Прочищаю горло.
— Тебя всегда интересовал графический дизайн? — спрашиваю я, засовывая второй кусочек хлеба в рот и медленно пережевывая, давая ей время ответить.
— Да. Ну, да и нет. Это не было моей специальностью в колледже, но в детстве я любила дизайн. — Она улыбается, глядя на стол, и закусывает губу, прежде чем снова поднять голову. — Я думала, что стану архитектором, но я не сильна в математике, поэтому мне пришлось сменить специальность, в итоге я получила диплом в области бизнеса. В свободное время рисую, фотографирую и всякое такое.
— Итак. Творческая личность.
— Наверное, я думаю.
— В твоей квартире всё ярко и красочно?
— Ты так себе её представляешь?
Изучаю Пейтон. Она не взбалмошная, просто… счастливая.
— Нет.
— А что ты представляешь?
Я молчу, размышляя. Представляю её обнаженной, стоящей посреди полностью белой комнаты, полные сиськи, жаждущие моего прикосновения, длинные ноги, готовые и желающие обхватить моё тело.
Но я не говорю этого.
— Я представляю себе твою квартиру так, будто на твою жилплощадь вырвало товарами из магазина Pottery Barn. Просто модное барахло повсюду.
— Что… — Пейтон охает. — Ладно, хорошо. Это правда. Именно так выглядит моя квартира, подай на меня в суд. Засуди меня за то, что я люблю модные бежевые вещи. — Она бросает на меня косой взгляд, проводя пальцем по ободку своего бокала. — А как насчет тебя? Как выглядит твоя квартира?
— Не так, как если бы в неё вырвало Pottery Barn.
— Хочешь, я рискну предположить?
Откидываюсь на спинку стула.
— Конечно. Дерзай.
— Ну… — начинает Пейтон. — Много черного цвета, чтобы соответствовать твоему настроению. Холодное пространство. Бетонные полы. Высокие потолки и нержавеющая сталь. Ты купил её такой и ничего не украшал сам. Кто-то пришел и сделал это за тебя, и ты это ненавидишь, но менять было слишком дорого, поэтому ты так и оставил.
Что. За. Черт.
Она приподнимает одну бровь.
— Я права, не так ли?
Я не могу удержаться от смеха — громкого, раскатистого смеха, который сопровождается ударом руки по столу. Вот как я охрененно удивлен, что она меня раскусила.
— Да. Ты абсолютно права.
— Насколько я права?
— Это моя квартира, вплоть до бетонных полов. — Что я ненавижу, потому что в этой гребаной квартире всегда холодно. И если бы я знал, положил ковер. — Мне приходится носить тапочки каждый день, независимо от того, насколько тепло на улице.
— Ты. Носишь тапочки?
— Да.
— Как они выглядят?
— Угадай.
— Гм… черные кожаные со стельками из искусственного меха?
— Пфф, — усмехаюсь я. — Едва ли. Это тапочки медведя гризли. Хантер подарил мне их, и они крутые. — Каждый раз, когда я делаю шаг, медведь открывает пасть и как будто рычит.
— Это что, шутка? Или у тебя действительно есть плюшевые тапочки?
— Я не сказал «плюшевые», я сказал «гризли».
— То же самое, типа того.
— Нет, это не одно и то же.
Пейтон сжимает большой и указательный пальцы одной руки, зажмуривает один глаз.
— Чуть-чуть.
Я не могу понять, дразнит она меня или флиртует со мной. В любом случае, мне это нравится.
Пейтон делает глоток вина и смотрит в сторону, покусывая нижнюю губу.
Определенно флиртует.
Красное сексуальное платье. Красные губы. Высокие каблуки.
Флирт.
На столе всё ещё лежат документы, и я указываю на них.
— Может, нам стоит убрать, чтобы на них ничего не пролилось.
— О. Хорошая идея.
Мы быстро складываем их и запихиваем в черный кожаный портфель Пейтон. Он элегантный и дорогой, и отлично смотрится с её сегодняшним образом. Стильно, сексуально и профессионально.
— Мне любопытно. Почему Нью-Йорк? Почему ты не выбрал другое место для компании, например… Колорадо или даже Чикаго, где разнообразный рельеф? Я знаю, что сначала ты сказал, что это из-за того, что твои родители живут в Буффало, но ты уже мог изменить своё мнение.
Это хороший вопрос, его задают почти все. Особенно журналисты, которые писали обо мне в прошлом. И всё же, когда этот вопрос задает Пейтон, я более расслаблен, чтобы говорить об этом. Она действительно хочет узнать… меня. Это было нечто удивительное в тех электронных письмах, которые мы отправляли друг другу. Кажется, она хочет знать больше. Даже теперь, когда я знаю, кто такая СЛИТ. Это больше не загадочная игра, а… дружба?
— Это Нью-Йорк. Здесь Уолл-стрит и большой бизнес, а я всегда хотел, чтобы мой бизнес был именно таким. Большим. Акционерным. Я не думал, что смогу добиться этого где-то еще.
— Понимаю. А сейчас?
— Теперь я знаю, что мог бы. — Но теперь уже слишком поздно.
Я здесь. Бизнес здесь.
Единственное, что я могу сделать, это открыть больше филиалов в более сельской местности, например, в Колорадо-Спрингс или Вермонт. Или в штате Вашингтон.
Когда-нибудь это случится, но не сейчас.
А сейчас я не хочу больше говорить об этом. Я хочу поговорить о ней.
— Почему ты решила основать свой собственный бренд?
Пейтон откидывается на спинку стула, повторяя мою позу.
— О. Бренд… Мне нравится, как это звучит. Очень. — Она делает глоток, и вода попадает на её губы. — Не пойми меня неправильно, мне нравилось работать на тебя — возможно, даже слишком. Но я была великолепна в своем деле, и, честно говоря, никто не хотел повышать меня из-за этого. Если это имеет смысл.
Да, это имеет смысл. Вы получаете хорошего работника и хотите удержать его на прежней позиции.
Жаль, что она уволилась, когда я мог бы использовать её в другом месте.
— Я скучаю по тому, как встречала тебя в офисе. — Её слова удивляют меня, но я стараюсь не показывать этого.
— О чем ты говоришь? Мы почти не виделись.
— О, я видела тебя много раз. — Пейтон понимающе хихикает. — Ты просто не замечал.
— Когда? — Я почти не спускался на нижние этажи.
— Не знаю, заметил ли ты, но я дружу с Лорен. Мы с ней часто обедали, я заходила за ней и видела тебя. Ты был всегда такой серьезный. — Она делает сердитое лицо. — Всегда сидел за своим столом.
— Я никогда тебя не видел. — Как это вообще возможно, когда она — всё, о чём я могу думать сейчас? Когда она — всё, что я вижу?
— Нет. Твоя голова всегда была опущена.
Сейчас она не опущена. Она поднята, и мои глаза смотрят прямо на неё. И под сияющим светом этого тусклого ресторана она действительно офигительно красива.
Если быть честным с самим собой, то я чертовски разочарован, что её не будет в офисе в понедельник, потому что первое, что я бы сделал, это поднял голову и уставился на неё, когда она бы пришла забирать мою помощницу на обед.
Может быть, даже кокетливо подмигнул бы ей.
Действительно?
— Ты снова это делаешь, — поддразнивает она.
— Что делаю?
— Погрузился в свои мысли.
Какого хрена я продолжаю это делать? Это так не похоже на меня. Это нервирует и немного выбивает меня из колеи. Мне нравится контролировать свои мысли и действия, а Пейтон заставляет меня…
— Дерьмо, извини.
— Когда ты в последний раз занимался сексом? — Её вопрос случайный, неожиданный, неуместный, и я чуть не давлюсь собственной слюной. Пейтон чертовски серьезна и выглядит так, будто действительно хочет знать.
Когда я размыкаю губы, я почти говорю что-то нелепое, типа «Прости?» или «Прошу прощения?», но я прикусываю язык и умудряюсь не покраснеть.
— Я не уверен.
Пейтон не верит мне; это написано на её красивом лице.
— Ты не уверен? Как ты можешь быть не уверен? Я думала, что мужчины помнят все мельчайшие подробности о сексе.
Это не мелочь, это постыдный факт, и я не собираюсь делиться им с ней.
Я отклоняюсь.
— Почему тебя это вообще волнует?
Одна из её искусно выщипанных бровей поднимается.
— О, ты знаешь, почему меня это волнует.
Знаю.
Она хочет покувыркаться со мной.
А у меня не было секса уже… месяцы. Сколько месяцев, я понятия не имею — Хантер наверняка знал бы, если бы я его спросил. Этот ублюдок знает обо всех моих личных делах и помнит бо́льшую их часть. Он самый надоедливый человек, которого я когда-либо встречал в своей гребаной жизни.
— Шесть месяцев, — выпаливаю я, просто чтобы увидеть выражение её лица, выбирая случайное число и полагая, что оно достаточно близко к точному, чтобы успокоить её.
— Не-а, я тебе не верю.
— Ты не обязана мне верить. Это факт.
— Шесть месяцев? Прекрати. Прямо сейчас.
— Хорошо. — Я сжимаю губы, чтобы позлить её, так же, как делал со своей мамой в детстве, когда она говорила мне прекратить делать что-то.
— Серьезно? Как такое может быть?
— Работа, работа, сон, еда… — Перечисляю все причины, по которым у меня не было мотивации заниматься сексом с кем-либо. — Стресс. — Наконец-то я смотрю ей в глаза. — А у тебя?
Пейтон крутит вилку между пальцев.
— Не знаю, может… два года?
Я чуть не падаю со стула.
— Два года?
— Плюс-минус.
И теперь мне известно: Пейтон Левек не трахалась семьсот тридцать дней, и она хочет покувыркаться со мной, и теперь я должен задаться вопросом…
Что, бл*дь, я собираюсь с этим делать? Потому что между нами больше не существует правила, запрещающего близкие отношения между сотрудниками. Но я всё ещё думаю о выражении её лица, когда она была прямо передо мной в моем кабинете. Я не могу. Три слова, которые преследуют меня с тех пор.
ГЛАВА 21
ПЕЙТОН
Я играю нечестно. Я прекрасно это понимаю.
Я также не слушаю свой внутренний голос бизнес-леди, который говорит мне в довольно драматичной манере: НЕ ВХОДИ В ЭТОТ ЛИФТ.
Возвращайся в кофейню.
Погрузись с головой в работу.
Даже не думай о мужчине, с которым ты ужинала вчера вечером.
Или о факте, что у него не было секса уже шесть месяцев.
Или о том, как он несколько раз окинул тебя взглядом, покусывая нижнюю губу, когда откровенно пялился на твоё декольте.