С пером у Карандаша — страница 23 из 25

А. В.) чревата трудностями. Клоун не хочет раздражать его чрезмерным оптимизмом».

Усложненный, порой странный персонаж Грока нередко объясняли тем, что Грок — интеллектуальный эксцентрик, клоун-философ. На это сам Грок отвечал: «Ни искусство, ни философия меня не интересуют. Я не принадлежу к людям умственного труда. Все, что говорят обо мне по этому поводу, не соответствует истине, все это весьма искусная реклама, которую создают мои друзья и покровители. Мне не приходится жаловаться, ведь «интеллектуальный клоун» в наши дни может рассчитывать на больший успех, чем обычный, заурядный клоун». Думается, эти слова объясняют причины успеха советских клоунов у западного зрителя. Успех имели озорство и доброта Карандаша, оптимизм Олега Попова, мягкая чудаковатость Юрия Никулина Не случайно молодой советский клоун заслуженный артист РСФСР Андрей Николаев на очередном Международном конкурсе клоунов в Италии получил первый приз «Грок-69». На год раньше этот приз взял французский клоун-реалист Ахилл Заватта, идущий по стопам Олега Попова. Так постепенно находят признание в европейском цирке принципы советской клоунской школы.

Заслугой Карандаша является то, что он один из первых принял участие в создании принципов советской клоунады и развитии основ мастерства артиста-комика.


— В 1959 году, когда вместе с Владимиром Григорьевичем Дуровым — племянником знаменитого дрессировщика и клоуна — и другими ведущими артистами советского цирка мы прилетели в Рим, итальянская пресса вспоминала имена Чинизелли, Жакомино, Феррони, Труцци и многих других известных в России выходцев из Италии, создавших в свое время славу русскому цирку. Премьера собрала в огромном шапито многих видных людей Италии. В зале были политические деятели: Пальмиро Тольятти, Луиджи Лонго, Джан Карло Пайетта, режиссеры и артисты: Лукино Висконти, Витторио Гассман, Альдо Фабрици. Газета «Унита» писала на следующий день:

«Рим за последнее время не видел ничего подобного. Можно утверждать, что успех цирка превосходит самые оптимистические ожидания. И это подтверждается энтузиазмом, с которым публика принимала номера. Среди них нет ни одного слабого».

Каждый день все новые зрители открывали для себя наш цирк, а мы открывали зрителей, которые по-новому видели то, что мы им показывали. По утрам мы торопливо разворачивали газеты. Да, вот в этой папке у меня собрано все, что тогда писалось о нас. Как всегда, сталкиваясь с новым явлением, критики ищут сравнения и аналогии с чем-то более привычным. В буржуазной газете «Мессаджеро» мы прочли: «Все клоуны отличаются скрытой простотой. У Карандаша она открытая. Со своим ростом в полтора метра, с добрым детским лицом он не нуждается во многих развлекательных трюках, хотя нередко мы получали радость от черт некоторой меланхолии, даже грусти, скрытой в действиях этого клоуна. Так происходит в клоунаде с разбитой статуей. Эта сценка разыгрывается в парке. Но она могла быть везде в мире. И то, как он разбил статую и как сложил человеческое тело, могло бы быть аллегорией жизни, ее бессмыслицы…»

На второй день премьеры советского цирка в Милане газета «Италия» писала: «Комические черты Карандаша составляются из всех глубоко человечных нюансов, из тех же эффектов, каких достиг в свое время клоун Грок. С ним делает сходным Карандаша и архитектура образа, которая наиболее ярко видна в каждом малом действии, каждом жесте, взгляде. Все это могло бы показаться плодом непосредственности натуры, но это суровая, серьезная психологическая школа, в основе которой — искусство великого клоуна».

Миланская газета «Коррьере д’информационо» называет советский цирк классическим и видит в этом связь с лучшими образцами итальянского цирка. Эта связь представляется критикам в развитии форм старого, традиционного цирка, возникшего в России при участии итальянских мастеров…

Я вижу в отзывах западной прессы и другую проблему для советского артиста. Мы не должны подчеркивать лишь то, чем наше искусство отличается от западного. Цель наша: не только поразить новым, но и показать пути, которые ведут к нему. Пусть человек увидит во мне что-то знакомое. Заинтересовав, я уведу такого зрителя от абстракций Грока.

Помню, очень порадовал нас приезд в «красную» Болонью. Аплодисменты рабочих рук звучали там громче, определеннее. В этом итальянском городе сильно влияние коммунистов, большой вес имеет общество «Италия — СССР». Нас познакомили со старейшими коммунистами города, принимавшими активное участие в движении итальянского Сопротивления.

В Болонье, на окраине города, раскинула свой дырявый шатер испанская цирковая группа. Испанские артисты пришли, чтобы пригласить к себе в гости советских артистов. Они осмотрели наше прекрасное оборудование, костюмы, на представлении оценили высокий уровень мастерства артистов. Мы нанесли им ответный визит. О нашем визите испанцы заранее объявили по городу, чтобы привлечь зрителей, не баловавших их цирк вниманием. В представлении была занята лишь семья владелицы цирка. Артисты переодевались по нескольку раз, выступая как акробаты, гимнасты, жонглеры и даже клоуны. Последние исполняли по совместительству роль билетеров у входа.

В ходе интервью корреспондент газеты «Тутто спорт» спросил меня: «Как вы думаете, зрителю Запада удалось забыть на ваших представлениях, что вы артист страны, далекой от нашей по своему общественному строю?» Я ответил: «Думаю, что смех — это интернациональный язык, и для меня было самой большой честью видеть, что зрители Италии понимают меня. Это значит, что моя страна более близка по духу простым людям Запада».

В Англии — стране традиций и своеобразных законов — уже в аэропорту нас удивила и огорчила одна формальность. Клякса была задержана, поскольку есть специальные английские правила перевозки животных и специальный транспорт. Я был обескуражен. Лишиться собаки перед ответственными гастролями!.. С неважным настроением ехал я в город, довольно невнимательно отвечал на вопросы корреспондентов, оживился лишь, когда спросили о Кляксе. Может, именно поэтому на следующий день в газете «Дейли геральд» появилась пространная статья под заголовком «Опечаленный гость». Я вам прочту ее:

«Формальность разлучает клоуна с собакой. Карандаш печально бродил вчера вдоль коридора лондонской гостиницы. Он казался живым и на сей раз грустным воплощением того пафоса, с которым он выходит на арену цирка. Но Карандаш не был клоуном в этот момент. В то время, когда другие русские артисты пошли на прием и прогуливались до обеда в Кенигстон-парке, Карандаш продолжал свой скорбный путь по гостиничным переходам. Во время приема для прессы он с отсутствующим видом смотрел в окно и время от времени просил узнать, нет ли новостей, касающихся возвращения Кляксы. Ему отвечали: «Как только другие животные прибудут в Уэмбли, мы получим разрешение и на провоз Кляксы». Это утешило его, и минутой позже Карандаш взял меня за локоть и показал снимок, где он снят с черным скотч-терьером. «Посмотрите, — сказал он, — это Клякса!» И за стеклами очков его глаза засветились первой улыбкой этого дня».

Оставим столь вольный стиль репортажа на совести английских журналистов, но в тот день мне действительно было грустно: открывалась невеселая перспектива выступать без моей постоянной «партнерши». Я получил Кляксу через сутки, и газетные статьи, думается, сыграли в этом не последнюю роль.

Газетные рецензии настраивают зрителя, у него заранее складывается определенное отношение к артисту, и с ним он идет в цирк. «Санди таймс» заметила, что я осуждаю западных клоунов за чрезмерное нагромождение шуток в их номерах. Этот вывод газета делала из моих слов: «Если вы будете все время класть соль в суп, вам придется в конце концов его вылить». Начиная лондонские гастроли, я стремился этими словами дать ключ к моим выступлениям, чтобы зрители не искали в клоуне нечто сенсационное. И я был рад одной газетной фразе: «Карандаш фактически ничего не делает, но всем это кажется смешным». Это довольно точно определило характер нашего выступления в зале Эмперс Пул.

Мы получали письма от зрителей во время гастролей. Приведу несколько строчек из них: «…Если клоуны для нас — чашка чая, то Карандаш — целый самовар». «…Выступления вашего цирка современны: над головами летает спутник с гимнастами, а на арене Карандаш толкает тележку с надписью: «Следующая остановка — «Луна»…

Английский почтальон вручил мне официальное письмо: меня просили прийти в Клуб клоунов. Клуб клоунов знаменит не только самим фактом своего существования, но и тем, что в нем собраны материалы о лучших клоунах всего мира, о их гастролях, успехах, наградах, статьях и трудах, рассказывающих о необычной работе этих артистов.

В уникальном клубе на тихой лондонской улице секретарь объявил, что Международный клуб клоунов имеет честь принять меня в число своих членов.

Так один из советских комиков попал в лондонский клуб, традиционность и консерватизм которого не смогли помешать англичанам признать оригинальность и молодость искусства во многом далекой от них страны…

В самолете, направлявшемся в Бразилию в марте 1960 года, нам подали крем, уложенный в форме карандаша. Получили мы привет и от «царя Нептуна стратосферного». Им были подписаны «дипломы» по поводу торжественного события — перелета артистами советского цирка экватора. Один из таких дипломов получил медведь Гоша и его дрессировщик Иван Кудрявцев.

Рио-де-Жанейро. Мне показали номер популярного журнала «Темпо» за 1945 год. Под заголовком «Советский Кантифляс» (Кантифляс — самый популярный латиноамериканский клоун) там были такие слова: «Не выделяющийся своей внешностью человек выходит на арену цирка, держа в руке штатив с микрофоном, а в другой — портфель. Открыв портфель, он вытаскивает из него черную собачку, и тут аудитория, две трети которой носит военную форму, начинает смеяться. Это клоун Карандаш, своим артистическим трудом заслуживший один из высших орденов его страны».

С тех пор прошло пятнадцать лет, и такой знак внимания был чрезвычайно приятен.