Порою в погоне за римскими отличиями провинциалы становились до нелепости вульгарными. Среди преимуществ, предоставляемых гражданством, была возможность стать жрецом культа Августа – одной из форм местного правительства. Как и все прочее в Риме, должность была состязательной. Вам требовалось избраться в seviri (августальные севиры), и некоторые галльские вожди, чтобы подлизаться к электорату, устраивали игры со всевозрастающим расточительством, пока Тиберий не вмешался и не ограничил их.
Задумайтесь о психологическом великолепии этой идеи – сведения воедино культа Августа и местного правительства.
Чем более высокую должность вы стремились занять, тем большую преданность требовалось выказать – ex officio[54] – императору и Риму.
А теперь, в силу нашей необходимости, рассмотрим стимулы, предлагаемые ЕС европейским элитам. Какие награды имеются для верхушки, какие поощрения поджидают за более «европейскую» позицию? Оказывается, они не столь малы.
Зайдите в бизнес-класс любого авиарейса между европейскими столицами, и с большой вероятностью вы обнаружите кого-нибудь, чей билет так или иначе был оплачен ЕС. Он или она остановится в прекрасном отеле в каком-нибудь примечательном месте, чтобы посетить важную конференцию по социальному отчуждению, или парниковому эффекту, или сексуальным домогательствам на рабочем месте. Он или она, благодаря содействию великолепных переводчиц с пухлыми губками, отлично проведет время в окружении совершенного комфорта, в сопровождении серенад местного струнного квартета. К концу мероприятия мы вправе ожидать, что он или она станет сильнее привязан к идее объединенной Европы, ведь верно?
Но, хотя элиты Европы традиционно выступают за интеграцию и продолжение полетов в бизнес-классе, что-то мешает им вести более громогласную кампанию, и здесь мы должны признать ключевое отличие античной и современной Европы.
Элиты Европы более тесно связаны с электоратом, немилосердно подотчетны ему, в отличие от светочей римской провинции. Мы вправе сказать, что в современной Европе электорат более подвержен евроскептицизму, чем элита, и последняя не может слишком оторваться от общественного мнения.
Но крайне трудно узнать, что в действительности думали о Риме широкие слои населения римской провинции. По мнению профессора Грега Вулфа из Сент-Эндрюсского университета, лишь 10 процентов населения галльских провинций жили в городах, а в Британии эта доля составляла 6,5 процента. Он говорит, что чабан, свинопас или дровосек мог прожить всю жизнь в некоторых районах Галлии, не догадываясь, что обретается в Римской империи.
Поэтому среднестатистический галльский свинопас не видел в Римской империи особой угрозы своим древним свободам, она была лишь другой разновидностью того, как прежняя верхушка консолидировала свои привилегии.
Для элит – и не только для них – империя могла, по замечанию Тацита, быть иной формой порабощения. Но даже если они утратили свои свободы, их клетка становилась все более золотой.
VIII«Римское экономическое сообщество»: такса на pax
Прованс был настолько мирным, что люди могли жить и заниматься своими делами, совсем не сталкиваясь с солдатами. Цель этой триумфальной арки в Оранже состояла в напоминании, как был достигнут мир (Триумфальная арка в Оранже)
На окраине Оранжа находится неряшливый круговой перекресток с одинокой палаткой по продаже хот-догов, предназначенной, наверное, для водителей грузовиков. В центре острова стоит арка, сильно закопченная выхлопами.
Сернистые соединения разъели каменные лица скульптур, и значительная часть рельефа стерта временем. Мы даже не знаем, кем и в каком году I века была воздвигнута эта арка. Нам неведомо сражение, которое она прославляла.
Но даже спустя два тысячелетия основное послание римской триумфальной арки в Оранже ослепительно очевидно. Прежде всего, что такое арка? Почему римляне строили эти отдельно стоящие сооружения как символ победы?
Арка напоминает огромный укрепленный проход, за тем исключением, что по обе ее стороны нет стен. А стен нет потому, что в данном месте воцарился мир, знаком которого и служит арка.
Оранж, называвшийся в римские времена Arausio, находится посреди Прованса. К I веку Южная Галлия стала настолько мирной, что, по словам Плиния, она более походила на Италию, чем на провинцию. Жители Прованса могли спокойно заниматься своей жизнью, почти не встречая солдат. Люди были вольны зарабатывать и тратить, продвигаясь в своей романизации, и им не приходилось думать о жертвах, сделавших возможной их жизнь.
В этом и состоит смысл триумфальной арки. На ее верхней части представлены сцены сражения, где варвары пронзаются мечами и попираются копытами римских лошадей.
Арка – пропагандистское напоминание населению основных уравнений Римской империи. Приносящий ему наслаждение мир не появился по воле случая, а стал следствием чрезвычайного применения силы римской армией. В сущности, латинское слово pax значило скорее не мир как отсутствие войны, а мир как результат войны. Pax вытекал из насильственного умиротворения. Арка говорит прохожему, что нет мира без войны и нет войны без армии.
Вот рассказ Тацита о том, как римский военачальник Петилий Цериал объясняет жизненные реалии неким мятежным галлам примерно в 69 году.
Он говорит, что соперничающие царства и войны всегда терзали Галлию, пока не пришли римляне. Они установили Pax Romana, и для его поддержания требовалось лишь одно. «Спокойствие народов охраняется армиями, армии нельзя содержать без жалованья, жалованье солдатам неоткуда взять, если не взимать податей»[55], – объясняет Цериал. В этом и состоит соглашение, урезонивает он, не надо глупить. Если римляне уйдут, то галлы опять примутся за междоусобные войны. Выучите урок истории, призывает Цериал: сопротивление ведет к краху, покорность же обеспечивает спокойную жизнь.
Парадокс триумфальной арки заключался в том, что она становилась необходимой скорее во время мира. Зачем нам платить все эти налоги? – наверное, недоумевали люди. Почему мы раболепствуем перед алчными римскими мытарями? Арка давала ответ. Мир, созданный усилиями армии, всегда был уязвим. Тому свидетельством были ужасные вести из Германии в 9 году н. э. Действительно, некоторые полагают, что римский режим нарочито преувеличивал масштаб катастрофы Вара для той же самой пропагандистской цели – чтобы подчеркнуть хрупкость мира. Впрочем, неважно, сколько легионов потерял Вар, смысл послания не менялся: ценой мира был налог.
Эту цену стоило заплатить, ведь результатом мира была торговля и растущее процветание.
Имперский Рим был самым большим городом из тех, что видела Земля. Его население оценивается в миллион человек, превосходя любой город вплоть до Лондона XVIII века. Многие римские жители пребывали в ужасающей нищете и умирали настолько преждевременно, что общая миграция в город составляла примерно 15 тысяч человек в год. Люди гибли, когда загорались insulae, многоквартирные дома, они умирали от болезней. Согласно Тациту, жертвами обрушения расшатанного деревянного стадиона стали 10 тысяч человек, что позволяет представить некоторые наши современные катастрофы в более широком контексте. Прошло ли расследование? Объявили ли минуту молчания? Повязывали ли люди траурные ленточки в память о катастрофе, случившейся с расшатанным стадионом? Черта с два.
Рим, гигантское бьющееся сердце средиземноморской империи, с легкостью перенес это и вернулся к своей жизни. У вас появится представление о масштабе его потребностей, если вы посетите старинный порт Остию и взглянете на огромные склады, куда прибывало зерно из Египта, Туниса и Сицилии. Вы поймете, что имел в виду автор Апокалипсиса, когда называл имперский город Вавилонской блудницей. Он говорит о продаже «товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих»[56]. Автор был прав. Рим, подобно воронке, втягивал товары со всего мира благодаря неимоверным ценам, которые он был готов платить. (Лишь в 1850 году в Западной Европе в следующий раз увидели гиппопотама.) Все поступало в Остию, где рабы, численность которых оценивается в 17 тысяч человек, перегружали товар на баржи и тянули их по Тибру до Рима.
Порою число судов с зерном было так велико, что в гавани возникали заторы, и Траян построил великолепный шестиугольный порт, расширив пространство для разгрузки. Вы по-прежнему можете увидеть этот порт и представить, как в нем перегружались необходимые Риму 100 тысяч тонн зерна в год, но не верьте ни на минуту, что это была простая операция спроса и предложения.
Рынок зерна в Древнем Риме манипулировался, как делается сейчас благодаря Единой сельскохозяйственной политике (ЕСП), и можно сказать, что современный ЕС, одержимый регулированием цен и массовыми субсидиями, подражает своему античному аватару. Теоретически ЕСП была призвана гарантировать, что у населения Европы никогда не будет недостатка в еде – именно эта перспектива также пугала императоров.
Если толпа становилась голодной, она свирепела. Вот почему Римское государство установило в 123 году до н. э. зерновое пособие. Если вы были в числе 200–250 тысяч взрослых мужчин, имевших на него право, то получали контрольную марку, взамен которой выдавались 33 килограмма пшеницы в месяц. Этого было более чем достаточно для одного человека, хотя и не хватало на семью. Со временем пособие расширилось: появились государственные раздачи вина, свинины и даже оливкового масла.