— Давайте разберемся на примерах, — предложил я далее. — Вот сидит известный вам летчик Петр Иванович Орлов. Он совершил семьсот с лишним боевых вылетов на По-2 и более тридцати на Ил-2. Боевой опыт у него большой, а бреется он почему-то через день. Если бы в течение двух с половиной лет войны он и летал через день, то, конечно, не сделал бы столько вылетов. Выходит, Орлов летает и в те дни, когда бреется. Значит перед вылетом все-таки можно бриться.
Возьмите теперь Сербиненко. Он и до подковы ни разу не дотрагивался и черные кошки перебегали ему дорогу, а летает каждый день, здорово бьет фашистов. И заметьте: не имеет ни одного ранения.
А что можно сказать о летчиках Антипове, Ивакине, Дорохове и Романцове? Летают отлично, бьют врага наверняка. Мастерство, смелость, тактическая зрелость — вот в чем их сила! Любовь к Родине, отвага и умение — вот наши талисманы, которые помогут нам победить врага, — сказал я в заключение.
— Ну, а как же получается с портсигаром? — вдруг спросил Косачев. Все повернулись в его сторону.
— До рязанских учителей сразу не доходит, — сострил Павел Михайлович Ивакин, намекая на довоенную профессию Косачева. Все громко засмеялись.
— Ясно, что это не талисман, — упредил всех черноглазый, круглолицый Володя Романцов.
Это был один из молодых летчиков эскадрильи, но к нему относились с уважением. Он имел, как говорят, свой летный «почерк». Взлетал, садился и даже действовал над целью как-то по-своему, по-романцовски.
— Я думаю так, — начал Дорохов, секретарь нашей парторганизации, — у каждого летчика есть какая-то заветная, но еще не сбывшаяся мечта. Например, у меня, как молодого летчика, — овладеть боевым мастерством. У другого стать коммунистом. Но всем нам дорога Родина, свято все, что напоминает о ней. Вот фашисты рисуют на бортах своих самолетов разных тузов, кошек, драконов и прочую чертовщину. Помогает это им? Нет. Мы их бьем, как говорят, и в хвост и в гриву. На фюзеляжах наших самолетов тоже есть рисунки: звезды — по числу побед и знаки гвардии. Помогают они нам? Да, помогают. Они напоминают нам о нашем долге перед Родиной. А патриотизм — великая сила, товарищи!.. Теперь о портсигаре, — продолжал Дорохов. — Мы привезли нашему командиру самое дорогое и заветное — горсть родной земли. Пусть здесь, вдали от Родины, она будет напоминать нам о священном долге — доконать фашистского зверя!
— Молодец, Жора! — воскликнул Сербиненко. — Это наш подарок и командиру, и всей эскадрилье. Правильно?
— Верно, — раздались голоса.
Солнце, посылая последние лучи, медленно скрывалось за горизонтом. Там, на западе, гремели бои. Нам тоже предстояло завтра вести свои штурмовики туда, на цель.
Наскоро позавтракав, я поспешил на аэродром. На командном пункте Михаил Иванович Шевригин сказал мне:
— Вот здесь, — он показал на карте населенный пункт западнее Софии, фашисты оказывают упорное сопротивление нашим наступающим войскам. Надо нанести штурмовой удар по противнику, окопавшемуся на восточной окраине этого города.
— Ясно!
…Поставив задачу летчикам, даю команду:
— По самолетам!
Пробежав по ровному лугу, «илы» один за другим взмывают в синеву безоблачного сентябрьского неба. Вот уже вся. восьмерка штурмовиков в сборе: слева от меня — Орлов, справа — Антипов, Романцов, Сербиненко, Ивакин, Дорохов и Пункевич.
Впереди сверкает алмазом на солнце заснеженная вершина горы. Внизу, вдоль берега реки, расстилаются, словно дорогие ковры, тронутые осенней позолотой рощицы. А вот столица Болгарии — София, раскинувшаяся у подножия горы. В центре города, рядом с парком, высится большое куполообразное здание. Все для нас ново, интересно.
К нам пристраивается шестерка истребителей прикрытия — наших старых знакомых из 288-й истребительной дивизии, базирующейся на Софийском аэродроме. Мы приветствуем друг друга покачиванием крыльев.
Группу истребителей ведет Герой Советского Союза Виктор Меренков истинно русский человек, веселый, отзывчивый, бесстрашный в бою. От сознания, что прикрытие надежное, на душе становится как-то веселее. Держитесь, фашисты, дадим вам жару!
Вот и цель. Вокруг населенного пункта — сады и виноградники. Рядом небольшая речка и железнодорожная ветка.
Обычно при подходе штурмовиков к линии фронта наши наземные войска обозначают себя ракетами. Сейчас никаких сигналов не видно. В чем дело? Такие случаи, правда, бывали и в прошлом. Тогда мы для проверки, где свои, а где чужие, делали холостой заход. Даю команду:
— В атаку! Первый заход — холостой.
Пикируем на цель. Летчики внимательно смотрят вниз. В таких случаях наши солдаты незамедлительно пускают ракеты или машут пилотками. На этот раз не произошло ни того, ни другого. Странно!
— Делаем второй холостой заход, — приказываю летчикам.
С окраины города открывают огонь зенитные пулеметы и пушки. Поскольку снаряды рвутся в стороне, это только облегчает нам ориентировку.
— Кора-двенадцать, я Кора-тринадцать! — слышу по радио голос моего заместителя Антипова. — Фашисты в огородах и овражках. — Помолчав, он добавляет: — Но у наших солдат форма вроде не та.
— Как не та? — удивленно спрашиваю я.
— Правильно, — слышу голос Сербиненко, — форма не наша.
Самолеты один за другим выходят у самой земли из пике и набирают высоту для очередного захода. Принимаю решение и даю команду:
— Бить по траншеям в огородах и овражках! Дорохову подавить зенитки!
Дважды приказывать Дорохову не надо. Он сразу устремляется на цель.
Атакуем. Один за другим входим в пикирование. Каждый летчик спокойно выбирает цель и действует уверенно. Реактивные снаряды и бомбы рвутся точно в траншеях. Вверх вздымаются клубы пыли и дыма. На окраине города вспыхнуло несколько автомашин. Удачно атаковал свою цель и Дорохов: зенитные пушки и пулеметы прекратили огонь.
Пролетаем над позициями наших войск. Вижу: солдаты выскочили из траншей и бегут к тем огородам и овражкам, которые мы только что штурмовали.
— Наши пошли в атаку, делаем еще заход, — передаю по радио.
На кругу летчики строго выдерживают установленную дистанцию четыреста шестьсот метров. Прикрывавшие нас истребители теперь тоже штурмуют траншеи противника. Молодцы! Они пикируют почти до самой земли и метко бьют по целям из пушек и пулеметов. Видимо, Меренков и его товарищи решили боекомплект назад не привозить.
Бросаю взгляд на часы: уже двадцать три минуты мы находимся над целью. Один за другим летчики докладывают: снаряды кончились.
Даю команду:
— Атаки прекратить, выхожу на сбор!
Резко отворачиваю самолет вправо и иду со снижением. Летчики поочередно пристраиваются ко мне. Наша восьмерка плотным строем возвращается домой. Под нами снова София. Через ее центр проходим на бреющем. А истребители стремительно взмывают вверх.
На Софийском аэродроме кроме наших базируются и болгарские летчики Они хорошо знают район боевых действий и помогают нам, делятся опытом полетов над горной и лесистой местностью.
Вот и аэродром. Деревня Маслари, изгиб реки, знакомый кустарник. Садимся и заруливаем к местам стоянок.
Летчики один за другим подходят ко мне и докладывают о выполнении задания. Все недоумевают: почему у наших солдат другая форма, кого мы поддерживали?
— Я так думаю, — говорит Николай Сербиненко. — Раз пошли в атаку и бьют фашистов, — значит, наши. А в какой они форме — не так уж важно.
…Выслушав мой доклад, командир полка тепло поздравил нас с успешным выполнением боевого задания. Я тут же сказал, что нас смутило. Он хитро прищурил левый глаз, улыбнулся и сказал:
— Вы поддерживали наступление болгарских воинов.
— Болгарских!! — воскликнули летчики.
— Да, товарищи, вы ведь слышали, что вместе с нами против фашистов воюют части первой и второй болгарских армий. Только сейчас мне передали: наступающие очень довольны штурмовкой и просят выразить вам благодарность.
— Теперь ясно, почему они себя не обозначали, — сказал Петр Орлов. — Не научились еще стрелять из ракетницы.
— Как не научились? — переспросил Георгий Дорохов
— Да так: автоматы, пулеметы и пушки освоили, а с авиацией еще ни разу не взаимодействовали. Поэтому и не пускали ракет.
— Научатся, непременно научатся, — вмешался в разговор Сувид. — А мы им поможем. Через штаб им уже посланы сигналы взаимодействия.
Мы замолчали, ожидая, что Сувид непременно скажет что-либо интересное. И не было случая, чтобы мы ошиблись.
— Мне вспоминается примечательная страница истории, — продолжал он. — В 1912–1913 годах, в период второй балканской войны, в рядах третьей болгарской армии сражался русский авиационный отряд из восьми экипажей. В этом отряде были летчики… сейчас вспомню… — опустив голову, Сувид досадливо потер морщинистый лоб, — минутку… Вот старая голова — забыл… Ан нет, вспомнил: Колчин, Костин, Евсюков. Да, точно, они. Были еще и добровольцы. Они так хорошо воевали, что болгарский царь наградил всех русских летчиков и механиков высшими орденами.
— Да, расщедрился… — заметил кто-то. Все засмеялись.
— Не забывайте, — добавил Сувид, — что и русские знали в прошлом болгарских летчиков. В первую мировую войну на нашей стороне против кайзеровской Германии сражался болгарин Сотир Черкезов. Это был чудесный человек. Его принимал Ленин.
— Неужели? — воскликнул кто-то с сомнением.
— Ничего удивительного тут нет, — пояснил Сувид. — Черкезов потом стал на сторону рабочих, целиком отдался делу революции. Владимир Ильич лично давал ему поручения.
Нас очень заинтересовал этот факт, мы приготовились слушать дальше, но Сувид перешел к сегодняшнему дню:
— Судя по результатам вылета, вы хорошо поддержали войска болгарской армии. Уверен, что в дальнейшем будете еще точнее поражать цели, еще беспощаднее бить фашистов.
Подполковник Сувид помолчал немного и спросил:
— А что ответить болгарским воинам на их благодарность?
— Передайте им, — первым отозвался Орлов, — что они — молодцы. Здорово атаковали фашистов!