Она понимает, что уже нагулялась, но не хочет уходить, пока не отыщет еще один. Закатав джинсы до лодыжек и держа кроссовки в руке, она неторопливо идет по гладкому слежавшемуся песку, влажному и холодному после недавнего прилива, оставляя за собой следы босых ступней. Она идет, низко опустив голову и пристально вглядываясь в золотистые песчинки под ногами. Пляж выметен дочиста. Повсюду лишь мелкий песок, лишь изредка там и сям попадаются на глаза обломки ракушек. Но она настойчива.
И, как она и была уверена, она его находит, полузасыпанный песком, белый и поблескивающий в лучах солнца. Она подбирает его, потом опускается на корточки у края воды и ждет, когда набежавшая волна слизнет с ее камешка песок. Она любуется им, держа на ладони. Белый, круглый и гладкий. Энтони был бы в восторге. Оливия улыбается. Вот теперь можно идти обратно.
Вернувшись в свой район, она идет по центру дороги, восхищаясь бесчисленными нарциссами, этим неожиданным буйством ликующего цвета, словно три миллиона ярко-желтых фениксов одновременно восстали из пепельной серости. Жизнь возрождается. В этом году весна выдалась необыкновенно теплой, и нарциссы зацвели на две недели раньше обычного. Они повсюду. И они прекрасны.
На подъездных дорожках уже много где стоят машины, там и сям в домах распахнуты окна. Откуда-то доносится жужжание газонокосилки и стук молотка. Пахнет мульчей и свежей краской. Наконец-то весна!
Оливия останавливается перед домом Бет. Подъездная дорожка пуста. Наверное, они уже всей семьей уехали в Сиасконсет. Бет говорила, они сегодня собирались на пикник. На лужайке перед домом рядышком стоят два «адирондака», яркие и белоснежные, выкрашенные свежей краской. Оливия улыбается и бросает взгляд на часы. Она уже не успеет попрощаться с Бет перед отъездом, но они скоро увидятся снова.
Прежде чем развернуться и пойти домой, она доходит до почтового ящика, чтобы в последний раз проверить почту. Там ничего нет. Вот и хорошо.
Она возвращается обратно в коттедж, дом, который они с Дэвидом купили, планируя свое совместное будущее. Это был милый и романтический план, но ему не суждено было сбыться. Может, сбудется для кого-то другого. Она останавливается на улице перед домом. Серая кедровая дранка, белые наличники, широкая терраса вдоль фасада, облицованная камнем дорожка. На лужайке у самой дороги, блестя в солнечных лучах, красуется воткнутая в землю табличка «Продается». Оливия вздыхает. Для кого-то другого.
Она уже упаковала вещи. Бо́льшую часть она отправила еще вчера, а все остальное лежит в ее джипе. На самом деле увозит она отсюда даже меньше, чем привезла сюда год назад. В дом можно уже не заходить.
Прежде чем забраться в свой джип, она некоторое время сидит на траве на солнышке — оно уже успело подняться по небу намного выше, чем было на пляже, — и любуется своими нарциссами. В этом году она посадила еще дюжину, так что теперь их восемнадцать. Восемнадцать радостных желто-белых цветков, танцующих на легком ветерке, празднуя День нарциссов.
Обещание нового начала.
Сегодня они празднуют свой день на клумбе, выложенной белыми камешками, равномерно распределенными по земле вокруг. Сад камней и восемнадцать нарциссов. Идеальный дом для камешков Энтони.
Оливия хочет добавить к ним тот камешек, который она нашла на пляже сегодня утром и который до сих пор держит в руке, но потом передумывает. Вместо этого она подбирает с земли еще два и сжимает все три в кулаке. Три. Три камешка. Это все, что ей нужно.
Она срывает один из нарциссов, вдыхает его маслянисто-сладкий аромат и вставляет в волосы за правым ухом. Потом садится в свой джип, в последний раз окидывает взглядом свой дом, свои нарциссы и камешки Энтони и едет прочь.
Пассажиров на скоростном пароме до Хайанниса немного, и свободных мест у окна полно. Сегодня с Нантакета никто не уезжает. Сегодня все едут туда, чтобы увидеть нарциссы. Оливия повидала их достаточно. Рокочет двигатель, и они начинают отходить от пристани.
Она оставляет сумку на своем кресле и, поднявшись по трапу, выходит на палубу, на корму. Когда они проходят мимо маяка Брант-Пойнт, она вытаскивает из кармана мелкую монетку и бросает ее в океан. Эта традиция символизирует обещание вернуться на остров. Она еще приедет сюда. В гости к Бет с Джимми.
Она стоит у леера и смотрит, как полоса океана, отделяющего ее от крошечного островка, который она оставляет позади, становится все шире и шире, а лодки в бухте, два высоких церковных шпиля, здания в центре, серые точки домишек, испещряющие прибрежную полосу, — все меньше и меньше. А вскоре Нантакет совсем исчезает из виду.
Паром набирает ход. Оливия возвращается на свое место в пассажирском салоне и устремляет взгляд вперед. Она возвращается к работе в «Тейлор Креппс», но теперь как редактор отдела художественной литературы. Она готова и ждет с нетерпением. Первой книгой, которую ей предстоит редактировать, станет дебютный роман Элизабет Эллис, который она сама привезет Луизе. Скоро он будет опубликован. Ей не терпится увидеть его на полках магазинов, взять в руки, почувствовать в руках его вес и гладкость обложки.
Оливия открывает сумку и вытаскивает толстую стопку бумаги. Рукопись Бет. Она кладет ее на колени. Вот зачем она приезжала на Нантакет. За этим. За ответом. За душевным покоем.
Пока паром везет ее обратно на материк, она открывает рукопись на последних нескольких страницах и, улыбаясь, принимается перечитывать свою любимую часть, смакуя каждое слово, всей душой слушая прекрасный голос Энтони.
Глава 41
Дорогая мама,
ты уже и так знаешь ответы на свои вопросы. Они уже и так живут в твоем сердце. Но твой разум все еще сопротивляется. Я понимаю, что иногда нам нужно получить подтверждение, услышать слова. Двусторонний диалог.
Я приходил в этот мир не для того, чтобы делать все то, о чем ты мечтала и даже чего боялась еще до того, как я появился на свет. Не для того, чтобы играть в Детской бейсбольной лиге, пойти на выпускной вечер, поступить в колледж, пойти в армию, стать врачом, адвокатом или математиком (вот, кстати, математик из меня вышел бы отличный). Я приходил в этот мир не для того, чтобы состариться, жениться, обзавестись детьми и внуками. Все это уже сделано или будет сделано другими.
И я приходил в этот мир не для того, чтобы помочь другим лучше понимать иммунологию, гастроэнтерологию, генетику или неврологию. И не для того, чтобы разгадать тайну аутизма. Всему этому настанет свое время.
Я приходил сюда для того, чтобы просто быть, а аутизм был проводником моего бытия. Хотя моя короткая жизнь временами бывала нелегкой, мне очень нравилось быть Энтони. Аутизм делал для меня невозможным общение с тобой и папой и другими людьми посредством таких вещей, как зрительный контакт, диалог и всякие ваши занятия. Но мне было неинтересно общаться такими способами, так что я не чувствовал себя обделенным. Я общался с вами другими способами: через мелодию ваших голосов, энергию ваших эмоций, радость нахождения рядом с вами, а иногда, в некоторые драгоценные моменты, через возможность разделить с вами что-то, что я любил, — голубое небо, мои камешки, сказку про трех поросят.
И ты, мама. Я любил тебя. Ты спрашивала, чувствовал ли я, что ты меня любишь. Конечно чувствовал! И ты это знаешь. Я любил твою любовь, потому что она давала мне чувство безопасности, счастья и желанности, и для нее были не нужны слова, объятия и глаза.
И это возвращает меня к еще одной причине, по которой я приходил в этот мир. Я приходил сюда для тебя, мама. Для того, чтобы научить тебя любить.
Большинство людей любят с осторожностью, только при условии, что что-то случается или не случается, только с оговорками. Если человек, которого мы любим, делает нам больно, предает нас, бросает нас, разочаровывает нас, если этого человека становится трудно любить, мы часто перестаем его любить. Мы защищаем наши нежные сердца. Мы закрываемся, отступаем, отгораживаемся, прерываем контакт и уходим. Мы можем даже начать ненавидеть.
Большинство людей любят с условиями. От большинства людей никогда не требуют любить всем сердцем, без оглядки. Они любят только отчасти. И как-то этим обходятся.
Аутизм был моим даром тебе. Мой аутизм не давал мне обнять и поцеловать тебя, он не давал мне посмотреть в твои глаза, он не давал мне произнести вслух те слова, которые тебе так отчаянно хотелось услышать ушами. Но ты все равно любила меня.
Ты думаешь: «Ну конечно любила. Любой на моем месте любил бы». Но это не так. Для того чтобы любить и принимать меня всем сердцем, любить меня всего целиком, тебе пришлось вырасти. Несмотря на всю свою боль и отчаяние, несмотря на все свои страхи, горе и разочарования, несмотря на все то, чего я никак не мог дать тебе в ответ, ты любила меня.
Ты любила меня безусловно.
Ты не испытывала такой любви ни к папе, ни к своим родителям, ни к своей сестре, ни к кому до меня. Но теперь ты знаешь, что такое безусловная любовь. Я знаю, что моя смерть причинила тебе боль и что тебе понадобилось долго быть в одиночестве, чтобы исцелиться. Теперь ты готова. Ты все равно будешь скучать по мне. И я тоже по тебе скучаю. Но ты готова.
Возьми с собой то, чему научилась, и снова кого-нибудь полюби. Найди того, кого ты полюбишь, и люби его без условий.
Мы все приходим в наш мир ради этого.
С любовью,
От автора
На момент написания этой книги глубинные нейроанатомические, нейрохимические и нейрофизиологические причины аутизма остаются неустановленными. Хотя я с нетерпением жду того дня, который, надеюсь, наступит в ближайшем будущем, когда ученые определят эти причины, освещение нейробиологических аспектов аутизма не входило в цели написания этого романа и было сознательно оставлено за его рамками.
Приблизительно треть всех детей с аутизмом также страдают эпилепсией. У большинства этих детей судороги успешно сдерживаются медикаментозными средствами. Однако в случае с невербальными детьми подбор эффективного препарата и правильной дозировки является особенно сложной задачей.