С пером и автоматом — страница 45 из 67

На этом наша беседа была окончена. Не скрою, домой я возвращался с чувством победителя. Я узнал о своем друге то, чего до сего времени не знал. Думается, не знали этого и многие читатели…

«Вернусь на круги своя…»

Создав много по-настоящему волнующих книг об армии, Михаил Алексеев вдруг будто изменил своей традиционной теме. В конце 1961 года выходит «Вишневый омут» — роман, принесший громкую и вполне заслуженную славу Михаилу Алексееву. В нем автор поднялся на новую, более высокую ступень писательского мастерства. Советская пресса единодушно оценила роман как выдающееся явление советской прозы, как лучшее произведение автора. Именно в романе «Вишневый омут» — в этой эпопее о судьбах русского крестьянства — писатель, охватив события нескольких десятилетий, с великолепным знанием темы показал преобразовательный смысл революционных изменений в деревне. И в этой связи можно говорить о «Вишневом омуте» как о произведении социально-историческом, решенном и в идейном и в изобразительном отношении с точки зрения высокой народности. Здесь нужно особо сказать о языке романа: точном и прозрачном, словно звенящий горный родник. Он питается народными истоками и позволяет писателю свободно и естественно поведать о сложных явлениях жизни, высказаться до той желанной предельности, когда весь организм произведения оживает и приходит в движение. За это произведение автор заслуженно получил Государственную премию РСФСР имени А. М. Горького.

К роману «Вишневый омут» тесно примыкает повесть «Хлеб — имя существительное». В ней автор продолжает поднятую в «Вишневом омуте» тему о хлебе насущном и доводит его до сегодняшнего дня. Он вновь проявляет блестящее знание и глубину философского осмысления происходящих в деревне больших социальных изменений.

Своеобразная по жанру — повесть в новеллах — без привычного главного героя, без традиционного развития сюжета, она раскрывает большие возможности для писателя. Автор как бы ведет читателя от одного крестьянского двора к другому, знакомит его с прошлым и настоящим односельчан. В результате вырисовывается целая галерея колоритных фигур, в едином целом составивших лицо приволжского села Выселки.

С большой и ярко выраженной индивидуальностью раскрывается перед читателем каждый характер. Вот однорукий Зулин, вынужденный стать почтальоном, так как война отняла у него его призвание — быть столяром. Но война не отняла у него мужества: одной рукой он и косит, и столярничает по дому, и поначалу даже пробует работать плотником.

Всей душой предан народу Акимушка Акимов — истинный коммунист, «вечный депутат» от народа. В тяжелые годы он не уехал в город, сохранил веру в партию, умел подбодрить крестьян и разделить с ними их беды. За это и уважают его односельчане. Такой же и секретарь сельской парторганизации колхоза Аполлон Стышной.

Прекрасно создан образ бывшего георгиевского кавалера, а теперь сельского летописца — Иннокентия Данилыча. Этот уже глубокий старик остается «быть гражданином» — пишет летопись своих односельчан, стремится осмыслить причины неустроенности колхозных дел, горюет, что из колхозов уходит в город молодежь («из села после войны ушло 300 парней!»). Как живой встает перед нами добровольный хранитель леса Маркедон Люшня — человек, влюбленный в русскую природу.

В изображении народных характеров М. Алексеев продолжает замечательные традиции русской и советской литературы. Одним из лучших образов повести можно назвать образ деда Капли. Посмотрите, какими точными словами-красками рисует Алексеев портрет своего героя, его внешний облик.

«Капля — это вовсе не капля, а прозвище восьмидесятилетнего старика. Настоящее имя его — Кузьма Никифорович Удальцов.

Почему же Капля?

А потом выясним. Теперь же попытаемся обрисовать его внешность: мал ростом от природы, выглядит сейчас Капля сущим ребенком, потому как долгая и, скажем прямо, не шибко сладкая жизнь пригнула его чуть ли не до самой земли. И теперь, чтобы признать встретившегося ему человека и обмолвиться с ним словцом-другим, Капле приходится на какой-то манер выворачивать шею и глядеть снизу вверх черными, маленькими вприщур, близорукими глазами».

Несколько метких штрихов, и портрет Капли готов во всех деталях. Он видится нам не только с внешней, но и, в определенной степени, с внутренней стороны.

А вот Капля, что называется, в действии. Он ведет разговор с прибывшим в отпуск племянником — щеголеватым и заносчивым офицером, которому одна вдовица дала от ворот поворот — подбила глаз. Капля — мудр и хитер.

«— Кто это тебе, товарищ командир, кхе… кхе… поднес?»

Старый, стреляный солдат, Капля изо всех сил старался соблюсти субординацию и про себя очень огорчился, что у него вырвалось это обидное для «высокого гостя» словцо «поднес». Как истинный вояка, поспешил на выручку попавшему в беду товарищу, заодно ликвидируя и свою промашку:

«— Не в яму ли какую угодил, в старый погреб?.. Их с тридцатых годов вон сколько осталось… как после бомбежки. Сколько одного скота покалечено!..

— Об косяк, в темноте, — чуть внятно пробормотал Самонько.

— Оно и так бывает. Я прошлым летом тоже вот, как и ты, звезданулся… Чуть было совсем глаза не лишился… А ты, товарищ командир, осторожней будь… Они, косяки эти, почитай, у всех дверей имеются… Ну а ты насовсем к нам или как?

— Нет, дедушка, на побывку. Погостить. В отпуске я.

— В отпуске. А это что же такое — отпуск?

— А как же — положено.

— Ах, вон оно как. Положено, стало быть. А мы, знать, при другом режиме живем. Нам не положено.

Самонько смущенно молчал.

Дед Капля и тут пошел на выручку.

— Ну-ну, сейчас, знать, нельзя. Работа у нас с вами разная. Вот будет поболе машин, тогда… Не желаешь, значит, в родном селе оставаться? Плохо. А то оставайся, передам тебе свою орудию, — хозяин показал на стену, где висело его старенькое ружье, — а сам на покой. Опыт у тебя есть. Важный объект в Москве охраняешь. А мой объект наиважнейший. Хлеб! Что могет быть важнее хлеба?! Хлеб — имя существительное!.. Потому как все мы существуем, поскольку едим хлеб насущный… Хлеб — имя существительное, а весь остальной продукт — прилагательное, — повторил Капля с хрипотцой в голосе, а ликующие глазки его сияли победоносно».

На первый взгляд Капля — всего-навсего чудаковатый старик. На самом деле — это умный, мудрый и хитрый крестьянин. В нем умело сочетаются простота и строгость, твердость жизненных убеждений и добрая отзывчивость, конкретность суждений и широта мышления. И все это, повторяем, внешне прикрыто кажущейся наивностью и детской усмешкой.

Неутомимый труженик, острослов и весельчак, Капля везде успевает, всему дает свою оценку. Его меткие характеристики полны народного юмора или иронии: почтальона Зулина он называет «почтмейстером», незадачливого бывшего председателя Василия Куприяновича — «премьер-министром», упрямого частника Ваньку Соловья — единственного не вступившего в колхоз — «музейным экспонатом»… Умудренный жизненным опытом, Капля считает себя вправе давать наказ и народному депутату Акимушке, и новому председателю. Именно Капля с присущей ему страстью к афоризмам высказывает главную идею повести — «Хлеб — имя существительное». Образ большой эмоциональной силы, дед Капля может по праву занять место рядом с шолоховским Щукарем. Во всяком случае, здесь не обошлось без влияния шолоховского героя.

С лирической поэтичностью написаны в повести женские образы. О Журавушке — гордой красивой славянке — хочется читать некрасовские строки «Есть женщины в русских селеньях…». А введенная в повесть новелла об Орише Штопалихе — явная перекличка с некрасовской поэмой «Орина — мать солдатская». Ориша Штопалиха — мать-героиня, потеряла на фронте девять сыновей, но не сломилась, не замкнулась в своем материнском горе.

Для всех них хлеб — основа бытия. Через всю повесть — через судьбы ее героев — проходит главная ее тема: человек — земля — хлеб! С большим гражданским пафосом М. Алексеев в повести «Хлеб — имя существительное» сказал главное о колхозе: коллективному хозяйству нужен коллективный хозяин, а не такие горе-руководители, как все бывшие председатели колхоза в Выселках, которые выстроили на колхозные деньги в стороне от села свою отдельную улицу — «председателевку». Так окрестил ее народ.

Во всяком случае, перед нами во всем многообразии встает реальная жизнь советской деревни со всеми её сложностями, трудностями и пережитками. Мы видим её как на ладони, будто поднявшись на господствующую над селом вершину, с которой удобно обозревать всю округу. Читая повесть, мы видим, чувствуем, ощущаем живые, незабываемые и неповторимые алексеевские образы. Разве можно, например, с кем-либо другим спутать Каплю, Самонько, Журавушку или еще кого. В их суждениях много наблюдательности, житейской мудрости, верных и точных советов, рекомендаций. Прислушайся

(кому это следует), выполни эти советы, и наше сельское хозяйство наверняка станет намного лучше, земля — плодороднее, закрома — богаче.

Особенности повести, ее смысл и идейную направленность, а также населяющий ее мир героев очень метко охарактеризовал сам автор в своем кратком вступлении к книге:

«В каждом — малом, большом ли — селении есть некий «набор» лиц, без которых трудно, а может, даже и вовсе невозможно представить себе само существование селения. Без них оно утратило бы свою физиономию, свой характер, больше того — свою душу. Уход из жизни села или деревни одного такого лица непременным образом должен быть восполнен другой столь же колоритной фигурой. Лишь в этом случае сохранится прежняя гармония. Иначе селение поскучнеет, увянет, слиняют его краски. Словом, все почувствуют тотчас же, что, хоть все как будто остается на месте, чего-то очень важного, очень существенного не хватает.

Мне захотелось рассказать о таких людях одного села и уже в самом начале предупредить читателя, что никакой повести в обычном ее смысле у меня не будет, ибо настоящая повесть предполагает непременный сюжет и сквозное действие, по крайней мере, основных ее героев. Ни того, ни другого в этой книге не будет. Не будет и главного персонажа, как полагалось бы в традиционной повести. Все мои герои в порядке живой, что ли, очереди побывают в роли главного и второстепенного».