– Он сказал, что хочет проведать Фарли.
У Пакстона от удивления глаза на лоб полезли.
– Он знает о мальчике?
– Да, – осторожно подбирая слова, кивнула Лоретта. – Герцог в ту ночь как раз был здесь.
– И что, тебе не о чем было поговорить с герцогом, кроме как о потерявшемся беспризорнике?
– Я бы не стала ничего ему говорить, но… – Лоретта с шумом втянула воздух и выпалила на одном дыхании: – Мы с герцогом находились в гостиной, когда миссис Хадлстон пришла сообщить, что у двери черного хода мальчик. Хоксторн, разумеется, заинтересовался и захотел помочь ему, что мы все вместе и сделали. Для меня до сих пор остается загадкой, как Фарли удалось забрести так далеко от деревни. Как бы там ни было, герцог твердо решил приехать еще раз: Фарли проведать и заодно с тобой встретиться.
Пакстон выглядел растерянным, и Лоретта понимала почему.
Не желая сообщать, что герцог остался ужинать и ночевать, она лишь запутала его, но вдаваться в подробности по понятным причинам ей не хотелось, пусть единственный брат и заслуживал знать правду.
– Как же я тебя подвел! Столько всего свалилось сразу: приезд герцога, больной ребенок, – и, что удивительно, одновременно!
– Должна признаться, я была потрясена. – Впрочем, насыщенность событиями имела и иную, приятную сторону: ей не пришлось с тоской думать, чем бы заполнить очередной день. – Но, как видишь, я благополучно справилась. И, возвращаясь к нашей теме, передаю тебе просьбу герцога никуда не уезжать до его приезда, а еще он просил никому не говорить о его предложении. Я дала слово, что никто ничего не узнает.
– Разумеется, я буду нем как рыба. мы даже графа не станем пока озадачивать. Он сказал, когда вернется?
– Со дня на день должен приехать.
Пакстон допил остатки бренди.
– Должен признаться, я польщен: мне приятно, что он выбрал меня. Он не говорил, есть ли у него на примете другие кандидатуры?
– Нет, этого я не знаю, но думаю, что нет, – честно ответила Лоретта. – Он настаивал, что ему нужен именно ты. – И вдруг по спине ее пробежал холодок. – Ты ведь не собираешься всерьез рассматривать его предложение?
– Почему же? Непременно обдумаю, – шутливо возразил Пакстон. – Но это вовсе не значит, что соглашусь. Твоя история многому меня научила.
– Вот и хорошо, – сказала Лоретта, хотя ей показалось, что Пакстону явно не достает убежденности в своей правоте. – Кроме того, сестра герцога наверняка избалована донельзя: никого, кроме себя, не любит и…
– Продолжай, – с интересом глядя на сестру, попросил Пакстон. – Кому, как не мне, ты должна это сказать.
– Ладно, – решилась Лоретта. – И совсем не красива.
– Скорее всего так и есть.
– Ну вот, даже ты так думаешь.
В ответ Пакстон вдруг расплылся в улыбке от уха до уха, и глаза его заблестели от едва сдерживаемого смеха.
– А что, если она не такая?
– Тогда она сама выбирала бы себе мужа, а не позволяла делать это своему заносчивому брату, – в сердцах парировала Лоретта.
Ей хотелось найти аргументы поубедительнее, чтобы доказать Пакстону свою правоту, а тот смотрел на нее с неизменной улыбкой, и по глазам его Лоретта видела, что ни одного ее слова он не принимает всерьез. Да она и сама, признаться, понимала слабость своих аргументов. Герцог весьма и весьма привлекателен, и с большой долей вероятности можно предположить, что его сестра тоже далеко не дурна собой.
Одна лишь мысль, что сестра герцога может оказаться красавицей, окончательно испортила Лоретте настроение.
– Забудь мои слова, – попросила она брата. – Я чувствую себя гадкой из-за того, что, возможно, оговорила девушку, которую совсем не знаю, и все-таки убеждена, что брак должен совершаться по взаимной любви. Слушай свое сердце, и оно тебе подскажет, с кем жить до конца дней. Всего каких-то десять минут назад ты восхищался мисс Притчард и надеялся на скорую встречу с ней. Пакстон, я хочу, чтобы ты женился на той, в ком души не чаешь, на той, что заставляет твое сердце петь и слагать стихи, а не на той, которая даст тебе положение в обществе, богатство и свободу от дяди.
– Тогда, пожалуй, я превращусь в лепесток и буду лететь туда, куда подует ветер, до тех пор, пока не переговорю с герцогом, – с улыбкой пообещал Пакстон и чмокнул сестру в щеку. – Не переживай напрасно: все уладится, вот увидишь.
– Это тебе все трын-трава, а я так не могу, – проворчала Лоретта, но обижаться на брата было выше ее сил. К тому же такими они уродились: она слишком серьезной, а он – беспечным, как весенний ветер.
– Пока мне еще никто ничего не предлагал, – заключил Пакстон. – А герцога я выслушаю хотя бы потому, что уважаю.
Протянув Лоретте пустой бокал, он улыбнулся:
– Плесни-ка мне еще немного бренди: думать помогает – а подумать есть над чем.
И Лоретта исполнила его просьбу.
«Мои дорогие читатели!
Все мы с нетерпением ждем открытия сезона. В этом году нас порадует своим появлением не только сестра герцога Хоксторна леди Адель, но и, как стало известно из весьма надежных источников, сестра герцога Гриффина леди Вера. В отличие от дебютантки леди Адель, леди Вера, для которой нынешний сезон станет уже вторым, знакома с неписаными правилами, по которым живет ярмарка невест. Скоро, очень скоро нас всех закружит в вихре танца очередной сезон, но не только сладостные звуки музыки будут литься в украшенные сверкающими драгоценностями уши дам и их элегантных спутников. Какой сезон проходит без новой порции волнующих слухов? Сам его воздух пропитан восхитительными ароматами скандалов в разной степени зрелости: от легкого цитрусового запаха невинного озорства до тяжелого мускусного духа коварства. Надеюсь, никто не сочтет слишком смелым предположение, что, если кто-то и намерен отомстить сент-джеймсским повесам за их шалости, действия эти будут направлены главным образом на их сестер – леди Адель и леди Веру».
Глава 9
Джентльмен никогда не станет обсуждать с друзьями подробности своих отношений с леди.
В Лондоне немало клубов для джентльменов, что называется, на любой вкус: одни попроще, в другие доступ открыт только для наследников титула, – но, по единогласному признанию всех завсегдатаев лондонских клубов, «Уайтс» – самый лучший, причем остается таковым уже более ста лет, с первого дня своего существования. Каменное здание на Сент-Джеймс-стрит нельзя назвать примечательным ни снаружи, ни изнутри, хотя само его месторасположение говорит за себя. В небольших помещениях клуба царил полумрак, и мебель, в особенности кресла, для таких высоких мужчин, как Хоксторн, была не особенно удобной. Престижным делали клуб два обстоятельства: исключительная избирательность при приеме джентльменов в его члены и тот самый потрепанный журнал ставок.
Хоксторн любил здесь бывать, и, едва вернувшись в Лондон, именно сюда стремился первым делом. В клубе было многолюдно в любое время суток. Ни обеденный зал, ни бильярдная, ни библиотека никогда не пустовали, и Хоксторн всегда мог рассчитывать, что застанет в «Уайтсе» кого-нибудь из знакомых, готовых выложить ему все последние новости, если его друзей – Ратберна и Гриффина – не окажется в городе.
Впрочем, сегодня оба были на месте и сидели напротив него за столом в обеденном зале. Все молчали, а Рат и Гриффин смотрели на него в молчаливом недоумении. И на то была причина: Хок только что изложил им то, что вчера сообщил сестре.
Все трое выделялись из толпы завидным ростом, атлетическим сложением и безукоризненными манерами потомственных британских аристократов. Внешне, правда, Рат с его темными глазами и вьющимися коротко стриженными темными волосами не был похож на англичанина, скорее на итальянца или грека. Хок и Гриффин поступили в Итон одновременно и быстро сдружились. Рат присоединился к студенческому братству годом позже, а еще через год был принят в их компанию (после совместного распития бутылки портвейна, которую стащил у отца и пронес в колледж в сумке с двойным дном). За годы учебы дружба их, закаленная во многих испытаниях, так окрепла, что они сумели остаться друзьями, несмотря на то что постоянно соперничали друг с другом. Каждый оспаривал право называться лучшим: студентом ли, стрелком, фехтовальщиком, наездником… Список можно продолжать до бесконечности.
Все трое дружно перекочевали из Итона в Оксфорд, а после университета продолжали совершенствовать свои знания и умения в областях, далеких от науки: в азартных играх, верховой езде и покорении дамских сердец. Большинство «подвигов» закадычных друзей имели документальное подтверждение в виде записей в печально известном журнале ставок клуба «Уайтс».
При том что репутация опасных сердцеедов и повес прочно закрепилась за всеми тремя молодыми людьми, поведение Гриффина, по мнению Рата и Хока, последнее время ни в коей мере не соответствовало этому статусу. В прошлом году Гриффин женился, и с тех пор проводил со своей юной красавицей-женой куда больше времени, чем с друзьями, отдавая предпочтение тихим домашним радостям и забыв дорогу в те злачные места, что еще совсем недавно так любил.
– Чего дожидается мистер Квик? – спросил Гриффин, сдувая пену с только что принесенного ароматного эля. – Думает, что его станут уговаривать?
– Чего он хочет: денег или ценных бумаг? – поинтересовался Рат, вальяжно откинувшись на спинку стула.
– Я не знаю. У меня не получилось с ним поговорить. Его не оказалось на месте, – ответил Хок.
– Ты проделал такой путь зря? – возмущенно воскликнул Гриффин.
– Возмутительное невежество! Ты ведь, кажется, предупредил его о приезде, – вторил другу Рат. – Сколько времени потрачено впустую.
Нет, напрасной тратой времени эту поездку назвать никак нельзя, подумал Хок. Не зря он полдня брел под ледяным дождем. Наградой ему стало знакомство с мисс Квик, возможность поговорить с ней, обнять ее, попробовать на вкус ее нежные податливые