Я тоже.
В самый последний миг я выбросила вперед руку, приземлившись животом на камни, рефлекторно пряча пострадавшую конечность за спиной.
И лишь тогда поняла, какую допустила ошибку. По дрогнувшим зрачкам Рана, по резко ставшему вдвое тяжелее телу, по растворившемуся в воздухе хлысту, обвивавшему его щиколотки…
На поверхность мы затаскивали его уже вместе с очухавшейся Карой, потому как одной рукой без упора и без опоры я бы так его и не вытянула. Держала бы до смерти, но ни за что не отпустила бы.
И мозгом я, кажется, понимала, что процесс запущен, что мой самый страшный кошмар сбылся, что вот я, собственными руками, погубила того, кто спасал меня от всего. Был моим щитом от этого мира, от злых людей, от пуль и ударов. Тем, кто душу мою берег, не требуя ничего взамен. А сейчас…
Он будто просто еще не проснулся от действия анории. Безмятежно спал, откинув голову. Красивый… Даже свежая царапина на щеке и та его ничуть не портила.
Я пробежалась взглядом вдоль тела. Жезл на поясе, моя перчатка, торчащая из кармана джинсов…
На то, что Кара трясла меня за плечо, я не сразу обратила внимание.
— …у него что, нет души?
Крик прорвался сквозь пелену мыслей, топивших меня в надежде, что я захлебнусь и не вынырну.
— Арис, почему у него нет души? Где его душа?
В смысле нет?.. Я развернула ладонь, посмотрела на нее, на Рана. На Рана, на нее. Свечение есть. Души нет. Быстро натянув перчатку, я размяла кисть, словно заново приучая ее ко "второй коже", и пробежалась пальцами по шее напарника. Пульса не было.
Или просто я кривая и не умею его находить.
Сжала запястье. Одно. Второе. Вернулась к первому. Есть же. Или это я так хочу верить, что есть?
Но… я не понимаю, почему так. У нас нет никаких дополнительных защит от способностей друг друга. Не придумали еще такие амулеты и артефакты, которые могут спасти тебя от собирателя или жнеца.
Что, у бракованной Арис сломалась рабочая рука?..
— Все в порядке, я уже позвонила Лорану. Он скоро будет здесь.
— Что?.. — Я даже не сразу поверила услышанному. — Лорану? Кара, ты в своем уме? Хранителям звони.
Коллега сначала сильно насупилась, но потом все же решила пояснить.
— Да, Лорану. Потому что он знает лечебницу, в которой не задают лишних вопросов. Там и он, и все звезды лечатся. Обычным Хранителям ты как объяснять будешь вообще, что ты делала у разлома? А если всплывет, что кто-то пробирался в архив Совета, а тут вы так удачно, почему-то прямо под ним разгуливали? А?
Справедливости ради стоило отметить, что Кара сейчас была права, и неважно, удар головой ли тому поспособствовал, или просто нашелся лишний повод позвонить "звезде". Если я не выдернула душу, есть вероятность, что все обойдется. Почему — буду выяснять уже потом. Когда смогу самолично задушить Рана за то, что он меня так напугал. И чтобы он в это время смотрел мне в глаза и улыбался. Обязательно улыбался своей самой ехидной улыбкой.
Пара Хранителей материализовалась на месте по переданным Карой координатам спустя пару минут. Ни слова не сказав, они погрузили Рана на носилки, активировали два обратных перехода, в один нырнули сами, во второй велели шагнуть нам.
Пронзительно-белый больничный свет больно резанул глаза, привыкшие к полумраку. Меня утащили в дальний кабинет, Кара осталась растерянно озираться в приемном покое.
Первое время все происходило в тишине. В тишине срезали мою футболку, поскольку поднять руку, чтобы снять одежду, я так и не смогла. Просветили травму, проведя ладонью над кожей, добавили изумрудного сияния лечебной магии, заглушающей боль…
А потом пришел еще один Хранитель с планшетом, поздоровался и, представившись Теннантом, начал допрос. За время, в которое я рассказывала, что случилось с напарником, мою руку по самый локоть прибинтовали к телу, обмотав грудь, и зафиксировав намертво в таком положении. По щелчку пальцев одного из Хранителей, бинт затвердел, плотно сжав меня в тиски, словно гипс. Была учтена и ускоренная регенерация собирателя душ, и качество применяемой целебной магии — чем быстрее и прочнее зафиксировать руку, тем вернее она срастется.
— Значит, вы должны были выдернуть его душу, но этого не произошло. Пациент без сознания, но жив. Интересно, — задумчиво произнес Теннант, что-то набирая в своем планшете. — Ни разу не слышал, что способности одного собирателя не действуют на другого… Хорошо, будем разбираться. Но он очнется, не переживайте.
— А могу я… — дернулась я следом за ним, но тот обернулся с улыбкой и ответил еще до вопроса:
— Да, можете. Он в палате номер тридцать один. Может быть, есть еще вопросы?
— Нет, — поторопилась с ответом я, чуть было не рванув на поиски нужной палаты. — Хотя есть. Вы действительно такие "секретные", как про вас говорят?
— Мы не разглашаем никаких подробностей.
— Даже если к вам приходят с соответствующими документами, требующими предоставить всю необходимую информацию?
— Мы даем допуск к определенной информации исключительно в том случае, если есть подозрения, что наш пациент совершил что-то противозаконное. Убил кого-нибудь, например. Обокрал. Более того, в подобных случаях мы первыми же обязаны отправить сигнал в соответствующие органы. Если же это папарацци, что готовы лезть в окна ради сенсации, ненормальные фанаты, сотрудники правоохранки без специальных Орденов — они даже не смогут приблизиться к лечебнице.
— А какие случаи у вас считаются "подозрительными"? — недоверчиво поинтересовалась я, считая наш случай очень даже подозрительным.
— Излишне сильные выплески отрицательной энергетики, наличие предметов, не принадлежащих человеку, и множество очевидных — для нас — факторов. За вами такого не замечено.
— То есть, "не замечено" — не значит, что "ничего не было"?
— Истинно так. Есть то, очевидное, чего не скроет никакая магия. Остальное — не нашего ума дело.
— И это очевидное?..
— То, что больше всего вы хотите оказаться в палате номер тридцать один — и вовсе не ради того, чтобы довести свое черное дело до конца. И я не смею вас задерживать. Если будут вопросы — мой кабинет в конце коридора на втором этаже. — И он постучал пальцем по бейджику на груди, позволяя мне заучить имя.
Нервно усмехнувшись, я поблагодарила его за уделенное мне время и бросилась искать нужную дверь.
Прямо на пороге я столкнулась с еще двумя Хранителями, которые сначала окинули меня вопросительными взглядами, но потом уступили дорогу, даже придержав дверь.
Напоследок, опять же не дожидаясь моих вопросов, меня предупредили, что состояние Рана стабильно, но когда очнется — неизвестно. Это связано и с тем, что происшествие неординарно, и с тем, что сложно представить последствия, положенные на измененный организм собирателя душ.
Вот не люблю эмпатов, телепатов, менталистов и иже с ними, но возможность не вдаваться в лишние объяснения порой очень выручала. Особенно когда и времени нет, и слова в предложения не вяжутся. Только эмоции зашкаливают.
В палате было темно. Не спасал даже маленький светильник над кроватью — мягко подсвечивая отключенные приборы и блондинистую макушку, он вырисовывал глубокие тени на лице напарника. Это вблизи я поняла, что то были действительно тени, а не страшные мертвецкие впадины на щеках. Внешне Ран никак не изменился, и его пугающее сходство с нежитью оказалось лишь плодом моей забитой фантазии.
Передумав, я не стала брать стул, а принялась ходить туда-обратно у кровати, не зная, что следует делать в таких ситуациях. Разговаривать с ним? А смысл? Разве он слышит? А если слышит — что нужно говорить? И запомнит ли он услышанное? Меня ведь так и подмывало наговорить такого, чего я еще никому в жизни не говорила или о чем потом буду жалеть.
— …я, наверное, уволюсь. Или переведусь. Не знаю. А еще соберу вещи и вернусь к себе домой. Или сниму квартиру, пока там ремонт. Я так боялась, что с тобой произойдет… то, что произошло. В тех моих кошмарах, конечно, и заканчивалось все куда более плачевно, но кто знает, почему повезло в этот раз и повезет ли в следующий? Меня же от общества изолировать надо. От тебя изолировать. Если к смерти незнакомых людей я уже привыкла, то тех повторяющихся снов мне хватило, чтобы понять, что к твоей я не привыкну никогда. Наоборот, только страшнее с каждым разом. И это ожидание… Да, представляешь? Я настолько этого боюсь, что мне кажется, это лишь вопрос времени. Пороховая бочка, на которой мы сидим вдвоем, и ты как назло жмешься все теснее и спички в солому под ногами подбрасываешь, смеясь.
Слова лились сплошным потоком. Не думала, что будет так просто разговаривать с безмолвным собеседником. Не думала, что во мне столько всего накопилось.
Ощущение пробитой плотины подсознания, разделяющей Арис на двух разных людей, усиливалось. Та, привычная, сидела бы и молчала. Не ушла бы, конечно, не оставила бы Рана одного в отвратительно белой палате, но молчала бы.
А может, это все глупости? Нет никаких "двух Арис" в моем мозгу, есть просто Ран, который постепенно меня подталкивал к раскрытию, и добился — спустя столько лет.
А может… а может, я просто его люблю. Ведь именно это и делает людей слабыми и уязвимыми, ломает так старательно возводимую годами защиту. Ты можешь сколько угодно хватать опадающие пластины тяжелой брони, силясь собрать свой доспех обратно, но все равно рано или поздно остаешься в одном подлатнике перед озлобленным, вооруженным войском. И замираешь, раскинув руки в стороны, прикрываешь глаза и ждешь, когда добьют.
А может, я просто запуталась.
Устало опустившись прямо на пол рядом с кроватью, я спиной прислонилась к тумбочке.
Тишина, растекшаяся по палате, нисколько не успокаивала. Заставляла прислушиваться к тихому дыханию да пускала мрачные мысли в подсознание.
— Ты меня как-то просил спеть тебе колыбельную. Если честно, я даже не помню ни одной. Отрывки лишь какие-то. Хотя это не только песен касается. Глупо, наверное, но я хорошо помню мамин запах — он словно въелся в один из ящиков комода, видимо, она когда-то там духи свои пролила. А лица ее — нет. Только голова начинает болеть, когда вспомнить пытаюсь. Наша жизнь все сильнее нам не принадлежит. Согласись, забавно звучит, с учетом специфики нашей профессии? — Я хмыкнула и замолчала, точно действительно давая Рану время на ответ. Вздохнула. — Ладно. Уговорил, бес красноречивый. Только не вздумай мне это припоминать, слышишь? Кивни, если понял. — И выглянула из-за тумбочки, чтобы не пропустить момент согласия. А вдруг?..