– Это не я! – на всякий случай рявкнула я бандиту. – Похожа просто.
И вышла из участка. Хотела с гордо поднятой головой, но споткнулась о коробку с бумагами, взвизгнула и чуть не растянулась на пороге. Вовремя подхватил на руки поганец, и он же удостоился рукоплесканий от нервно выдохнувшего участка.
– Пироженку? – оскалился в два белых ряда Эрик, поигрывая бровями. – Что-то нервная ты у меня, Уночка. Так ведь и язву заработать недолго…
– Видеть тебя не могу! – из последних сил попыталась крикнуть, но всего лишь всхлипнула я. И зажмурилась.
Хуже всего, когда не можешь делать то, что тебе хочется. Или, наоборот: не знаешь, чем обернутся твои хотелки. И что за них прилетит.
В этот раз и желание сбылось, и прилетело за него одновременно. Поганца я действительно, открыв глаза, не увидела. Впрочем, всего остального тоже. И заревела белугой, поняв, до чего глупо и недальновидно лишила саму себя зрения на неопределённый срок.
– Ой-ёй, – вздохнул поганец вместо меня.
Глава 9
Нет, ничем таким страшным дядька меня не шантажировал. Всего лишь показал мой трудовой договор с полицейским управлением Альматы.
Дотошность Набоды Козельской при сдаче жилья переходила все мыслимые границы. Как она ещё не разорилась с таким-то подходом к арендаторам! Да, конечно, не разорилась бы: её доходные дома считались самыми чистыми, безопасными и приличными, а на такие квартиры всегда спрос есть. Если уж под её неусыпным взором находилась даже полицейская казарма и женское общежитие швейной фабрики… Помимо бесчисленных правил для своих жильцов, Набода ввела ещё такую моду: требовать от арендаторов справку с места работы. Будто звонкой монеты в качестве подтверждения порядочности ей мало!
Вот я и упросила дядьку взять меня в штат. Сотрудником я была чисто номинальным, на деле же обязанностей не имела и даже положенная мне минимальная оплата возвращалась обратно в бухгалтерию. И всех это устраивало ровно до текущего дня, пока Всевидящее око не вздумал приспособить меня к действительной работе.
Кроме того, Скоропут покрывал разные мои мелкие шалости, если я была в них замечена. А при случае отвёл бы от меня беду посерьёзнее, в этом я была уверена. Но все заявления от горожан, где фигурировало моё имя, всё равно тщательно хранил в отдельной папке и ею он и сверкнул напоследок для пущей убедительности. На папке ещё было выведено: «5000 сто́ринов/10 висяков». Цифры были зачёркнуты и поверх них нацарапаны новые: 4000 и 8 соответственно.
Про то, что за решётку упечёт в случае отказа, это он пошутил, конечно. Но так как все подобные договора касаются муниципальных служб и городской безопасности в целом, то и скрепляются особым образом колдунами из ассоциации. А магия – это уже совсем не шутки. И прилететь за нарушение трудового контракта может такое, что все мои обратки ещё цветочками покажутся. Местным бандитам Скоропут меня тоже не сдаст, но магический договор задействовать вполне может…
– Вот же ты у меня несуразная, – умилялся Эрик, пока нёс меня домой. – То паралич разобьёт, то прямо котёночек слепошарый. Видишь, сама судьба велит, чтобы я был рядом и за тобой присматривал. А, точно, не видишь же… Эй, ну пинаться-то чего!
Я только скрежетала зубами, боясь их разомкнуть. Так опрометчиво лишившись зрения, я решила, что чему быть, того не миновать. И что все мои попытки противиться водовороту событий лишь усугубляют ситуацию. Так что я стиснула зубы и молчала. Не на ощупь же было домой добираться.
– Маричек, – ровно констатировала убоище Мора. – А я с Фрэнки на погребальный венок поспорила, что не вернёшься. Жаль.
– Теддичек! – обрадовался дворецкий. – Китти, Либби, девочки мои! А мальчик-то наш подрос!
– Вульфичек! – заверещали портретные дамы. – Ты вернулся! О-оо!.. Вот сразу видно – настоящий мужчина вырос! Как он нежно нашу Уночку на руках несёт… Ах, это так романтично!..
А меня тут будто и не было! Кто тут сейчас хозяйка вообще? О ком должны заботиться в первую очередь? Я хотела приструнить прислугу, но вспомнила, что пообещала себе молчать. Только демонстративно сложила руки на груди, хмурясь в направлении голосов. Догадается уже на пол поставить или так и будет держать? Ещё и сильный такой, гадёныш. От участка до особняка два квартала идти, а у него даже руки не затряслись. «Ну и держи себе дальше, пока не отвалятся», – мстительно подумала я, оправдав таким образом позорное желание и дальше плыть в воздухе, тайно нюхая своего носильщика. Пах он до омерзения приятно. Еще я злилась, что так и не успела толком рассмотреть его вблизи.
– Дамы, – шаркнул ногой поганец. – Бесконечно рад новой встрече. Джентльмены, простите, что не могу пожать ваши рамы и представиться должным образом, поэтому зайду к вам немного позже. А пока мне нужно заняться этой умилительной в своей беспомощности особой. Думаю покормить её, пока от злости не лопнула… Мора, ты, кстати, сегодня смертельно прекрасна – краше только в гроб кладут. Приготовишь что-нибудь на ужин?
Убелённые сединами старцы с портретов что-то одобрительно проворчали. Китти с Либби восторженно вздохнули. Реакцию убоища я не услышала, но комплимент, должно быть, попал в самую точку. Стол был накрыт в считаные минуты.
– А-ам, – забавлялся поганец, тыча ложкой мне в губы. – Давай, Уночка. За убоище Мору, за любимого дядьку Скоропута, за сиделку Эричка…
Я поджимала рот и отворачивала голову, ощупывая края стола. Перед уходом я поручила Генриетте сделать перестановку в столовой и сейчас не представляла, где что стоит. А поганец отпустил меня с рук только за обеденным столом.
– Хорошо, – вздохнул Эрик. – Есть ты не хочешь. Хоть бы поорала тогда. А то непривычно как-то. Долго ещё молчать будешь?
– До конца жизни, – огрызнулась я, нашарив вслепую соседний стул и поднявшись.
И только потом сообразила, что сказала.
– В смысле, нет! – в отчаянии крикнула я. И слова, несмотря на мой обет молчать, непроизвольно полились нескончаемым потоком. – Не до конца, не до конца! Я так, чуть-чуть совсем помолчу! Просто сейчас говорить не хочется! Но если захочется, то я обязательно заговорю! В смысле, это мне не сейчас так хочется! Это не желание! Не слушайте меня никто! Я вообще ничего не хочу! И помирать тоже! А-ааа!..
И я просто заткнула себе рот руками, прежде угодив пальцем в ноздрю.
– Хочешь, рот тебе заклею? – сочувственно предложил поганец. – Или ещё вот так могу…
Его руки бережно отняли мои ото рта и прежде, чем я сообразила, что за способ он намеревался предложить, сухие губы легонько коснулись моих. От неожиданности я замерла. Но быстро пришла в себя и Эрик, видимо, прочитал что-то такое на моём лице. Потому что не успела я открыть рот для гневной отповеди, как…
– Т-сс… – мягко накрыл он мой рот ладонью. – Пожалеешь ведь, ведьмочка.
– М-мя не мве… – промычала я.
– Я знаю, – прошептал Эрик мне в ухо. – Их не бывает. Тебя выкупать или такая вся обляпанная и ляжешь спать?
Поганец мало того, что был нахалом, так ещё и полным бесстыдником. Предложить мне такое! На самом деле предложил он это довольно искренне, без пошлого подтекста. Как беспомощной больной. Может, не врал насчёт бабки… Но кто знает, что у него там на уме! Пялиться ещё на меня будет… И сейчас, наверное, пялится, а я даже не вижу.
Хотелось орать. Хотелось плакать. Хотелось схватиться за чью-то руку, чтобы иметь опору… Но я себя знаю: эмоции сейчас только навредят. Поэтому, очень точно взвесив каждое слово и сочтя, что их возможные последствия будут минимальными, я тихо попросила:
– Уходи, Эрик.
Ответа я дождалась не сразу.
– А если не уйду? – серьёзно ответил он.
– Ой, да делай, что хочешь, – вздохнула я. – На глаза мне только не попадайся. А-ааа!.. Да чтоб это всё!..
– Чаю тебе заварю, – терпеливо предложил поганец. – С ромашкой. И книжку почитаю. А задание от шефа тогда завтра обсудим.
Под выразительное чтение я и заснула в кресле перед камином. А, проснувшись, долго не решалась открыть глаза. А если это навсегда? Время действия у обраток разное бывало, никогда не угадаешь.
Собравшись с духом, я осторожно приоткрыла левый глаз. А потом возмущённо распахнула правый. Напротив меня, лицом к лицу, спал поганец. Я ещё быстро обшарила взглядом себя, потом его – но нет, оба были одеты, а я ещё и укрыта одеялом. Подоткнутым со спины. Тогда я, затаив дыхание, робко вернула взгляд к лицу мужчины. И теперь наконец смогла рассмотреть каждую чёрточку.
Кожа гладкая, чистая, чуть загорелая. Свежая щетина на подбородке и щеках пробивается. Теперь уже не подростковый пушок; колючая, наверно. А вот и скулы, что даже у мальчонки сразу на себя внимание обращали… Крохотная родинка около левого уха. Ох ты, а мочки ещё и проколотые… Вот вроде мелочь, а многое о человеке может сказать. Немногие себе такое могли позволить. Не лесной разбойник, конечно, и не морской пират – тут ни лесов, ни морей, но мошенник точно. Причём непростой аферист. И не какой-нибудь альфонс – им и просто смазливой мордашки достаточно, необязательно такое породистое лицо иметь. По-крупному играет; может, в верхах крутится. Наверняка какие-нибудь политические интриги плетёт.
Интересно, под Скоропута копает или под мэра? И кто заказчик? Если под Скоропута, то не на тех ты нарвался, милый. Я за дядьку горой, чего бы он там ни подкидывал мне в последнее время – поганцев или дурацких заданий.
А как же всё-таки хорош… Сейчас передо мной был молодой мужчина, что из юношеского возраста уже вышел, но заматереть ещё не успел. Дышал он во сне ровно и глубоко. Совесть, видимо, совсем не мучает. Ну, да у таких отъявленных поганцев её и нет. Ещё вот каштановая прядка на лицо упала лёгким завитком…
Я только потянулась, чтобы убрать её, как поганец улыбнулся и открыл веки. Да спал ли он вообще? Будто намеренно позволил собой любоваться!
– Выспалась, красавица? – уставились на меня два карих смешливых глаза.