— Но меня, например, не далее, как вчера, спасло, — осторожно подсказал Ран. И поймал с силой брошенную в него толстовку в паре сантиметров от лица.
— Это потому что ты — идиот самоуверенный. А таким обычно и везет.
И я вихрем вылетела прочь из палаты, от души хлопнув дверью. Дежурный Хранитель лишь лениво поднял на меня взгляд, словно здесь подобное случалось каждые полчаса, мимо проходящий все же вздрогнул, но на меня не оглянулся, а я с трудом перевела дыхание, нервно смахнула лезущие в глаза пряди волос, как назло опадающие снова и снова. От досады пнула стену, с трудом поборола желание вернуться и наговорить еще чего-нибудь обидного и, мысленно послав все к чертям, устремилась к выходу.
Дура. О какой еще любви ты вчера думала своей пустой башкой?
Убила бы этого полудурка. Честное слово, убила бы…
— Если ты хотела спрятаться и не видеть мою физиономию — то моя квартира это очень плохой… — Ран зашел в зал, присвистнув, поставил на барную стойку памятную колбу с анорией Кары и договорил: — …вариант. Здесь был торнадо?
— Где твоя чертова статуэтка? — отшвырнула я в сторону декоративную подушку. Порядок здесь остался лишь воспоминанием — с такой злостью я влетела домой, и так остервенело принялась разбрасывать все, что попадало мне под руку, что Чип с Дейлом должны были воздать благодарности своему собачьему богу за то, что Лир забрал их к себе.
— А с чего ты взяла, что я храню ее здесь?
— С того, что я тебя знаю. Ты безответственный эгоист, которому на всех плевать. И на себя в первую очередь. Вполне в твоем репертуаре забросить ее в ящик к трусам с носками и забыть вообще. "Раз я не вижу свое проклятие, значит, его у меня нет".
— На минуточку, если мне плевать на себя — то я уже не эгоист, — с умным видом поправил меня Ран, упав на небольшой свободный участок на диване.
— Свои комментарии засунь себе знаешь, куда? — с размаху распахнув дверь спальни, я скомкала все постельное белье, сорвала с места матрас. — Повторяю вопрос. Где твоя долбаная статуэтка?
— Ты все усложняешь, моя леди, — со вздохом поднялся с места Ран, подошел к собачьей лежанке, отодвинул ее в сторону, а затем приподнял половицу. — Раньше она лежала тут. Сейчас я отвез ее к отцу, чтобы при следственной проверке не обнаружилась нехватка фигурок.
— Ты серьезно хранил смертельное проклятие под собачьей подстилкой?..
— И был очень этим доволен. Глаза не мозолит. Хотел вообще сжечь, но, к сожалению, эта дрянь не горит. Потом думал поставить у отца в кабинете, чтобы он любовался и ни на секунду не забывал о своем родительском подвиге. А в итоге просто спрятал.
— Ты… ты идиот. Ты понимаешь?
— Ты столько раз это сегодня повторила, что уже понимаю. Только не успеваю за горящим поездом твоих мыслей, летящим под откос.
Я разгневанно потрясала лава-лампой, чуть было не отправившейся в стену в порыве злости. Не знаю, что заставляло меня надеяться на то, что это очередная его шутка, и на самом деле нет никакого проклятия, и уж тем более — "Многоликой смерти". И от злости мне больше всего хотелось просто голову ему разбить хотя бы этой самой лампой, а потом еще пинать бессознательное тело, приговаривая: "Все правильно сделал, говоришь? Правильно, да?"
— И твой эмоциональный диапазон меня пугает. От дикой радости, когда только проснулась, и до желания крушить все подряд сейчас.
— Если ты не перестанешь язвить, пытаться шутить и комментировать, я тебе всю квартиру разнесу.
— Ты уже это сделала. Угроза так себе…
Не сдержавшись, я на полном серьезе занесла ладонь для пощечины, вот только Ран ее остановил. Рывком притянул меня к себе, обхватив второй рукой за талию, и, не дав даже огрызнуться в ответ, запечатал мои губы своими.
Лампа выпала из моей руки, дрогнули колени. Я изумленно распахнула глаза, в то время как Ран бессовестно прикрыл свои, явно получая удовольствие от ситуации и, судя по всему, вообще наплевав на последствия. А я, кажется, на ногах сейчас держалась исключительно за счет того, что меня придерживал он.
Настолько этот поцелуй был внезапным и обезоруживающим, что все гневные мысли лопнули, образовав пугающий вакуум в мозгу.
Закрутилось время, взбесилось сердце, трещинами пошел мой мир, распадаясь на осколки, что, словно в калейдоскопе, складывались в новые узоры…
Только ощущения… Они были, пожалуй, пугающе приятными и слишком… знакомыми? И будто бы все это уже было. И моя злость, и его насмешливый взгляд, и поцелуй, садистский, отрезвляющий.
Ран скользнул ладонью по моей спине, задержался на плече на несколько мгновений, едва ощутимо коснулся груди и, словно отгоняя от себя наваждение, отдернул руки… чтобы уже в следующий миг с силой прижать к себе.
У меня слетели последние шестеренки. Калейдоскоп кружился, щелкали витражи, сменяя путаные картины.
— …Нуар. А неплохо звучит, верно?
— Не торопи события. Дожить еще надо.
— Я-то доживу…
Впиваясь ногтями в мягкую ткань его футболки, я все сильнее растворялась в нем, и время замирало. Не было больше ничего. Даже мира вокруг — не было. Всепоглощающая чернота, среди которой лишь два силуэта, сливающиеся в один.
— Вот и скажи, как можно не любить тебя, моя леди?..
— Легко и просто.
— Ошибаешься.
Что-то надломилось. В памяти мелькали лица и звучали голоса, с мягких полутонов переходящие на крик. Где-то вдалеке раздался скрип тормозов, звук разбитого стекла… и боль раскаленным копьем пронзила виски.
…я канула в пропасть, и на дне ее меня уже ждали: тощий и высокий силуэт в изодранном капюшоне, из-под которого, хищно скалясь, на меня смотрела… Я. Только глаза незнакомые, черные. Левой рукой тянулась тьма к моей груди, кривая усмешка искажала мертвенно-серое лицо…
И прорывая покров тишины, зазвучал — совсем рядом — крик Рана: "…вернись ко мне"
Мир раскололся, исчезая в фиолетовой дымке. Истерично расхохотался жнец.
И все померкло.
— Голова не болит?
Я приподнялась на локте, окинула взглядом комнату, лицо Рана с глубокой царапиной на щеке и вновь опрокинулась на подушку. Как статуэтку искала — помню. А дальше провал.
— Пока не поняла. А что случилось-то?
— Видимо, три ночи у моей кровати даром все же не прошли, — вздохнул напарник и хотел было коснуться моего лба, но резко отдернул руку, словно обжегшись. — Ты все крушила и посылала проклятья на мою голову, а потом вдруг побледнела и…
— Что "и"? Ты хочешь сказать, я тупо рухнула в обморок?
— Похоже. Я не Хранитель, я не разбираюсь, но, судя по всему — да.
— Я надеюсь, ты их самих не вызвал? — Я все же приняла вертикальное положение и помассировала виски.
— Хотел. Сказали, что собирателю душ не стоит беспокоиться — от переутомления такое вполне может быть. Если вдруг повторится, тогда записываться на прием. Так что прости, моя леди, теперь я твой нянь. Держи.
— Это еще что? — Я недоверчиво сунула нос в протянутый стакан.
— Просто вода. Можешь выпить, можешь выплеснуть мне в рожу, я заслужил.
— Ты же был так уверен в своей полной правоте, — Несмотря на притягательность второго варианта, я все же сделала глоток.
— Твое бессознательное тело намекнуло, что ты, как ни странно, действительно волнуешься за меня, и мне все же не стоило от тебя это скрывать. Но в свое оправдание хочу сказать, что я и в самом деле не смог бы найти подходящий момент для такого признания.
Я посмотрела на обеспокоенное лицо Рана, перевела взгляд на осколки лампы и растекшуюся под ними жидкость и тяжело выдохнула оскорбленное:
— Да пошел ты.
— Да куда ж я пойду из собственной-то квартиры? — пожал плечами он.
— Резонно, — признала я. Даже послать его нормально не выходит.
Что-то не складывалось. Допустим, я действительно буянила в поисках, но вот разбитая посуда в углу и переломленный пополам журнальный столик меня настораживали. Да еще и царапина эта у Рана…
— Я все понимаю. Но это-то как получилось?
— Ты не поверишь, — беззаботно отмахнулся напарник.
— Скорее всего.
— На столик ты упала.
— Допустим.
— Посуду случайно уронил я, когда побежал тебя поднимать.
— Предположим. А это? — указала я на щеку.
— Порезался, когда пытался собрать осколки.
— Ты их зубами, что ли, собирал?
— Мои осколки. Чем хочу, тем и собираю. А если серьезно, то просто по неосторожности. Ты лучше скажи, как самочувствие?
— Нормально.
Как ни странно, я не врала. Самочувствие действительно было совершенно нормальным, словно я просто поспала полчаса днем. Никаких незнакомых неприятных ощущений. Даже голова не кружилась. Только смутные подозрения, что я что-то пропустила, будто у меня вырвали кусок памяти и…
Взгляд упал на анорию, стоящую на барной стойке.
— Ты меня усыпил, — догадалась я.
— В смысле? — опешил Ран. — Моя леди, ты в своем уме? Чем бы?..
— Чертовой анорией. Зачем ты ее вообще домой припер?
— А, ты про это. Так она в больнице была. Кара оставила, не бросать же мне подарок?
— Но ты меня усыпил. Какого черта?
— Зачем мне усыплять человека, который и так в обмороке, расскажи, пожалуйста?
— А в обмороке ли?
Картина пока что рисовалась довольно безрадостная. Что-то случилось, мы… подрались? Сломали столик, разметали посуду и Ран открыл капсулу с цветком — но зачем?
Да и бросаться на него я бы не стала ни при каких обстоятельствах. Я ведь не бешеная. Замахнуться могла в порыве злости, но максимум пощечиной.
— Твою бы фантазию — да в мирное русло, — вздохнул Ран. — Не сочиняй, пожалуйста. Царапина пройдет через полчаса, столик я и так давно хотел выбросить, а посуда бьется вообще к счастью.
— Хочешь сказать, у меня паранойя?
— Если только самую малость. Просто как ты себе представляешь, зачем бы я это делал?
— Понятия не имею. Чтобы я что-то забыла, может быть.
— Например? Про проклятие? Так тут что-то более чудодейственное надо найти, а не цветочек, стирающий жалкие несколько минут.