, к величайшему разочарованию юных красавиц-дебютанток, сент-джеймсский повеса. Итак, уже второго из этой троицы прибрали к рукам. Рынок женихов обеднел, но что поделаешь – такова жизнь!»
Эпилог
Джентльмен по окончании визита покидает леди с непременным комплиментом, поклоном и улыбкой на лице.
Лоретта перевела взгляд на герцога и улыбнулась. Вдвоем они катались в открытой коляске по аллеям Гайд-парка. С тех пор как три недели назад они стали мужем и женой, Хоксторн едва ли не каждый день вывозил ее сюда, зная, что Гайд-парк ее самое любимое место. Зима никак не хотела уходить в этом году, и настоящего тепла еще не было, но в воздухе уже пахло весной. Здесь было хорошо в любую погоду: и когда моросил дождь, и когда ветер гнал по небу свинцовые тучи, – но в такие теплые солнечные деньки, как сегодня, парк был особенно красив.
Наверное, ей так нравилось это место, потому что там всегда кипела жизнь и было множество возможностей развлечься: и кукольные представления, и выступления акробатов, и разносчики всяких вкусностей со своими шутками-прибаутками, а уж как много народу! По тропинкам гуляли влюбленные, и им ни до кого не было дела – они были счастливы друг другом. Глядя на них, Лоретта радовалась и за себя. Хорошо, что тут так многолюдно. Только сейчас она осознала, как ей не хватало в Маммот-Хаусе суеты и шума большого города. Скрип колес проезжающих экипажей, стук лошадиных копыт, дребезжание молочных бидонов в телеге торговца – вся эта какофония звуков была для ее ушей словно музыка. Взгляду ее были одинаково приятны любые прохожие, будь то леди и джентльмены из общества или лавочники, уличные торговцы или ремесленники, нищие или пэры королевства. Она жадно впитывала новые впечатления, заново училась различать запахи – в Лондоне не только каждое место имело свой особенный запах, но и каждый день.
– Надеюсь, эта улыбка предназначена мне, – отвлек ее от размышлений Солан, сворачивая на центральную аллею следом за другим экипажем.
Кареты и кебы всех мастей стекались сюда бесконечным потоком. Гайд-парк был самым популярным местом во время сезона.
– Да, дорогой мой муж, тебе, кому же еще? Ты сделал меня счастливой, вернул мне Лондон, и я с радостью думаю о том, что на следующей неделе буду принимать гостей впервые на правах хозяйки дома, чем буду их кормить и как развлекать. И мне так нравится танцевать на балах, наблюдать за Пакстоном и леди Адель и вообще развлекаться и бывать в обществе. Спасибо, что подарил мне сезон, которого я была в свое время лишена. Я чувствую себя самой счастливой женщиной в Англии… нет, во всем мире!
Хоксторн рассмеялся, сворачивая с главной аллеи на тропинку, что вела к лужайке перед озером.
– Думаю, Адель могла бы с тобой поспорить. Еще неизвестно, кто из вас счастливее. Я думал, она меня задушит в объятиях, когда пришла сообщить, что они с Пакстоном решили назначить церемонию бракосочетания на рождественский сочельник.
– Да, я помню, – улыбнулась Лоретта.
– И кстати, на случай если она забыла тебе сказать, Адель по-прежнему считает, что я подобрал ей идеального мужа.
– Забудешь тут, как же! Она мне раз сто это повторила. И, что еще важнее, никаких попыток ее скомпрометировать не предпринималось. Ей очень нравится проводить время на балах и прочих увеселительных мероприятиях: она, похоже, ни одного танца не пропустила.
– Ты как, по-прежнему считаешь, что договорные браки – это плохо? – ухмыльнулся Солан.
– Да, но не в данном случае, – со всей серьезностью ответила Лоретта. – Я знаю, что Пакстон и леди Адель обожают друг друга. Но, должна признаться, поначалу Пакстон видел в твоем предложении в первую очередь возможность помочь мне избавиться от диктата дяди, а уж потом у него действительно появились чувства.
– Хм… – задумчиво протянул Солан. – А он мне совсем другое говорил.
– Правда? И что же именно?
– Он сказал, что, если его сестра вздумает выйти замуж за одного из сент-джеймсских повес, то, чтобы помочь ей выпутаться, он должен иметь на меня влияние, то есть стать членом семьи. Так-то вот, – заключил Солан и сосредоточился на управлении коляской.
– Он правда так сказал?
– Может, не такими словами, но суть была в этом. Я, конечно, постарался заверить его, что с грехами прошлого покончено и ему не о чем беспокоиться.
Лоретта, расчувствовавшись, положила ладонь ему на колено.
– Спасибо тебе. – Она помолчала, а чуть погодя спросила: – Ты ведь только что все это придумал, да? Про разговор с Пакстоном?
– Зачем мне это? Да, и самое главное: твой брат пригрозил, что вызовет меня на дуэль, если я тебя обижу.
Лоретта опешила.
– Пакстон сказал тебе такое? Я не могу в это поверить. Он такой мягкий и добрый – муху не обидит.
– Признаюсь, он и меня поразил: не ожидал от него.
– И что ты ему ответил?
Солан промолчал, и Лоретта сдалась:
– Ну ладно. Пожалуй, лучше мне этого не знать. Но, что бы он ни говорил тебе, меня он заверил, что женится на леди Адель, потому что обожает ее. Не ради меня, не ради тебя, не для того, чтобы с ней не случилось ничего дурного во время сезона, а потому, что хочет быть ее мужем. Но…
– «Но»? – насторожился Солан.
– Я рада, что они решили подождать до декабря. Так у них будет больше времени, чтобы понять, правильное ли они приняли решение.
– Могу ли я напомнить, – притормаживая коней, возразил Хоксторн, – что тебе не понадобилось столько времени, чтобы принять решение выйти за меня?
Лоретта изобразила обиду и надула губы, но не выдержала и рассмеялась. Солан прав, но, с другой стороны, леди Адель и Пакстон не делали тайны из того, что их отношения далеки от огневой страсти, которая требует немедленного утоления, не то что у них. При всем при этом Лоретта не сомневалась, что молодым людям по-настоящему хорошо вместе. Может, этого им достаточно для счастья?
– Я только с ужасом думаю, как смогу выдержать все эти семейные застолья, когда каждый из них будет вовсю стараться переговорить другого, – посетовал Солан.
– Думаешь, им всегда будет что друг другу сказать? – с улыбкой спросила Лоретта.
– Если они почувствуют, что темы для обсуждения заканчиваются, то наверняка придут к нам за информацией.
Хоксторн остановил экипаж в их излюбленном месте, пружинисто спрыгнул и подал руку Лоретте. Та счастливо рассмеялась, когда, перехватив за талию, он высоко поднял ее на вытянутых руках, а потом опустил на землю.
Расстелив на траве одеяло, Лоретта достала из коляски корзинку для пикника, накрыла импровизированный стол, выложив на небольшую скатерть сыр, хлеб, баночку со смородиновым джемом и холодного цыпленка. Солан тем временем привязывал к дереву лошадей. Закончив раскладывать еду, она обернулась, чтобы сообщить, что все готово, но так и застыла с открытым ртом.
Решив, что померещилось, Лоретта зажмурилась, но, когда вновь открыла глаза, увидела Фарли. Мальчик стоял футах в двадцати от нее, не дальше, одетый в те вещи, что когда-то дала ему она, но только сейчас они выглядели ужасно: рваные и грязные. Волосы у него отросли и висели неопрятными космами. Но при всем при этом он стал крепче, раздался в плечах и выглядел совсем не таким чахлым, каким она его помнила; даже вроде бы немного подрос.
Лоретта и Фарли молча смотрели друг на друга. Хоксторн, закончив возиться с упряжью, обернулся и хотел было что-то сказать, но тоже заметил воришку и поспешил к ней.
Фарли приближался к ним медленно, с опаской переводя взгляд с одного на другого и обратно, а когда подошел, буркнул:
– Я ехал за вами от самого вашего дома.
– Зачем? – грозно вопросил Хоксторн и пошел на него.
Парнишка попятился, и Лоретта, схватив мужа за руку, потянула назад:
– Не надо! Ты его спугнешь.
Сейчас она заметила и пожелтевшие кровоподтеки под глазами, и бледный шрам под нижней губой – следы от побоев. Когда Солан рассказал ей всю историю, она пришла в ужас. Но сейчас все выглядело, слава богу, не так уж плохо.
– Как самочувствие? – спросила Лоретта, деликатно сделав вид, что не заметила ни синяков, ни шрама. – Кашель еще есть?
– Прошел.
– Вот и хорошо. Ты повзрослел, выглядишь крепким.
Фарли, не сводя с нее опасливого взгляда, медленно опустил на землю маленький грязный коричневый мешочек и отступил на шаг. Лоретта даже не заметила, что он был у паренька в руках.
– Вот возьмите.
У Лоретты перехватило дыхание, и с надеждой в голосе она спросила, шагнув было вперед, но Хоксторн ее придержал:
– Что там? Мамины драгоценности? Ты нашел их?
Фарли кивнул.
Ей хотелось немедленно забрать вещи, которые были ей так дороги, но она понимала, что Солан поступил правильно, когда остановил ее. Точно так же она сама минутой раньше придержала его.
– Там не все. Кое-что он уже успел продать.
– Ты, маленький… – взорвался Хоксторн, но вовремя прикусил язык. – Ты же сказал, что не знаешь его. У нас был уговор: если увидишь его, тут же сообщишь мне.
– Обошелся без вас, – презрительно фыркнул Фарли.
– Как они у тебя оказались? – спросила Лоретта.
– Так же как и в первый раз: взял, и все тут.
– Он станет тебя искать, – предупредил Солан.
– Не страшно: у меня есть теперь помощники, так что больше не тронет. К тому же как я отдам ему цацки, если теперь они у вас…
– Я же просил тебя прийти ко мне, чтобы больше не впутывался в такие дела.
Фарли, по своему обыкновению, лишь пожал плечами.
– Может, переселишься к нам? – предложила Лоретта, не утруждая себя раздумьями о том, какими последствиями может обернуться для нее самой и для Солана этот душевный порыв. – Мы о тебе позаботимся – герцог поможет. Не стоит возвращаться на улицу: там тебе грозит опасность.