Диллон пожал плечами:
— Нам крышка.
И добавил:
— Они дождутся, пока мы раскиснем, а потом начнут размазывать нас по стенкам.
И подытожил:
— Нам крышка.
Затем, сменив тему, заявил:
— Маккормак явно переборщил.
— Насчет чего? — спросил Келлехер.
— Насчет нас двоих.
— Он нас в чем-то подозревает.
— Это его не касается! Занимался бы девчонкой и оставил нас в покое. Но он, видишь ли, не решается, ну и вот, и старается думать о чем-то другом.
— Галлэхера так и трясло от нетерпения.
Диллон пожал плечами:
— Дурачок. Ничего они не сделают этой девчонке, они все такие кавалеры, ну, может быть, за исключением Галлэхера. Но остальные ему не позволят. Конечно, это их изводит, но они ни за что не осмелятся. В их руках она останется целой и невинной.
— В наших руках она бы чувствовала себя еще целее.
Диллон снова пожал плечами.
— Скорее бы уж начали воевать, — вздохнул он, — хотя на самом деле я это дело не очень люблю. Видно, я действительно люблю свою Ирландию, если занимаюсь подобными делами. Скорее бы началось.
Он встал и обнял своего товарища. Келлехер, оторвавшись от созерцания пулемета, на секунду полуобернулся и улыбнулся.
По радио передали сообщение командору Картрайту. «Яростный» должен стать на якорь перед Рингс-Энд. Британская атака начнется в семь часов. В десять часов очередное сообщение укажет «Яростному» занятые мятежниками стратегические объекты, которые ему следует обстрелять.
— Если они еще останутся, — заметил Маунткэттен, которому Картрайт передал приказ.
— Все скоро закончится. Побережем снаряды для подводных лодок гуннов.
— Хотелось бы верить, — сказал Маунткэттен.
— Что он там копается? — проворчал Маккормак. — Его все нет и нет.
— А может, он ее трухает, — сказал окончательно проснувшийся Кэффри.
— Ты хочешь сказать, что он ее трахает, — прокомментировал Галлэхер.
Он громогласно хохотнул и хлопнул себя по колену.
— Заткнитесь, — сказал О’Рурки. — Подонки.
— О! О! — отозвался Кэффри. — Ревнуешь?
— Каллинен на такое не способен, — сказал Маккормак. — Да и не слышно ничего. Если бы у него возникли недобрые намерения, она бы закричала.
— А может, она и сама не прочь. Представь себе, что она сама предложила! — сказал Кэффри Галлэхеру.
Оба засмеялись.
О’Рурки встал.
— Подонки. Подонки. Заткните свои похабные глотки.
— Можно подумать, медики не похабничают. Ханжа. Ты, видно, этой ночью перемолился святому Иосифу.
— Хватит! — внезапно завопил Маккормак. — Мы здесь не для того, чтобы препираться. Не забывайте, что мы здесь для того, чтобы сражаться и наверняка умереть за независимость нашей страны.
— А в это время, — заметил Кэффри, — Каллинен вставляет за милую душу англичаночке. Послушайте.
Они замолчали и услышали серию коротких мяуканий, которые мало-помалу перешли в продолжительные стенания, прерываемые неравными паузами.
— Действительно, — прошептал Галлэхер.
О’Рурки побледнел до позеленения.
Вмешался Маккормак:
— Да ладно вам, это кошка.
О’Рурки, не желая расставаться с иллюзиями, поддержал:
— Конечно, кошка.
Галлэхер, по-идиотски улыбаясь, повторил:
— Ну да. Кошка. Или кот.
Кэффри усмехнулся:
— А эта краля, небось, дергает его за кончик... хвоста. Бедное животное. Пойду посмотрю.
Он вышел из комнаты. Послышалась целая серия учащенных пронзительных стонов; потом воцарилась тишина, настороженная и поражающая. В эту минуту Кэффри подходил к двери. Винтовка Каллинена одиноко стояла на посту. Кэффри вошел. Все уже закончилось. Каллинен дрожащими пальцами застегивал штаны. Герти уже поднялась; она буквально сияла от удовольствия. Пленница вызывающе посмотрела на Кэффри. Кэффри нашел ее красивой.
Но не нашел, что сказать.
Через несколько секунд, приведя себя в порядок, Каллинен спросил у него без малейшего намека на приветливость:
— Ну?
Кэффри ответил:
— Ну?
Герти с интересом следила за разговором.
Который возобновился довольно уместной репликой Каллинена:
— Ну?
Кэффри по-прежнему не находил слов:
— Ну?
Каллинен, чувствуя себя менее уверенно, сказал:
— Ты ничего не видел.
— Но все было слышно.
— Я обесчещен, — подавленно прошептал Каллинен.
— Они думают, что это кошка. Скажешь, что это была кошка.
— А ты подтвердишь?
Кэффри очень внимательно оглядел Герти. Она еще не успела отдышаться.
— Конечно, это была кошка.
Каллинен вынул из кармана свой красивый зеленый платок, украшенный золотыми арфами, и вытер лицо.
— Смотри, — сказал Кэффри, — у тебя из носа кровь идет.
— А вот и они, — сказал Галлэхер.
О’Рурки не обернулся. В комнату в сопровождении Каллинена и Кэффри вошла Герти.
— Это была действительно кошка, — сказал Кэффри.
— Черт возьми! — воскликнул Галлэхер. — Вот они! Вот они!
Маккормак подошел к одной из бойниц.
— Мисс, — сказал утихомирившийся О’Рурки, — мы вам объясняли, что ваше присутствие здесь подозрительно.
— Они струячат по мосту, — крикнул Галлэхер.
— Гады! Откуда их столько?! — отозвался Маккормак.
— Мы приняли решение держать вас под постоянным коллективным наблюдением, — продолжал О’Рурки.
— Стрелять будем? — спросил Галлэхер.
Пулеметы, установленные британцами на деревянных штабелях, затрещали. Свинцовые струи ударили по фасаду почты. На первом этаже застрочил в ответ Келлехер. Кэффри и Каллинен встали рядом с Маккормаком и Галлэхером, стреляющими из бойниц.
— Забирайтесь под стол, — приказал О’Рурки, — и не шевелитесь.
Герти послушно залезла под стол.
О’Рурки запер дверь и сунул ключ в карман. Затем присоединился к товарищам.
Похоже, британцы решили покончить с почтой. Они валили со всех сторон. Судя по всему, они держали в своих руках О’Коннелл-стрит. Мятежникам с набережной Иден было видно, как по улице в сторону моста Митэл вели колонну пленников с поднятыми вверх руками.
— Плохо дело, — сказал Кэффри.
— Это наши товарищи из Центрального бюро, — заметил Маккормак. — Я узнаю Тэдди Ланарка и Шона Дромгура.
— Телефон, — подсказал ему О’Рурки.
Покинув свое место, Маккормак направился к столу директора, мистера Теодора Дюрана, ныне покойника. Он увидел забившуюся под стол и зажмурившуюся от страха Герти. Стараясь не наступить на нее, он сел в кресло, закрутил вертушку и снял трубку. Не опуская трубки и воспользовавшись затишьем между выстрелами (в эту минуту почему-то сильно запахло порохом), он сказал:
— Никто не отвечает.
Его соратники продолжали щелкать британцев. Возможно, они даже не услышали реплику командира.
Не заметили они и того, что сразу же после реплики командир вздрогнул. Они тщательно целились и щелкали; британцы начинали злиться. Передвижение по мосту, а равно как и вдоль набережных, было им по-прежнему заказано под угрозой потерь, превышающих сорок пять процентов личного состава (что по военным меркам могло сойти за отличную результативность). Тем не менее они продолжали отчаянно атаковать.
— Кто это? — произнес чей-то мужской голос на другом конце провода.
Маккормак опустил глаза. У него во рту внезапно пересохло.
— By Jove![12] — произнес мужской голос. — Отвечайте!
Легкий электрический разряд прошелся вдоль его позвоночника, пронизывая со все увеличивающейся частотой спинной мозг.
Запинаясь, Маккормак ответил:
— Это Маккормак.
— Готов поспорить, что это еще один сучий выродок из числа повстанческих негодяев, — произнес голос.
Маккормак не знал, куда деться. Обескураживающее (по отношению к нему) поведение Герти дополнило это оскорбление, лишило его дара речи и заодно пригвоздило к креслу.
— Что вам надо, — пробормотал он.
— Вы еще не сдались, жалкие папские гунны?
Маккормак тяжело сопел в трубку.
— Что с вами такое?
— Fi...fifi...fifinnegans wake, — промямлил Маккормак.
— Чего? Что вы такое несете?
Но Маккормак был уже не в состоянии отвечать. Чтобы заглушить непроизвольный стон, он изо всех сил кусал телефонную трубку.
— Вы издаете странные звуки, — заметил голос на другом конце провода.
И добавил участливо:
— Вас, случайно, не ранили?
Маккормак не ответил. Эбонит треснул.
— Эй! — воскликнул его собеседник. — Что с вами случилось?
У Маккормака из рук выпала трубка, а изо рта вырвался протяжный хрип. До него отчетливо донесся далекий голос, который, шипя и гнусавя, предложил:
— Мы предлагаем вам немедленно сдаться.
Затем кому-то доложил:
— Не отвечает...
А после очередной серии выстрелов предположил:
— Наверное, убили...
Сквозь полуприкрытые веки командир различал О’Рурки, Галлэхера, Кэффри и Каллинена, которые старательно отстреливались. На него они не обращали внимания. Еще сильнее запахло порохом.
Маккормак опустил глаза и увидел Герти, которая, закончив дело и вытерев рот тыльной стороной ладони, снова забралась под стол.
Он повесил трубку, встал, ощутив при этом сильную дрожь в коленях, и произнес:
— В той колонне действительно были наши товарищи из Центрального бюро.
— Мы не сдадимся, — объявил О’Рурки.
— Конечно, — подтвердил Маккормак.
Слегка пошатываясь, он потянулся к своей винтовке и с первого же выстрела уложил британца, который вздумал перейти по мосту О’Коннелл.
— Нам крышка, — прошептал Диллон.
Келлехер не отвечал. Он нежно поглаживал свой пулемет, медленно остывающий после последней атаки.
Британцы собирались с новыми силами на штурм почты. Доносились лишь далекие и спорадические выстрелы.