О судьбе боевых друзей мы узнали много лет спустя. Василий Слукин и Иван Третьяков были тяжело ранены и попали в плен. Долго они находились в концентрационном лагере в Демянске. Потом их перевезли в Прибалтику. Здесь Василий умер, а Ивану Третьякову удалось бежать…
К счастью, у нас произошел только один трагический случай. Экипажи в полку были опытные, слетанные, они с честью выходили из любых трудных положений.
Однажды фашисты решили обмануть нас. Узнав наши сигналы, они выложили на одной из полян «конверт» и стали ждать.
Иван Данилович Кочетов вначале не понял, что это вражеская ловушка, и стал планировать для сброса груза. Когда до земли осталось не более ста метров, штурман Алексей Зайцев по конфигурации опушки леса заметил, что под ними совсем не та поляна, на которую они раньше сбрасывали мешки.
— Давай на юг! — громко закричал он.
— Зачем? — ответил всегда спокойный Кочетов. — Бросай быстрее, а то поздно будет!
— Не та поляна, внизу фрицы!
Услышав это. Кочетов дал газ и с резким разворотом пошел на юг. Фашисты, наблюдавшие за самолетом, поняли, что их хитрость не удалась, и открыли огонь.
Кочетов и Зайцев набрали высоту, нашли своих и благополучно сбросили груз. На рассвете они вернулись на свой аэродром.
Много вылетов совершил наш полк, доставляя наземным войскам продукты и боеприпасы. Эта работа продолжалась до тех пор, пока не подсохли дороги.
Прошла первая военная зима. Подходила к концу и весна. Мы уже не раз смотрели смерти в глаза, накопили определенный боевой опыт, как говорится, повзрослели. Именно поэтому каждый из нас еще острее осознавал, что надо продолжать настойчиво учиться, чтобы в совершенстве освоить и свое оружие, и тактику его применения.
Мы старались использовать для учебы все имеющиеся возможности. Партийная и комсомольская организации полка бросили клич: «Коммунист и комсомолец — мастер своего дела, бьет врага наверняка». Этот лозунг родился в пламенных сердцах патриотов. Партийная организация многое сделала для того, чтобы претворить его в жизнь. Проводились беседы с летчиками и штурманами, выпускались боевые листки, стенгазеты. В свободные минуты, когда технический состав готовил самолеты к очередному вылету, летчики анализировали свои действия в воздухе, делились опытом. Командиры регулярно проводили разборы полетов. Лучшие образцы боевой работы становились достоянием всего коллектива полка.
Рано утром 22 мая многим нашим летчикам, в том числе и мне, приказали вылететь в Лычково для получения правительственных наград. Погода стояла солнечная, и настроение у всех было под стать погоде. Да и как не радоваться: летим получать первые ордена!
В задней кабине находился Зайчик (так ласково называли друзья штурмана нашего звена Алексея Зайцева). Ему не сиделось спокойно Он объявлял населенные пункты, над которыми пролетали, шутил, смеялся.
— Орденоносец, впереди — Лычково! — весело крикнул Зайчик и тут же предупредил:-Смотри, садись как полагается, не опозорь нас.
Сели. На аэродроме, возле двух наскоро сколоченных столов, стояли летчики. Все были в сборе. Ждали прибытия командующего генерал-майора авиации Т. Ф. Куцевалова, который должен был вручать награды. Стрелка часов подходила к десяти. Начальник отдела кадров накрыл один из столов красной материей и разложил на нем ордена и медали. В открытых коробочках лежали ордена Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды и медали. Никто не знал, кому какой предназначен. Все волновались.
Подъехала легковая автомашина. Из нее вышли двое: один — высокий, в летной кожаной куртке, другой — пониже ростом, в реглане. Что-то очень знакомые фигуры. Когда они подошли поближе, я сразу узнал их: Конев и Груздев.
Забегая вперед, скажу, что мне, к сожалению, больше не довелось с ними встретиться. Конев погиб в воздушном бою в 1943 году. Груздев тоже погиб. Память об этих бесстрашных мастерах воздушного боя на всю жизнь останется у тех, кто их знал и воевал вместе с ними.
— Становись, — отрывисто скомандовал Груздев. И уже тише добавил: — Да побыстрее, командующий едет…
Все мигом построились в две шеренги. Летчики-истребители на правом фланге, мы — на левом. Большинство награжденных было из истребительного полка Груздева, поэтому он и командовал всеми.
Вдали показалась вторая автомашина. Она остановилась рядом с первой. Встреча, рапорт.
— Читайте указ, — распорядился Куцевалов, обращаясь к начальнику отдела кадров.
Тот вышел вперед, принял положение «смирно» и четко начал:
— «Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР».
Все замерли.
— «..Наградить младшего лейтенанта Ковзана Бориса Ивановича орденом Ленина».
«Ковзан, Ковзан, — заметались мои мысли. — Это же тот самый Борис Ковзан, за которым меня послали вместо погибшего Ноздрачева. «Черные стрелы», «приманка», Конев, Груздев…»
Среднего роста, худой, с широкими скулами, Борис Ковзан, получив орден Ленина, отчеканил: «Служу Советскому Союзу».
Глядя на героя, отчетливо вспомнил о его подвиге…Истребительный полк перелетал на Северо-Западный фронт. Замыкающим шел Борис Ковзан. Вдруг он заметил «юнкерса». Что делать — бить фашиста или идти вместе с полком? Борис отвалил от строя и бросился на «юнкерса». Атака, вторая, третья… Боеприпасы кончались, а вражеский самолет продолжал лететь. Тогда Ковзан смело пошел на сближение и винтом своего истребителя отрубил хвост вражескому бомбардировщику. «Юнкере» свалился на землю. В результате тарана у самолета Ковзана погнулись лопасти винта. Продолжать полет было уже нельзя, и Борис пошел на вынужденную посадку.
Кстати сказать, за время Великой Отечественной войны Борис Ковзан четыре раза таранил фашистские самолеты и всегда оставался невредимым.
…Один за другим летчики выходят из строя, получают награды и возвращаются на место. Истребители-Штурмовики…
Доходит очередь и до нас. Орден Красного Знамени получают Куликов и Голованов. Красной Звездой награждаются летчики Евтушенко и Емельянов, комиссар Коротков.
Я замер в ожидании. Сердце колотится.
Вдруг слышу:
— Старший сержант Шмелев!
Не чувствуя под собой ног, выхожу из строя и принимаю из рук командующего коробочку с орденом Красной Звезды.
Когда строй был распущен, Коротков подошел к нам и тепло поздравил каждого. Мне и Емельянову он лично прикрепил ордена на грудь. Мы тоже от души поздравили комиссара.
— Теперь — домой, и как можно скорей! И вот мы на своем аэродроме в Толокнянце. Комиссар опять рядом с нами, летчиками. Развернув газету, он говорит:
— Послушайте, как хорошо и верно написано:
Суровой тропой бесстрашья
К победной черте веди,
Звезда на кремлевской башне,
Звезда на моей фуражке,
Звезда на моей груди!
— Здорово! — соглашается Емельянов. — Но не худо было бы получить еще по квадратику в каждую петлицу.
— Далеко пойдешь, — с усмешкой отвечает ему Евтушенко. — Советую пока рифмовать старшинские треугольники.
— Не вечно же быть старшиной!
— Виктор и Николай, — прерывает нашу перепалку Коротков, — я давно хотел с вами поговорить по одному вопросу.
Редко называет нас комиссар по имени. И теперь нам очень приятно, что он обращается к нам, как отец к сыновьям.
— Мне кажется, ребята, вам пора в партию вступать.
— В партию?
— Да, в партию. В боях вы заслужили это право.
— Товарищ комиссар… разрешите подумать, — тихо отзывается Виктор.
— Надо подумать, ведь член партии… это такое звание… — повторяю я вслед за Виктором.
— Товарищ комиссар, а членам партии можно крутить глубокие виражи вокруг дымоходной трубы командирского дома? — спрашивает кто-то.
Нам с Виктором становится не по себе от этого насмешливо-колючего вопроса. Однажды зимой мы с ним выкинули такую шутку, за что и получили по «строгачу».
— Это дело прошлое, — с улыбкой отвечает Коротков. И, снова посерьезнев, заключает: — Надо вперед смотреть. Так что подумайте над моим предложением. А сейчас отдыхайте. Предстоит боевая ночь.
Когда мы пришли в общежитие, Зайцев, Ванюков, Образцов и Пахомов уже спали. Я тоже сразу же лег, но заснуть не мог. Бодрствовал и Виктор, уставив задумчивые глаза в потолок.
«В боях вы заслужили это право» — вспомнились мне слова комиссара. Потом в памяти ожили картины детства, учеба в третьей специальной артиллерийской школе, где меня в 1938 году приняли в комсомол, занятия в аэроклубе Метростроя и авиашколе. Вспомнил я и рассказ отца о том, как он вступал в партию. Умер Ленин Страну постигло величайшее горе. Партия объявила Ленинский призыв. Мой отец откликнулся на него одним из первых, навсегда связал свою жизнь с партией Ленина.
Когда наша часть находилась в Ахтырке, ко мне нередко наведывались родители. Однажды отец сказал при прощании:
— Старайся идти впереди, сынок! Эти слова крепко запали в мою память. Вспомнились первые дни пребывания на фронте. Бои под Москвой… Героические подвиги коммунистов. Каждый из них стремился быть только на переднем крае, бороться до последней капли крови… Решено, я должен быть коммунистом. Встав тихонько с постели, я подошел к Емельянову.
— Витя, — шепнул я другу, — решил подать заявление в партию.
— Я тоже, — с радостью в голосе отозвался он.
Наутро мы написали заявления и отнесли их комиссару. Коротков и Жарков дали нам рекомендации. А на очередном партийном собрании нас с Емельяновым приняли в кандидаты партии.
Коммунистов в полку становилось все больше и больше. Лучшими летчиками, штурманами и механиками пополнялись их ряды.
Через несколько дней полк перелетел глубже в тыл на аэродром Соменка. После зимних боев мы недосчитывались многих. Особенно тяжело мы переживали гибель Ноздрачева и Мишина.
Некоторые наши замечательные летчики — И. Кочетов, Ю. Сорокин, Н. Федоров — были переведены в другие части. Вместе с ними покинули полк комиссар Н. Коротков и старший политрук А. Жарков. На место ушедших приходили новые. Прибыло пополнение и в нашу эскадрилью: штурманы Михаил Скочеляс, Сергей Пахомкин и Александр Самсонов, летчики Борис Ван-далковский, Алексей Крайков, Валентин Безруков и Александр Понасюк.