Всего один поцелуй — и все преграды разрушены. Всего одно прикосновение — и я всецело в его власти.
Это страшно. Опасно.
Но я солгу себе, если скажу, что не хочу всего этого...
Вскоре я списалась с Лерой. В своем сообщении я поинтересовалась о самочувствии дяди Коли, но та была не очень-то многословна:
"Все нормально. Надеюсь, папа выкарабкается!"
Лина: "Ну а ты как? Что делаешь?"
Лера: "Хреново, Лин. Мне очень хреново".
Лина: "Хочешь я приеду к тебе вечерком?"
Лера: "Нет... не нужно!"
Лина: "Ты уверена? Я могла бы прихватить с собой тот кофе, который ты любишь".
Подружка прочла сообщение, но, прежде чем начать набирать текст, ей потребовалась пятиминутная пауза, словно она взяла время на раздумье.
А потом от нее пришло то, чего я никак не могла ожидать:
"Блин, Зорина! Не могу я тебе врать, короче... Дело в том, что я сейчас не одна. Меня забрал кое-кто из больницы, и надеюсь, этому человеку удастся хотя бы чуточку поднять мне настроение".
Ревность мгновенно окатила кипятком все внутренности.
Еще недавно у Леры не было от меня тайн, а теперь она скрывала от меня даже имя человека, пришедшего ей на помощь... вместо меня.
И неприятное чувство обострилось в разы, ведь она скрыла его от меня намеренно.
Наша прежде крепкая связь рушилась на глазах и рушилась она в первую очередь из-за меня. Из-за моей слабости к Северу. Из-за недосказанностей.
Только я принялась набирать Лере ответ, как вдруг слух уловил приближающееся урчание автомобильного движка, доносящееся с улицы.
Подумав, что это Север приехал, я побежала к двери и без задней мысли распахнула ее настежь.
Однако во дворе стояла далеко не машина Севера, а его отца. А сам Роман Ильич выгружал что-то из багажника.
И стоило ему лицезреть меня на крыльце, как он вдруг замер и поменялся в лице. А та сумка, что он держал в руке, грохнулась на землю.
Вот так встреча!
— Лина? А ты что тут делаешь? — спросил он, в замешательстве оглядываясь на машину с наглухо тонированными стеклами.
Так он не один?
Блин, как же неловко. Я еще и без штанов. Благо хоть длина свитера позволяла скрыть весь свой стыд и срам.
— А я Севера тут жду. Он поехал на тренировку. Обещал с минуты на минуту вернуться, — ответила я, переминаясь с нога на ногу и заливаясь краской стыда.
Мужчина все еще пребывал в ступоре. Он явно не ждал здесь кого-либо увидеть. В особенности меня, потому и выглядел несколько сконфуженным. Более того, у него даже не находилось слов.
— Вот как? — выдавил он нервный смешок, вновь покосившись на машину. — Неожиданно, черт возьми...
А следом во двор заехала машина Севера и остановилась в параллель внедорожника Романа Ильича.
Север вышел на улицу, подошел к отцу и "поручкался" с ним.
— Отойдем? — предложил Роман Ильич, указав наклоном головы в сторону.
Север не мог уйти, чтобы не подмигнуть мне. Я застенчиво помахала ему, и только потом он последовал за отцом, который уже сворачивал за угол дома.
Мне было неслышно о чем именно они разговаривали, пока...
— Да задрали вы меня уже! Почему из-за вас я должен мучиться, бегать туда-сюда как полудурок! — Север объяснялся с отцом на повышенных, совершенно не сдерживая себя в выражениях: — Ты просил меня молчать, так я молчал! Старался закрыть глаза на всю эту поебень, заваренную тобой! Но теперь, когда ты начал меня ущемлять... нет, молчать я не буду! Я первый сюда приехал! Ищите себе другое убежище! Не знаю, в отель ее вези! Или домой к нам езжайте! Да насрать! Надо было головой думать, а не членом!
А затем послышался глухой звук, похожий на удар, после которого вокруг наступило затишье. И даже ветер, казалось, взял передышку, погрузив двор в девственную тишину.
— Север... Север! Черт! — послышался бас Романа Ильича, приправленный сожалением.
Север резко показался из-за угла. Уязвленный. Обозленный на весь белый свет.
— Север... извини, я не хотел, — теперь уже из-за угла вышел подавленный Роман Ильич.
— Да пошел ты знаешь, куда!?
Не обращая внимания на отца, Север стремительно двигался в мою сторону, и что было сил стискивал кулаки. Скрипел зубами и дышал как рассвирепевший буйвол.
Им правили только гнев и лютая обида. Потому что отец посмел его ударить.
Его нижняя губа была рассечена, а на подбородке скапливалась кровь.
Мне тотчас захотелось броситься ему на шею. Обнять и попытаться унять гнев. Но его ожесточенный взгляд блокировал возникшее желание.
— Собирайся! Жду тебя в машине! — бросил он грубо, развернулся и размашистым шагом отправился к тачке, игнорируя Романа Ильича.
Второй как заведенный просил у своего сына прощения, но Север был непреклонен. А потом он и вовсе заперся в машине.
А так все хорошо начиналось...
Интуиция подсказывала мне, что гнев Севера обрушится и на меня. Такой он человек. Но я готова... Готова сдерживать на себе весь его гнев. Только бы он не уходил в себя... Только бы не нарушилась наша связь...
— Лина, извини, — подошел ко мне Роман Ильич с поникшими плечами и понурой головой, когда я вышла из дома. Он глубоко сожалел, но время назад не вернуть. — Мне следовало позвонить Северу, прежде чем ехать сюда.
— Надеюсь, это того стоило, Роман Ильич... Надеюсь, эта девушка, которую вы прячете у себя в машине, стоит пролитой крови сына, — ответила я дерзко, также держа обиду на Довлатова-старшего.
И только я успела устроиться на пассажирском сиденье, как машина резво тронулась с места, оставляя после себя фейерверк из ошметков сырой земли и листьев.
Глава 20. Попались на крючок
— Север, мне...
— Не нужна мне сейчас твоя жалость! — гаркнул он, не отвлекаясь от дороги. — Помолчи!
А я и так сидела тише воды ниже травы. Больше половины дороги помалкивала, лишь бы не попадаться под горячую руку.
Искоса поглядывала то на спидометр с зашкаливающей на нем скоростью, то на Довлатова, изредка скрипящего зубами и вцепившегося в руль так, словно в голове на его месте он воображал чье-то горло. Еще и костяшки на правой руке были слегка покрасневшими и припухшими, как будто он все-таки ответил отцу ударом на удар. Но нет. Этого точно не было, значит, он травмировал их на тренировке.
Я понимала его чувства.
Еще вчера он говорил, что их отношения с отцом можно было назвать приятельскими, а сегодня между ними возник кто-то третий. Роман Ильич предпочел сыну девушку. И не просто предпочел, а врезал ему.
— Надо хотя бы кровь стереть, — неуверенно произнесла, ожидая очередного взрыва.
— Передай салфетки. Они в бардачке, — на удивление, спокойно попросил.
Я открыла крышку бардачка, где хранился в основном всякий хлам, начиная от отверток, заканчивая пустыми обертками от презервативов. И последних было так много, что я на мгновение подвисла. А Север заметил мою секундную оторопь, искоса взглянув на меня.
— Да, там надо бы прибраться. Все никак руки не доходят, — произнес тихо.
Это ж сколько раз у него было в машине? И с кем?
Боже, мне не следовало это видеть...
Я вынула пачку салфеток, стараясь не задевать обертки от резинок и использованные салфетки в частности. Мало ли, что он ими делал...
Вытащила из упаковки влажную салфетку. В этот момент Север протянул мне руку, чтобы я передала ее ему.
— Давай лучше я, — предложила, отстегивая ремень безопасности.
— Я и сам бы мог.
— Ты лучше следи за дорогой. И вообще, сбавь скорость. Зачем так гнать? — посмотрела на него укоризненно.
А тот глаза закатил, но тем не менее плавно отжал педаль тормоза, сбрасывая скорость до комфортной для меня.
— Сойдет так?
— Вполне, — позволила себе улыбнуться.
Мелочь, а в сердце у меня что-то екнуло.
Неужели Север начал прислушиваться ко мне?
— Не обольщайся, кроха. Это только потому, что ты не пристегнута, — тут же пояснил бесцветным голосом, намеренно испортив мое представление об изменениях в нем, словно каким-то образом прочел мои мысли.
Впрочем, его слова нисколько не обидели меня. Напротив, я различила в них заботу.
Перевалившись корпусом на сторону Севера, я оценила рассечение на припухшей и окровавленной губе.
Блин, Роман Ильич испортил такие красивые губы!
Осторожно прикоснулась салфеткой к ранке, обмакнула кровь с подбородка. Тщательно и так сосредоточенно, будто работала с механизмом действующей бомбы.
Тишина и только собственный пульс ревел в ушах барахлящим мотором. Только его неровное дыхание гуляло по моему лицу.
И воздух с каждой секундой становился только плотней и гуще.
Невесомые прикосновения к его прохладной коже доставляли в пальцах покалывание, как слабый удар током. Случайно я дотронулась его верхней губы. Той, что была вполне себе здоровой. Той, над которой красовалась родинка, сводящая меня с ума. Я замерла, невольно пропустив в память наш последний поцелуй. Собственные губы прихватило огнем, по спине пробежал царапающий холодок, а внизу живота образовалось тягучее напряжение.
В какой-то момент я обратила внимания, что Север тоже напрягся всем телом и зачем-то задержал дыхание. Я осмелилась посмотреть на него из-под ресниц и встретилась с его взглядом. Таким же острым, как битое стекло. И насыщенно серым, как перед сильнейшей грозой.
— Больно? — предположила я почти беззвучно, голос внезапно пропал и в глотке сильно пересохло.
Нахмурив брови, Север лишь покачал головой из стороны в сторону. Чуть влево, чуть право.
Смутившись, я судорожно выдернула из пачки еще одну салфетку и приложила к ране.
— Держи пока кровь не остановится.
И Север держал. Держал до тех пор, пока мы не приехали к его дому.
Он хранил молчание, напряженно вперившись в лобовуху. Не моргая, не двигаясь. Только венка на его лбу пульсировала, и челюсть была плотно сжата.
Это напомнило мне прошлый раз. Тогда он обидел меня, прогнав из своей машины. Тогда ему пришлось просить за это прощения.