– А, кажется, поняла, – кивнула я. – У Скоропута срок на посту выходит. А дядьке скандал накануне переизбрания на должность полицмейстера не нужен. То есть надо присмотреть за местными аристократками на балу, чтобы шпильками друг дружку не закололи и чего лишнего в шампанское не подсыпали. Скоропут за свою шкуру волнуется и репутацию Всевидящего ока бережёт. А мы с тобой, доблестные сотрудники полиции, за этим приглядывать и будем.
– Ну… примерно так, – уклончиво согласился Эрик.
Урвать своё от дворцовой кормушки, конечно, хотели многие. В политике всё решают связи, и какая-нибудь трепетная девица с томным взглядом способна добиться едва ли не большего в кулуарах, чем учёный муж в парламентской ложе. А ещё Эрик мимоходом сообщил, что из этих самых придворных дам члены королевской семьи обычно выбирают при необходимости себе супруг. А потому местные девицы будут выгрызать новое назначение зубами…
– Он же старый, – передёрнуло меня.
– Кто? – не понял Эрик.
– Король наш. С чего он жениться-то вздумал на старости лет?
– Вероятный наследник, Уна! – возмущённо воскликнул поганец. – А не действующий король. Ты меня слушаешь вообще? А его величество Седжен Пятый скорбит по супруге и ещё пятнадцать лет назад объявил, что будет хранить ей верность до самой смерти.
– А, так это его супруга недавно померла?
– Почила вдовствующая королева, его мать! А супруга умерла пятнадцать лет назад!
– Всё равно не понимаю… Кто жениться-то собирается? У нашего короля вроде бы только дочери… И какой ещё вероятный наследник? Или старшая принцесса, которая будущая королева, сейчас ребёночка ждёт? А почему ты уверен, что будет мальчик? И что, когда он подрастёт, то на сорокалетней тётке будет вынужден жениться, раз набор сейчас, а следующий ещё чёрт-те когда будет? Вот радость-то…
– Уна, детка, не забивай свою прекрасную рыжую головку, – ласково попросил Эрик. – Жениться никто не собирается. Разве что я на тебе, и то ещё подумаю. Вы тут в провинции вообще, что ли, за столичными новостями не следите?
– Слушай, напомни, а ты сам из какой деревеньки выполз? – подозрительно прищурилась я.
– Ты её не знаешь, – быстро ответил Эрик.
– Название. А то дядьке скажу, что ты прежде магов из ассоциации жрацену в той заброшке обнаружил. И действовал не по уставу, когда фламмой жечь надо было и сразу докладывать колдунам, а изрубил железным оружием, подвергнув город опасности в случае её хаотичного разрастания. Это трибунал вообще-то, мой милый Эричек.
– Обошлось же! – возмутился поганец.
– А по головке-то всё равно не погладят, – мстительно улыбнулась я. – И мы вроде бы договорились друг другу доверять. Смотри, соврёшь мне – язык отсохнет. А то и ещё кое-что. Так откуда ты?
И для пущего эффекта щёлкнула пальцами.
– Э-ээ… Старгоро́дица, – быстро выпалил поганец. – Деревенька моя. Всё, довольна?
– Даже не слышала о такой. Дыра, поди, та ещё.
– Как есть дыра, – с готовностью кивнул Эрик. – Ещё кофе, дорогая?
Завтрак, он же по совместительству рабочее совещание, разбавляемое односторонним флиртом, был прерван громким появлением в таверне Набоды Козельской.
Моя бывшая хозяйка сшибала углы и, подкручивая неприбранную прядь волос, масляно посматривала на полицейских, часто завтракавших тут.
– Ой-ёй, – вздрогнула я и спряталась за Эриком.
Глава 11
С прятками я опоздала. А ещё поганец с интересом взглянул на меня и нарочно отодвинулся, открывая Набоде обзор.
– Ун-ночка… ик!.. Райк-конен! – обрадовалась Набода. – А вот и моя д-девочка…
Набода Козельская плюхнулась за стол, обняла меня и пьяно заорала на всю таверну:
– Эй, трактирщик! И-ик! Воды мне! – она щедро метнула россыпь монет в подавальщицу. – Да смот-три, чтоб нераз… не разбу… небразбаврленная чтоб была! Ик! А т-то з-знаю я вашу породу… У м-меня братик такой же… И доверху лей, шел-льма!.. И артистов уличных з-зови! Пусть про эт-ту… «и плясала на лужке, бёдрами сверкала»… Про пастушку, в общем! И этого… того… с крыльцами… дракона!
Перед Набодой тут же возник стакан воды. Я сама видела, как испуганная подавальщица зачерпнула из бочки с чистой родниковой водой. Величайшая поборница трезвости по всей Альмате резко выдохнула, неспешно и со знанием дела опрокинула в себя стакан в несколько длинных глотков, крякнула и устремила окончательно поплывший взгляд на меня.
– Мейс-се Райк-конен, – снова икнув, расчувствовалась она. И пьяно ударила себя в грудь кулаком. – Вот чесссслово… Лучшая жиличка, что у м-меня была… Чистень… ч-чистенькая такая вся… В пол-лиции работавоет!
Последнее, торжественно выставив мятущийся указательный палец вверх, она сообщила Эрику.
– А у м-меня же, Уночка, беда, – доверительно пожаловалась она. Похоже, стадия опьянения дошла до задушевных разговоров.
– Вижу, – понуро прошептала я. И добавила – уже поганцу. – Эричек, ты вроде кофе обещал. Сходи сам, побудь действительно хорошим мальчиком…
Эрик, что мне понравилось, без лишних вопросов вышел из-за стола.
– Такая растун… ик! растунция б-была… – всхлипнула Набода. – Красивая… ластивая… ласковая! Жгутиками своими – жмяк-жмяк… А как ты съехала… Скуча-ааает! От тоски сохнет!.. Даже плюва… плеваться п-перестала… Водич-чку ставишь рядом – отворачива-ааааетсяя-яяя!… Оби-ииделась, что тебя я прогнала… Ну, пговоря… погорячилась… Ты уж развра… возвращайся, а? Ж-жалко ж цветочек… Погии-ибнет!..
– Госпожа Набода, – взяв её за руки, тихо сказала я. – Вот как всё будет. Вы сейчас пойдёте домой и ляжете спать. А проснётесь трезвой, бодрой и ещё здоровее, чем были. И пьянеть от воды перестанете. А о последней неделе вообще забудете. Станете, как прежде, жить-поживать, да добра от ответственных квартиросъёмщиков наживать. Ну, разве что немного терпимее к ним станете. А наплюмерии той в воду сахара немного подмешивайте. Распробовала лимонад, видать. И всё хорошо будет. Я вам обещаю.
Сбудется ли – я ещё не знала. Но Набода тут же поднялась из-за стола, не сказав ни слова, и направилась к выходу. Ой-ёй. Я стряхнула перезвон в ушах и почесала мгновенно зазудевшие пальцы. Значит, сбудется. Да и чёрт с ним. Пусть прилетает. А против совести всё равно не попрёшь. Ну, чего там? Кирпич завтра на голову свалится или мешок денег найду? Плевать.
– А ведь так всё и будет, да, Уна? – тихо спросил поганец из-за спины. – Как ты Набоде сейчас сказала. И никак иначе.
– Глупости какие! – незаметно смахнув слезу, воскликнула я. – Ничего я ей не говорила! Это не я! И ничего я не ведьма! И кофе мой где?
– Не ведьма, – опустил Эрик полную чашку на стол. – Их не бывает. А вот ты, Уна Райкконен, как ты мне сегодня назвалась, очень даже есть.
– И что, колдунам сдашь? – зло огрызнулась я. – Дядьке Скоропуту настучишь?
– А он разве защитит тебя от того, чего ты сама о себе не знаешь? Не сдам, Уна. Я позабочусь о тебе сам.
И руки поганца вдруг легли на мои плечи, успокаивая и даря тепло. Горячие губы чмокнули в макушку. А ещё его близость, помимо приятного запаха, обволокла меня облаком спокойствия.
Музыканты по заказу Набоды – деньги-то уплачены! – действительно не замедлили явиться.
– Я знаю, чего вы так долго ждали! Не вижу ваши руки! – завопил певец с первыми гитарными аккордами под радостные крики завсегдатаев. – Да!.. Да-аа!!.. «Пастушка и дракон»!
Я схватилась за голову, а перед глазами поплыли круги.
– Пожалуйста, Эрик, уведи меня отсюда, – прошептала я, зажимая уши.
Хотя бы два раза поганца просить не приходилось.
– Согласно пророчеству, зло придёт из Альматы, – мимоходом сообщил другу возможный наследник.
Они играли в шахматы, как и каждый субботний день на протяжении последних восемнадцати лет.
– Давно ли ты веришь в пророчества, мой принц? – усмехнулся его наперсник по играм, сделав опасный ход и подставив своего коня под удар.
– С тех самых пор, как в них начал верить первый советник Траурен. Хорошая обманка, Эрик, – одобрил принц ход противника. – Но в этот раз я не куплюсь.
– А я тебя не обманывал. Скорость и опережение – вот моё оружие, способное защитить короля. Пусть только будущего… Но ведь первый советник Траурен и сам достаточно умён, чтобы не верить в них. Тебе это известно.
– Ты опять подставляешь коня… Я вижу твою игру, друг мой. Но нет. Твой скакун пока останется на поле. Шах. Разумеется, он тоже в них не верит.
– Но вся политика отныне будет твориться вокруг и ради пророчества, ты прав. А его можно трактовать по-разному. Например, мимоходом убрать важную фигуру с доски. Прости, мой принц, но ты потерял ферзя, напрасно сосредоточившись на моём коне. Королеву съела простая пешка. Шах.
– Хитёр, – усмехнулся принц. – А ты знаешь, что новой королевой может стать та же пешка? Ты проглядел. Моя как раз дошла, как только ты сразил старую королеву. Шах. И мат. Как ты, кстати, смеешь так глупо мне поддаваться?
– А как ты смеешь думать, что никто и никогда тебя не обыграет? – рассмеялся юноша. – Посмотри на доску, мой принц. Торопишься. Безвыходная ситуация. Ничья.
Принц оглядел поле сражения и довольно хмыкнул, соглашаясь.
После смерти вдовствующей королевы-матери – тайного правителя страны – и в свете предстоящего отречения действующего короля Седжена Пятого ситуация вокруг трона сложилась не менее патовая.
Седжен Пятый Верлеген никогда не хотел править и взошёл на трон, лишь поддавшись уговорам своей матери. Иначе власть перешла бы к династии Рейнетсда́ров, известных своей жестокостью и любовью к кровопролитным войнам. Страна тогда только-только отошла от изматывающего противостояния с северным соседом, и королева-мать, движимая искренней заботой о своём народе, заключила договор с собственным сыном. Король стал ширмой, действительная же власть сосредоточилась в её руках. Седжен Пятый послушно отыгрывал свою роль последние двадцать четыре года, но в день похорон матери поставил перед парламентом вопрос ребром – отречение через три месяца и ни днём позже. И был в своём праве – договор был скреплён магией.