– А вы мне всё больше нравитесь, баронесса д’Эртенгель, – улыбнулась я.
Практически прямым текстом предупредила, что в других домах мне угощение принимать не следует. Насмерть, конечно, не отравят, но с появлением растунций производство всяческих экстрактов с разнообразным воздействием взлетело на новый уровень. Аптекари и зельевары по заработкам стремились к магам из ассоциации.
Так что с помощью портретных дедушек я выбрала две бутылки подходящего к случаю вина из погреба и направилась по указанному в письме адресу. Быть должной я не любила. А тут как раз повод подвернулся отплатить добром: той информацией, что поделился со мной Скоропут утром.
Да, местная альматская знать – совсем не та старая аристократия, чьи корни терялись в веках, а то и тысячелетиях. Те владели целыми городами и провинциями, наши же – кусочком высохшей бесплодной земли в степях Аль-Маттани и истощившимися мраморными карьерами. В центре страны, возле того же Этернаполиса, самый захудалый барон имел замок и пару деревень. А в Альмате даже моя двухэтажная развалина с заросшим садом гордо именовалась графским имением.
Баронский дом мне понравился – лёгкий, светлый. Фасад его украшали тонкие мраморные колонны, но не из местной породы, а белоснежные, завезённые. В саду обнаружился сам барон д’Эртенгель, и он же открыл мне ворота. А чего удивляться? В Альмате всё по-простому.
Эрика в свои планы на вечер я посвящать не стала, злорадно надеясь, что силой магической привязки его выдернет с кухни, где он непрестанно пасся, подъедая им же купленные и приготовленные запасы. А то и прямо с отхожего места. Или, может, из ванной… Я сглотнула, вспомнив широкую крепкую грудь под разорванной мною рубахой. В заброшке тогда было темно, на ощупь-то помню, но вот посмотреть бы на поганца совсем без одежды…
– Нишон? – удивилась я, заметив в саду пристава, старательно пересаживавшего попискивающие крокозетки из бумажных стаканчиков в клумбу. – А ты что тут делаешь?
– Вторая смена, – уныло ответил он. – За баронессой присматриваю, чтоб, ить, шефа и колдунов, его приказ заверивших, эти самые крокозетки и покусали… Людей-то и на работу, и на этих дамочек отборных у нас в участке не хватает.
– Сейчас последние пересадим, а там и спрыснем, чтобы принялась рассада, – заговорщицки подмигнул барон даровому работнику. – При дочурке только вида не подавай… А вы, мейсе, к Агате моей? Вот и славно, поболтайте там по-девичьи, про шуры-муры свои, мы вам мешать не станем…
– Третьего возьмёте? – вздохнула я и, не глядя, протянула за горлышко одну захваченную бутылку за спину. – А то нам бы действительно пошушукаться без лишних ушей…
Эрик тут же подхватил её. Я ещё вполоборота скользнула по нему взглядом. Нет, не из ванной вытащила. Поганец был полностью одет: в тёмные брюки, обтягивающие узкие бёдра, тонкую чёрную рубашку и коричневый кожаный плащ. И так ладно всё это на его высокой стройной фигуре сидело, что я отвела глаза – только фантазия разбушевалась.
Баронессу д’Эртенгель действительно звали Агатой, и имя это ей невероятно шло. Глаза у нее были будто отполированные бусины редкого минерала, а всмотришься в их чёрную матовую глубину – фиолетовые искорки мерцают таинственным блеском. Волосы её, такие же иссиня-чёрные, были перехвачены лентой в гладкий тяжёлый хвост. И как ей только удалось сохранить под местным солнцем такую белую кожу?
Рост у баронессы был выше среднего, черты лица тонкие, благородные. Я ею даже залюбовалась. Как же она с такой яркой внешностью не сумела выйти замуж? Видимо, из-за этого пронзительного умного взгляда…
– А оно мне надо? – рассмеялась Агата и из ледяной королевы превратилась в радушную хозяйку. – Я папеньку на себе тащу, дом этот, наше дело семейное, да ещё за каким-то маменькиным сынком присматривать буду? Ах, извините, дорогая, просто у вас на лице все вопросы написаны… Добро пожаловать!
На принесённый мною «чай» баронесса взглянула одобрительно, будто другого и не ждала, а вот отцу погрозила пальцем, и тот вжал голову в плечи, заискивающе улыбаясь. Но Агата и сама тут же улыбнулась украдкой и одарила отца тёплым дочерним взглядом.
– Добрый он слишком. И доверчивый, – вздохнула Агата. – Если бы не мама, по миру бы пошёл. А как похоронили её пятнадцать лет назад, так не до женихов стало – с этим бы дитём справиться.
И в этом вновь была вся Альмата – люди здесь были прямолинейные, о себе рассказывали охотно. Да и смысла не было что-то скрывать: городок маленький, все на виду. Не расскажешь – за тебя это сделают другие, только додумают такое, что десять раз пожалеешь.
На первом бокале мы обменялись именами, со второго перешли на «ты», а на третьем вино закончилось, зато окончательно нашёлся общий язык. Агате действительно было двадцать девять, но на отбор её потащил не отец, как мне сначала подумалось, а это была её собственная инициатива.
– В столице у меня есть некоторые подвязки, – не таясь, рассказывала она, разливая теперь настоящий чай. – Я туда уже полтора года поставляю кое-какие эликсиры на основе растунций… Нет, всё законное, не думай. Я ведь себе возраст не перед отбором подправила, а гораздо раньше: хотела на имя отца грант столичный на ведение аптечного дела выбить. Там льгота есть для отдалённых и тяжело осваиваемых провинций вроде нашей полустепи плюс отягощение в виде незамужней дочери до двадцати пяти лет у опекуна-вдовца. Под этот грант я три аптеки в Альмате быстро выкупила, пока тут ещё не понимали толком, что с растунциями делать. «Степическая сила» – слышала о такой марке?
Я только глаза округлила. Так большая часть торговцев на рынке растунций именно под этим названием свою продукцию и продавала!
– Это я, – скромно улыбнулась Агата. – Сама уже думала перебираться в столицу и там рынок сбыта расширять, а тут всё к одному вышло с отбором этим… Отцу и так без разницы, где свои крокозетки выращивать: в Альмате или в Этернаполисе. А мне там и помещения уже под оранжереи присмотрели…
Возможное замужество Агата не отрицала и даже допускала романтическую причину его. Но в первую очередь представляла себе брак как равноправный деловой союз, что в патриархальной Альмате было маловероятно. «Истинные дочери степей», конечно, были таковыми – смелыми, решительными, не знающими страха. Ровно до замужества и первого ребёнка. Ибо по устаревшим законам именно этой части страны всё их имущество в браке переходило к мужу. Столица в этом смысле была более прогрессивной.
Я в очередной раз восхитилась баронессой. Она точно знала, чего хотела от жизни, у неё был чётко выверенный план, и эмоциям и случайностям там не было места – только голый расчёт.
– Только не считай меня, пожалуйста, меркантильной стервой, идущей по головам, – улыбнулась Агата. – И не думай, будто чем-то обязана мне за вчерашнее. Знаешь, наверное, это глупо… Но я верю в судьбу. Вчера я абсолютно случайно прихватила маменькин старый веер на бал, хотя он совершенно не подходил к моему платью, да и вообще ими уже почти никто не пользуется. Но вдруг появилась ты, понятия не имеющая о местных дуэлях. Это определённо знак судьбы. Уверена, и ты на моём пути появилась неспроста. Может, мироздание тоже мне что-то подкинет…
– О, в этом не сомневайся! Судьба в моём лице как раз с ответной любезностью, – рассмеялась я. – Кстати, если у тебя нет костюма для верховой езды, то советую послать служанку к твоей портнихе прямо сейчас.
И я рассказала ей об испытаниях, что ждут нас на будущей неделе. И о том, как собираюсь покинуть отбор – просто ничего не делая в следующем туре.
– Уна, я всё равно не понимаю, почему ты так противишься этой возможности… Если тебя пугает столица своими размерами, то не переживай: я ведь уже говорила, что успела завести там некоторые связи благодаря поставкам эликсиров. Я непременно поддержу тебя на первых порах.
Я только криво усмехнулась. Нет, столица меня не пугала. Я прожила в ней в совокупности два или три года. И была бы действительно счастлива иметь такую умную и проницательную подругу. Но не там.
Я подлила Агате ещё чая из заварника. Ничего лишнего в напитке не было, да и характерный запах честнока я бы распознала сразу. Тем не менее сейчас я была готова выговориться без всякого дополнительного стимула. Видимо, действительно необходимость назрела. Да и Агата д’Эртенгель показалась мне человеком, заслуживающим ответного доверия. Пожалуйста, подруга, спроси сама, а то у меня смелости не хватит начать…
– Уна, я не ошибусь, если предположу, что у твоего нежелания ехать в столицу имеются и другие, глубоко личные причины? – мягко спросила Агата. – Нет, если не хочешь – не отвечай…
– Имеются… Эх, да что тут скрывать-то, – вздохнула я. – Моя маменька там числится придворной дамой последние двадцать лет… Собственно, ради карьеры она меня и бросила.
Глава 20
Как всякое первое начинание у людей неопытных, Эрика Рауна Виолетта Стефен-Дари (опустим ещё десяток имён) у своих родителей, мягко говоря, не удалась.
Нет, изначально сам этот брак был неудачным, но причину развода стороны по молчаливому обоюдному согласию списали на меня.
Наверное, в каком-нибудь романе этому мезальянсу посвятили бы несколько трагичных глав, но я скажу проще: они встретились. Титул и деньги.
Графским титулом обладал отец, маменькина же семья знатным родословием похвастать не могла, зато сколотила неприлично большое состояние на торговле. И, как это часто бывает, деньгам в какой-то момент стало остро недоставать благородной обёртки. У обёртки же, наоборот, кроме титула, пожалованного за разработку мраморных месторождений в Аль-Маттани, и скромного особняка в тех же глухих степях за душой ничего не водилось.
Отец родился в Альмате, но сбежал в Деннети, едва ему исполнилось шестнадцать, не видя на малой родине для себя перспектив. Там же в Деннети он встретил маменьку – честолюбивую дочь богатого торгаша Райкконена, который только одного не мог дать любимой дочурке: статуса благородной мейсе. Но мог купить, и сделка эта незамедлительно состоялась к вящему удовольствию обеих сторон.