Эти законы не пользовались популярностью, и было нелегко обеспечить их исполнение, они служили лицензией на лицемерие в масштабах империи. Конечно, римскому мужчине по-прежнему дозволялось вступать в любую связь с той, кто не была замужней римской женщиной, – это означало всевозможные похождения к рабыням и проституткам, которые, без сомнения, правильно изображены в разнообразных фильмах Би-би-си о Риме.
Если замужняя римская женщина желала поддерживать внебрачную связь, она могла обойти закон с помощью безумной уловки – необходимо было пойти к эдилу и зарегистрировать себя проституткой. Эту лазейку был вынужден закрыть Тиберий, преемник Августа, потому что она стала обескураживающе популярной среди жен сенаторов. Нам хочется спросить, почему Август считал правильным такое вмешательство. Профессор Эндрю Уоллес-Хедрилл, директор Британского института в Риме (BSR), считает, что ответ связан с желанием контролировать, и я уверен, что он прав.
Он говорит, что есть определенное соответствие католической церкви, поскольку, выдвигая ряд требований и предписаний, относящихся к самым глубинным позывам и инстинктам людей, вы можете продолжительно и всецело контролировать их. Людям, принимающим решения о самых интимных и личных аспектах своей жизни, приходится иметь дело с императором, что наделяет его невообразимой властью.
Но возникает следующий вопрос: почему люди мирились с этим? Отчего они с такой готовностью терпели политическую, культурную и моральную диктатуру?
И мы снова возвращаемся к гражданским войнам и искреннему коллективному римскому чувству, что общество не только больно, но и виновно. Они нуждались в мире и заслужили его, но им придется заплатить определенную цену. Принципат Августа с его вопиющей эрозией демократии был приемлемой ценой. Прежде всего, они принимали принципат, потому что по волшебному мановению руки Август сумел полностью и совершенно совместить свое достоинство, славу и авторитет с достоинством, славой и авторитетом Рима.
Опираясь на оптимизм, укоренившийся после гражданских войн, он создал новую веру в римское величие. Величие ощущалось всюду: в большой поэзии, в новых зданиях, в победах над швейцарскими и германскими племенами, и все это явно связывалось с Августом. Принималось, что успех Рима был обусловлен божественным промыслом и что римский император был также божествен.
Августа провозглашали богом не только в Азии, хотя почитания правителя, разумеется, было легче достичь в греческих городах, где была традиция такой привязанности. Божественность императора признавалась по всей империи, в Испании, Франции и Германии. Представители местных элит соперничали, чтобы стать служителями культа Августа. При нашей современной уязвимости кажется невероятным, что в его честь возводились храмы и совершались жертвоприношения.
Я стоял в огромном римском театре в Оранже, на юге Франции, и приблизился к пониманию того, как Август вторгался в духовные процессы. Представьте, что вы как раз посмотрели великолепную драму, перехватывающую дыхание, вы потрясены и объяты правильными аристотелевскими чувствами сожаления и страха. Вы смотрите на просцениум, когда покидаете театр, и видите его с поднятой рукой (как у совершающего свой бросок Шейна Уорна[36]), сияющего мрамором и преувеличенных размеров. Он с вами в театре, в момент наивысших эстетических переживаний, и на играх, где ваша душа изранена расправой над людьми и животными.
И прежде всего, он с вами при совершении жертвоприношений и умилостивлении богов. Культ Августа воспринимался настолько серьезно, что священнослужители вышивали его лицо на своих одеждах, подобно тому как ягодицы женщин Малави украшало лицо Хастингса Камузу Банды[37]. Однако в римском случае повод был истинно духовным, а не только политическим.
Его имя или изображение можно было найти на бесчисленных статуях, колоннах, арках, алтарях, при совершении всевозможных ритуалов и церемоний. По всей империи коллегии жрецов назывались августалами, и места в них стремились занять самые богатые и успешные вольноотпущенники. Если вам по каким-то причинам не удалось разобрать его имя, то оно повторялось для напоминания от города к городу империи – Augusta Praetoria (Аоста в Италии), Augusta Treverorum (Трир в Германии), Caesaraugusta (Сарагоса в Испании) и так далее.
До века Августа различные территории и города чеканили собственные монеты. Некоторое время он даже позволял выдающимся римлянам выпускать в обращение свои деньги. Но к концу его правления голова императора стала более или менее универсальной, причем не только на монетах. Она была распространена шире, чем изображение Кемаля Ататюрка в современной Турции (а его можно найти в любом почтовом отделении, в любом общественном туалете и на любой муниципальной штрафной стоянке). Она встречалась чаще, чем изображение Мао Цзэдуна в Китае или Ким Ир Сена в Северной Корее. Считалось вполне подобающим, чтобы в трапезной амбициозных семей находился мраморный бюст императора.
Представьте, как вы содрогнетесь от ужаса, если придете на званый обед в Ислингтон и увидите воспроизведенного в мраморе Блэра, или Тэтчер, или даже Джона Мейджора. Вы решите, что это либо шутка, либо образчик ненормального идолопоклонства.
Но римляне не считали культ своего правителя ни суетностью, ни идолопоклонством, но серьезным заявлением их верности идее Рима и своему государству, величайшей державе и цивилизации на Земле, которая – и это ключевой пункт – была божественным образом воплощена в императоре.
Тем самым мы снова возвращаемся к Иисусу и созданной им проблеме. Суть его послания была в различии царствия небесного и мира, управляемого Римом. «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу», – говорил он. Нам это кажется здравой мыслью. Нужно отделять религию от политики, призывал он. Вполне правильно.
Но важнейшей частью принципата Августа было отсутствие разграничения между религией и политикой. Чтобы понять, как римлянам удавалось править Европой так хорошо и так долго, необходимо осмыслить тот завораживающий путь, следуя которому Август пробудил идею о богоданности империи с богоданным императором в ее центре.
То, что Иисус, держа монету, заявил об отсутствии божественности у императора, было по-настоящему оскорбительным для римских ушей. Это был романоскептицизм, граничащий с кощунством.
Именно это сильнее всего не нравилось в Иисусе еврейским предводителям, синедриону. В меньшей мере неприятие вызывало то, что Иисус говорил, что он сын Божий, в этом утверждении не было чрезвычайного святотатства. Они опасались, что он приведет к ссоре с римлянами. Вот почему синедрион передал Иисуса римлянам для распятия. Он был политической обузой.
Как нам рассказывает Иоанн Богослов, фарисеи говорили меж собой: «Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом»[38]. Они не могли пойти на такой риск, и он умер. Мученичество Христа было главнейшим событием для религии, которая, на первый взгляд, отстаивала ценности, противоположные римским. Конечно, нужно быть осторожным и избегать чрезмерных обобщений.
Несомненно, в римском мире было предостаточно кротких, праведных, бескорыстных язычников-римлян, полных братской любви, также были и есть неисчислимые количества распущенных, лицемерных, тщеславных христиан.
Но в целом вы, надеюсь, согласитесь, что два «сына бога» – Август и Христос – служили примером двух крайне отличных этических систем. Был римский взгляд на то, как следует вести достойную жизнь, для которого загробная жизнь не имела решающего значения, но он был сильно сосредоточен на славе, успехе и доблести. А бессмертие, насколько верили в него римские язычники, было в славе, воспетой вечной поэзией, или в отличиях на полях сражений, или в великих зданиях, где на антаблементе могло быть запечатлено их имя.
И также был христианский взгляд, в основе которого лежал отказ от мирских удовольствий и триумфов ради жизни в грядущем Царстве Божием.
Большим преимуществом римской системы было реальное существование бога-императора. В отличие от Меркурия, Юпитера или Геркулеса он был лицезрим. Приехав в Рим, вы могли увидеть, как он проходит рядом с вами, либо даже дотронуться до края его одежд. У этого были огромные политические преимущества, позволяющие объяснить, как римлянам удалось управлять Европой и создать чувство единства, недостижимое для всех последующих попыток. Посредством культа императора Август создал канал слияния религиозных и патриотических чувств людей. Разумеется, он не являлся единственным богом или самым важным из богов. Но его культ был способом выразить верность ему и Риму.
И все же сам факт физического существования стал окончательной причиной падения императорской системы и веры в него.
В то время как Август провозглашал свои суровые моральные законы, родственники подводили его. Дочь Августа Юлия была поймана на самом Форуме при совершении непристойных действий с женатыми мужчинами. (Будучи спрошенной, почему же ее дети так похожи на мужа, она со смехом ответила: «Я беру пассажиров на борт только тогда, когда в лодке уже кто-то есть»[39].) Она была отправлена в ссылку. Жена Августа Ливия стала олицетворением злобы и козней мачехи. Проблема сводилась к тому, что семья императора была неконтролируема и очень немногие преемники Августа обладали какой-то долей его талантов.
С течением времени некоторые императоры отличились настолько отвратительным поведением, что утверждения об их божественности выглядели крайне неубедительными.
В конце концов возобладала христианская система, когда у Константина хватило ума, чтобы обратиться в новую веру.
Но именно благодаря языческой системе с поклонением императору в ее основе римляне управляли Европой столь долго. Воображение Августа позволило ему представить, как эта система может работать, а его авторитет – исполнить свою роль так успешно, что прошли века перед окончательным крушением.