— Да, было плохо. — Тут им принесли сэндвичи, и это спасло ее от дальнейших расспросов.
— Что ты ей сказал? — спросила Брон, когда они подъезжали к Брэмхиллу.
— Что я сказал Люси? О тебе? — Он немного подумал. — Сказал, что ее мама совершенно особенный человек, делающий очень важную работу. Сказал, что тебе приходится часто уезжать и жить в таких местах, куда нельзя взять с собой ребенка. И что ты, хорошо зная, как нужна маленькой девочке стабильность, оставила ее со мной.
Это было сказано гораздо мягче, чем того заслуживала Брук, но он, понятно, хотел ее защитить. Ведь любовь матери — первейшая потребность ребенка.
— А ей разве не хотелось узнать, почему я никогда не навещала ее?
— Нет. К тому времени, как она достаточно подросла, чтобы задуматься над этим, она уже успела увидеть, что у многих ее сверстников только один родитель. А потом, позже… может, она думала, что меня ее расспросы расстроят.
Глубоко внутри Брон испытывала сострадание к этой незнакомой девчушке. Как если бы слышала тоненький плач среди ночи, который хватал за душу, и ей хотелось дотянуться до страдающего ребенка, прижать к себе, успокоить. И это было совершенно новое для нее чувство…
— Ты никогда не говорил, кто…
— Таков был уговор, Брук, — резко перебил он. — Если я беру ее, то она остается со мной. Ты сделала свой выбор, подписала бумаги…
Какой еще выбор? Нет ничего хуже незнания. Ей не верилось, что Брук могла быть такой… холодной.
— А как она нашла свидетельство о рождении?
— В школе им задали работу по истории семьи, и она выяснила, что имя матери записано в ее свидетельстве о рождении. Она взяла мои ключи и порылась у меня в письменном столе.
— Какая жалость, что меня зовут не Джейн Смит.
— Это не помогло бы. Там были и другие вещи… документы об опеке… — (документы об опеке?) — кое-какие фотографии… — На щеках у него выступили желваки. — Я подумал, что позже, когда она станет достаточно взрослой, ей, возможно, захочется тебя найти. Похоже, она стала достаточно взрослой, когда я на минуточку отвернулся.
— Фиц…
— Так, с этим все, — перебил он, сбрасывая скорость перед тем, как свернуть в широкие ворота. — Рисуй на лице эту свою профессиональную улыбочку, Брук, и держи ее до конца представления. Эмоции здесь неуместны.
— Нет, конечно.
Брон уже раньше мимоходом задумывалась, почему Фиц не предложил ей встретиться с Люси сначала в приватной обстановке. Теперь она понимала, почему он предпочел для этого школьное мероприятие и почему за ней заехал. Так все у него будет под контролем. Она сразу окажется в центре всеобщего внимания, а потом, как только спортивный праздник закончится, он быстренько увезет ее. И не произойдет никакого слезливого воссоединения. Эмоции здесь неуместны.
Джеймс Фицпатрик, таким образом, выполнит заветное желание дочери, а она окажется в роли той бессердечной матери, которая настолько занята «важными» делами, что может уделить Люси не больше пары часов. Брон вдруг почувствовала, что ей не нравится сценарий, которому она должна следовать. Что бы ни сделала Брук, такого обращения она не заслужила. Не заслужила и Люси.
— Нет, — повторила она, на этот раз с большей силой. Но под колесами «рейнджровера» уже заскрипел гравий подъездной дорожки, и Фиц, нахмурившись, но не притормаживая, посмотрел на нее. — Это неправильно. Я не могу этого сделать. Так не могу.
— Передумывать уже поздно, — резко бросил он, останавливаясь рядом с десятками других машин, съехавших с дорожки на открытое пространство. — Люси ждет тебя и, несмотря на запрещение болтать об этом, наверняка рассказала Джози…
А Джози наверняка рассказала всему свету. Казалось, целая жизнь прошла с тех пор, как ей было восемь лет, но Брон хорошо помнила детскую впечатлительность.
А потом Брон увидела ее. Высокая девочка в темных шортах и белой футболке неслась к ним через поле. Длинные руки, длинные ноги, нокаутирующая улыбка. И, несмотря на растрепавшиеся кудри каштанового цвета, она была вылитая Брук в восьмилетнем возрасте. Прежде чем Фиц успел удержать ее, Брон выскочила из машины и, широко раскинув руки, крепко обняла Люси.
— Ох, Люси. Моя дорогая малышка Люси. — Она думала, что у нее давно выработался иммунитет к слезам. Как-то раз, в восемнадцать лет, она плакала от жалости к себе, а потом только от облегчения, когда маме удавалось побороть очередной кризис. Сейчас от наплыва эмоций у нее так сдавило горло, что она не могла говорить, даже если бы знала, что сказать.
Несколько мгновений, пока Брон стояла, зарывшись лицом в детские кудряшки, все висело на волоске, но она в конце концов сумела взять себя в руки, опустила девочку на землю и присела перед ней на корточки. Откинув со лба малышки непослушный завиток, она кончиком пальца дотронулась до крошечного неровного шрамика над глазом. Глаза были синие, но не темные, не чернично-синие, как у Фица, а светло-синие, как летнее небо. Бронти узнала этот цвет. Точно такого же оттенка были глаза у мамы. Как жаль, что мама этого не увидит… Она поморгала. Плакать нельзя ни в коем случае. Надо улыбаться.
— Какая ты красивая, Люси, — сказала она. Люси, у которой глаза тоже были на мокром месте, от неожиданности широко улыбнулась.
— Правда? — Она подняла глаза на Фица. — Ты мне никогда не говорил.
— Нет, не говорил, боялся, как бы ты не заважничала. — Его голос показался Брон чуточку странным, и она взглянула на него снизу вверх, но он в это время повернулся навстречу пожилой женщине, спешившей к ним через лужайку. — Клэр, извините. Мы немного опоздали.
— Ничего страшного, мы и сами задерживаемся. — Она смотрела через его плечо; ее лицо выражало лишь вежливый интерес.
— Клэр, позвольте представить вам мать Люси…
— В этом вряд ли есть необходимость, Фиц. — Когда Бронти выпрямилась, все еще держа Люси за руку, Клэр протянула ей руку. — Я много раз видела мисс Лоуренс по телевидению, да и Люси, разумеется, о ней упоминала. Я — Клэр Грэхэм, директор школы. Мы очень рады приветствовать вас здесь сегодня, для нас это приятная неожиданность. — Она взглянула на Фица, потом на Люси. — Кажется, ты хотела помочь малышам, Люси.
Люси не шелохнулась. Бронти сжала ее руку.
— Твои друзья ждут тебя, Люси. У нас с тобой будет еще время — попозже.
Люси обернулась и увидела поодаль небольшую группку девочек. Она улыбнулась от уха до уха и вприпрыжку побежала к ним через поле. Брон показалось, что все ее существо буквально излучало триумф.
Клэр Грэхэм с ласковой улыбкой посмотрела ей вслед, а потом повернулась к Фицу:
— А знаете, вам не отделаться бутылкой шотландского виски и Могглом — вы ведь даже не намекнули мне, что привезете сегодня знаменитость. Материал о нашем спортивном празднике мог бы появиться на первой странице «Брэмхилл газетт», и тогда меня стали бы осаждать толпы родителей, чьи дети умирают от желания учиться в одной школе с дочерью Брук Лоуренс.
— Именно по этой причине я и промолчал, Клэр. Это частный визит. Нам обоим хотелось бы, чтобы таковым он и остался. Я уверен, что вы все понимаете.
Клэр кивнула.
— Разумеется. — Секунду помолчав, она сказала: — Мы сейчас начинаем, Фиц, может быть, вы захотите заснять старт? — Пока он доставал из машины ручную видеокамеру, она повернулась к Бронти: — Фиц делает для нас видеофильм; это наша небольшая попытка пополнить финансы, и чем больше детей ему удастся запечатлеть на пленке, тем больше копий мы сможем продать.
— Понимаю. — Бронти не удержалась от улыбки. Она чувствовала себя до смешного, до глупости счастливой. Она ведь почти боялась думать, чем обернется этот день. И уж во всяком случае, предполагала, что будут какие-то моменты неловкости. Она взглянула на Фица. Возможно, он тоже ожидал чего-то в этом роде. — Ты иди, Фиц, — сказала она. — И постарайся никого не пропустить.
— Может, хочешь пойти со мной и показать, как это делается?
Ох, какие мы… обидчивые.
— Вовсе нет. Мое место перед камерой, а не за ней.
Клэр Грэхэм перевела задумчивый взгляд с одного собеседника на другого.
— Пойдемте, я познакомлю вас с остальными учителями, мисс Лоуренс.
Брон не смотрела на Фица, потому что была уверена: его темные глаза полны зловещих предупреждений. Ну, так пускай и держит эти предупреждения при себе. Люси радовалась, и сама она тоже. Так почему бы ей не провести этот день в свое удовольствие?
— Замечательно, — сказала она и отошла от него, увлекаемая Клэр, почти не замечая, как поворачиваются вслед ей головы родителей, а замечая лишь то, что по мере увеличения расстояния между ней и Фицем ей дышится все легче.
Фиц провожал ее взглядом и ощущал, как внутри у него растет ком дурных предчувствий.
Он считал, что знает Брук, знает, как она функционирует, но сейчас ему чудилось в ней что-то необычное. Какая-то мягкость в линии рта, какая-то теплота в глубине красивых глаз. Что-то такое, чему он никак не мог найти определения. Конечно, она поездила по всему миру и, несомненно, видела много чудесного и ужасного. Это может изменить человека. В двадцать один год она обладала очаровательной внешностью и обаянием, которое могла пускать в ход по желанию. Все это было у нее и сейчас, но было еще и нечто большее. Ее лицо выражало характер, силу, способность сострадать.
Брук уже не студентка-третьекурсница, переживающая кошмар наяву. Она — женщина, достигшая успеха в жизни, а ребенок — это такой аксессуар, к обладанию которым стремится сейчас каждая такая женщина, причем желательно без приложения в виде мужчины, путающегося под ногами, чего-то требующего.
Готовенькая дочка, давно выросшая из хлопотного младенческого возраста, живая, умненькая девочка должна, с точки зрения такой женщины, как Брук, представлять собой весьма привлекательный вариант. Он смотрел, как она идет по травяному полю, болтая с Клэр, смеясь, вызывая у той ощущение причастности к чему-то особенному. У Брук это здорово получается. Она уже успела вызвать такое ощущение у Люси; его дочь находилась теперь в центре внимания, окруженная теми самыми девочками, которые так изводили ее последние несколько недель, и была на седьмом небе от счастья.