– Тётенька, а ты ведьма, да? – вдруг раздался звонкий голосок.
Я плавно качнулась вбок и за широкой спиной дядьки увидела сидящего на стуле мальца лет восьми, беззаботного качающего ногой.
– Твоим оглоедам вообще уже ловить некого? – уставилась я на Скоропута. – Он же с горшка только слез. Выпороть, и все дела, будет знать, как по карманам шарить…
– Да не, – дядька неприятно скривился, будто от зубной боли. – Не воришка это. Тут, племяшка, такое дело… Вот хорошо, что зашла.
Не хорошо, не хорошо, пятой точкой чувствовала!
Но бежать было поздно; дядька, несмотря на медвежьи габариты, очень ловко метнулся и перекрыл мне выход из участка.
– Уна, девочка моя…
– Вот сразу нет! – попятилась я. – Что бы ты там ни задумал.
– Да погоди ты… – Скоропут, если у него висит что на языке, обязательно всю мысль от начала и до конца выскажет, как его ни затыкай. – В общем, приют сиротский сегодня брали. Две недели операцию готовили. Человечка своего внедрили. Ходили слухи нехорошие, что хозяйка того приюта деточек в чёрном теле держит, а их довольствие из городской казны себе в карман кладёт: мол, подопечные и сами себя прокормят. А кто не сумеет – ну так на то воля божья, земля деточке пухом…
– Слухи? – фыркнула я. – Да только глухой не слышал, что Удавиха сироток несчастных за малую провинность до полусмерти запарывает. Мальчишек за гроши сдаёт ямы помойные выгребать и дымоходы чистить, а девочек – чуть подороже, правда – но тоже имеет, кому предложить…
– Уна! – рявкнул дядька. – Тебе вообще-то о таком знать не положено! Ты ж барышня! Да это-то понятно, что тварь эта Удавиха та ещё. А вот чтоб посадить – это надо ж по уму всё делать. С доказательствами, со свидетелями… А у меня тут не шарашкина контора всё же, а полицейский участок!
– Ладно, ладно, – примирительно подняла я руки. – Ты к чему ведёшь-то?
– В общем, доказательства собрали, Удавихе предъявили честь по чести, с ордером; суда уже в застенке дожидаться будет. Деточек мы пока пристроили, и то сказать – чуть не половину пришлось прежде в городскую больницу отправить. Остальных пока Общество благородных мейсе Альматы под крылышко взяло; хоть откормят, дамочки там сердобольные. Потом либо семьи им найдут, либо новый приют организуют, уже со всем приглядом.
– А с этой деточкой что не так? – подозрительно спросила я. – Его почему не пристроили? Рыльцем не вышел?
– Я очаровательный ребёнок! – встрепенулся малец. – И умён не по годам.
– А с этим… – поморщился дядька. – Ну, казус тут некоторый случился. Нельзя его с остальными. В общем, возьми его пока к себе, племяшка, ладно?
Я лишь вытаращилась на дядьку и покрутила пальцем у виска.
– Да ненадолго! На пару месяцев максимум…
– Да ты в своём уме! – завопила я, поняв, что Всевидящее око не шутит. – Ни за что! Да как тебе в голову-то такое взбрело!
– Уна, деточка, – нехорошо сощурился Скоропут. – У меня тут, конечно, по закону всё… Но порой, чтобы всё было по закону, приходится общаться с людьми не совсем законными. Которых очень интересуют некие странные дела в городе. Например, с чего бы это всех мелких шулеров с Обжорки внезапно приступ честности одолел.
– Меня там в «скорлупку» обуть пытались! – возмутилась я. – Вот и нечего было… В смысле, это не я!
– Тебя обуешь… Магии в тебе ни на грош, конечно, с этим никто не поспорит. Да и ведьм не бывает. Да только эти люди готовы и в ведьм, и в драконов поверить. Лишь бы шепнули им нужное имя. А взамен хорошую денежку дают. Пять тысяч монет.
– Ты ж взяток не берёшь, – побледнела я. – Я-то знаю.
– Не беру, – спокойно ответил дядька. – Так мне и не деньгами предложили. А пообещали выдать виновных в последних десяти «висяках». Настоящих преступников, а не шушеру подставную. Смекаешь? Этак мне чин сразу новый дадут, а то и в столицу переведут…
– Не посмеешь…
– Проверить хочешь? Нет, будь у тебя, конечно, на руках спиногрыз какой… котёнок там или мальчонка… То что я, изверг, что ли, честную девушку с таким обременением страшилками стращать…
– Тётенька, возьми меня к себе! – снова встрял малец. – Я халосый мальтик. И дяденька Скоропут тебя тогда шантажировать не будет.
– Цыц, недоделанный, – неожиданно зло рявкнул Скоропут на ребёнка. – С тобой после разберусь. Так что, племяшка, берёшь оглоеда? Мне его пристроить больше некуда. Общежитие для сотрудников полиции Набода Козельская держит, но она детей терпеть не может, туда его не могу привести. Так-то он – чистый ангелок.
– Ага, – нагло лыбился ребёнок. – Я просто ути-пуси какой.
– И куда я его приведу? – растерялась я. В глобальном вопросе я проиграла, осталось лишь торговаться в деталях. – Вообще-то меня та же самая Набода и выгнала. Что мне его, на постоялый двор к Жуку волочь? Новое жильё я ещё не нашла.
– Да будто тебе некуда, – проворчал дядька. – Всё, надоела! Брысь! И этого с собой забери, видеть его рожу малолетнюю больше не могу!
– Но я же халосый, – ухмылялась деточка. – И так помог, так помог… Как бы вы без меня тётеньку Удавиху взяли?
– Твоё счастье, что взяли, – пробурчал дядька. – Иначе уши ободрал бы за твои выходки…
– Так это и есть твоя подставная утка? – сообразила я. – Ну, человечек внедрённый. Ты откуда его вообще выкопал?
– Вот где выкопал, там и закопаю, – обжёг свирепым взглядом мальца Скоропут. – Всё, кыш! А ты, паршивец, иди массу набирай! Смотреть на твои тощие мослы тошно… Повзрослеешь – жду в отделе.
– В смысле, «повзрослеет»?! – взвилась я. – Так мне этот прицеп теперь до его восемнадцати нянчить?!.. И кормить ещё?
– Ой, да не жужжи ты, – отмахнулся дядька. – Деньги у него есть, скинется на пропитание. Пару месяцев потерпишь, а там проблема сама собой, надеюсь, рассосётся.
Его бы слова да в уши тому, кто почему-то только меня и слышит…
Глава 3
Проблема сейчас сидела напротив меня в кафе и сама собой рассасываться не торопилась.
Я мрачно рассматривала нового питомца. Малец радостно пялился на меня в ответ. На приютского заморыша он не походил – обычный мальчик, просто подвижный, а потому и худенький. Кожа чистая, слегка загорелая, даже румянец играет на щёчках. Волосы блестящие, гладкие, чуть вьются каштановым завитком. Ангелочек, ага. И карие глазки такие чистые, невинные… А ведь дядьку вокруг пальца не так просто обвести. Раз он этой деточкой был недоволен – значит, было за что. Потому и мне верить ему не следует.
– У тебя братца, случаем, нет старшего? – подозрительно прищурилась я на мальца. – Такого же наглого поганца, как ты? А то порода мне твоя скуластая не нравится.
– Нету! Сирота я, тётенька, – радостно пискнул малец. – А ты теперь мамкой моей будешь, да? Жаль, а то я бы на тебе женился, когда вырасту.
– Так, сюда слушай, – оборвала я болтуна. – Я тебе не мамка, это во-первых.
Малец с готовностью закивал, растопырил ладошку и показательно загнул один палец.
– Во-вторых, нянчиться я с тобой не собираюсь.
– Ага, ага, – загнул он второй. – Ты, тётенька, не переживай, я самостоятельный.
– Что-то борзый ты слишком для сиротки, – хмыкнула я. – Ладно, вещички твои где?
Деточка хлюпнула носом и пустила слезу.
– Так нет у меня ничего, тётенька… Ни обувки, ни одёжки… И жить совсем негде… И кушать нечего… Помру в подворотне от голода и холода, если прежде злые люди в шахты не продадут… Вот разве что добрая тётенька накормит, приютит… – заныл он.
– Паяц, – презрительно ответила я. – У тебя ботинки новые, ещё даже неразношенные. И мордочка аж лоснится. Голодать и мёрзнуть тебе точно не приходилось.
– Так это допрежь, – бойко ввернул пацанёнок. – А теперь жизнь вона какой стороной повернулась. Ну, не лицом, то есть. А «в-третьих» будет? А то после двух обычно три идёт. Ну, это если ты, тётенька, вдруг считать не горазда. Я вот умею! Хочешь, научу?
– А в-третьих, ешь своё жаркое и помалкивай! – взъярилась я.
И немножко испугалась. А ну как снова? Лишу его ещё ненароком способности говорить… Но нет, в пальцах не закололо, в ушах не тренькнуло, а малец пропищал что-то согласное в ответ.
– Сколько в тебя влезает-то! Третью порцию уминаешь!
– Мне тело набирать надо, – авторитетно заявил ребёнок. – У меня сейчас самый рост. Вот вырасту большим и сильным, и дяденька Скоропут меня в полицию возьмёт. Буду злыдней всяких ловить. Но ты, тётенька ведьма, не переживай, я тебя магам не сдам.
– Да не ведьма я! – раздражённо крикнула я. С соседних столиков обернулись. – Не бывает их потому что. Заткнись и ешь!
Малец пожал плечами и набросился на очередную тарелку. И как в него столько помещалось? Я поесть тоже любила, благо не в коня корм, но до этого проглота мне было далеко.
Ну, вот что я такого сделала, что теперь ещё и за этим недоразумением присматривать? Ничего ведь!
– Ладно, звать тебя как? – вздохнула я, смирившись с неизбежностью.
– Э́ричек, – оторвался малец от пирога размером с его головёнку. – А ты Уна Райкконен, я уже знаю. Ой, тётенька, мне так твоё имя нравится! Ты вот прям такая и есть – У-ууу-уна! Но я твою фамилию, приёмная мамка, брать не буду, ладно? Вдруг всё-таки женюсь на тебе, если не передумаю. А на родственниках нельзя же.
Я только закатила глаза. А в кафе уже ввалились шумные музыканты, и я поморщилась. Час от часу не легче.
– Так, малой, остальное с собой заверни, – решительно сказала я. – А я тут больше не останусь.
– Новая песня! – заголосил патлатый оборванец. – Шлягер сезона! Отвал башки! Такого вы ещё не слышали! Она порвёт этот город! Готовьте кошельки, уважаемые, ибо вы будете требовать её на бис не менее пяти раз! «Пастушка и дракон»!.. И-иии, скрипач, рви струны, не жалей!.. «Как-то раз деньком прелестным пролетал лужком чудесным…»
Голова моя моментально заныла, в глазах зарябило, но я уже выбежала из кафе, не заботясь о том, что малец за мной не поспеет. Хозяина заведения я знала, деньги потом занесу, не обидится.