..
Ученик не сразу решился, затем коснулся одного, другого.
– Блаженны страдающие, ибо утешатся. Блаженны милосердные, чистые сердцем, только они войдут в Царство Небесное. Бог избрал вас, бедных, униженных, смиренных, чтобы посрамить богатых, надменных, переполненных собой, мир вам… Благодарю вас за то, что вы верите в Его силу… Благодать тебе. Иди. Мир тебе. Отправляйся… И ты утешься в своей скорби!
Получив благословение, люди, один за другим, покидали дом.
– А ты что остался? – сказала сестра. – Иди, исцелитель, паси свое стадо!
– Он всегда исцелял больных, и не тебе, Мария, отнимать веру у тех, кто страдает. Но речь идет не только о верящих в Него, а также о врагах! Когда Он изгонял торговцев из храма, они Его спросили: как ты докажешь, что имеешь право так поступать? Он должен был доказать это своими чудесами!
– Простите, Мария, что я вмешиваюсь, но мне думается так, – сказал римлянин. – Скорее всего, вы правы, слухи о его чудесах – это фантазия толпы. Но поймите, ради своей великой задачи он вынужден был подтверждать эти слухи. И творить некоторые так называемые чудеса.
– И потом, Мария, в сущности, ведь Он творил чудеса, но, может быть, в другом смысле, – сказала сестра. – Он возвращал зрение тем, кто ослеплен духовно!
– Нет, зачем же так, не надо подменять, – сказал ученик.
– Без некоторых простительных компромиссов успеха достичь нельзя, – вмешался старший брат. – Ну, так уж сложилось.
– Речь идет не о компромиссах.
– Почему же, что было, то было, давайте смотреть правде в глаза. Вокруг Него всегда толпилось столько жаждущих исцеления, что кто-то действительно исцелился. А чудеса поражают больше, чем проповеди.
– Видишь, Мария, каждый мыслит по-своему, но говорят тебе одно. Неужели ты и теперь не поняла?
Мария молчит.
– Значит, так: мы будем говорить одно, а ты будешь говорить другое!
– Я не буду говорить.
– Но к тебе будут приходить! И будут спрашивать! Теперь все будут спрашивать о Нем! Придется отвечать и тебе и нам. Что же ты будешь отвечать о Его чудесах?
– Что видела – скажу. Чего не видела, того не знаю.
– Ну, хорошо же, будем знать.
Ученик пошел к выходу. Но, открыв дверь, обернулся:
– Фарисей!.. Фарисей идет сюда. Может быть, один из тех, которые убили твоего сына. Фарисей – кровавый лоб. Фарисей – чего изволите? Вот кого здесь не хватало! Вот с кем вы найдете общий язык! Эти тоже не верят в то, что Он совершал чудеса. Вот кому здесь место, вот кого здесь, наверное, ждут! А я здесь не нужен, я пошел…
Уходит.
– Интересно, зачем этот фарисей сюда пожаловал, – сказал старший брат. – Будет о чем-нибудь допытываться – лучше всего молчите. Особенно ты, Мария. Ну, если уж очень пристанет, так что не будет другого выхода, – поговори. Тем более что ты и правда не веришь в чудеса и знамения. Так что тебе не придется даже кривить душой.
В дом вошел фарисей. Он стар. Взгляд его внимателен и прям.
– Здравствуйте.
Ему не ответили.
– Не бойтесь меня, не бойтесь! Я по-хорошему пришел… Вот и славно, все здесь, все собрались. Это ваша сестра?
– Сестра.
– И ты оставайся. С тобой тоже хотелось бы побеседовать. Это старший, сводный. Это младшенький. Так…
– А это гость из Рима, – сказал старший брат.
– Путешественник, меценат? Решили посетить нашу страну? Тяжкое, темное время. Осенью у нас хорошо… Но мне хотелось бы поговорить с этой женщиной. Наши внутренние дела.
– Не обращайте на меня внимания, – сказал римлянин.
– Зачем ты пришел сюда? Зачем позоришь мой дом? – спросила Мария.
– Не я опозорил твой дом.
– Разве можно приходить в дом убитого тобой человека?
– Я не убивал твоего сына. В душе я был против этого. Но его должны были казнить. Это была единственная возможность доказать, что он не Мессия, каким из гордыни или по безумию себя считал.
– Уйди, прошу. У меня плохие мысли, я хотела бы тебя убить.
– Мария нездорова, – сказал старший брат. – Все эти события повлияли на нее.
– Я предпочел бы прийти сюда позже, – сказал фарисей. – Но необходимость возникла сейчас. До меня дошел слух… Я хотел его проверить. Скажи мне, небесные знамения и чудеса, которые он якобы творил, – знаешь ли ты их или это плод воображения слепой толпы, желающей видеть в нем Бога? Так, говорят, ты сказала людям, пришедшим к тебе, и в этом была смела и чиста душой. Верно ли это?
– Быстро пронюхали, – сказала сестра.
– Что я говорила? Не говорила я ничего.
– Мария, ты же ничего плохого не сказала, – вмешался старший брат. – Повтори коротко в двух словах. Я думаю, больше ничего не потребуется.