К концу первого дня путешествия я оказался в деревне, состоящей из шести дворов. Это был небольшой, если можно так выразиться, оазис вокруг источника, рядом с которым росло несколько чахлых деревьев и кустов. Эта богом забытая деревенька располагалась в нескольких километрах от моего маршрута, однако водитель, который меня до нее подбросил, уверял, что я смогу здесь остановиться на ночлег. И действительно, одна крестьянская семья согласилась приютить меня на ночь и накормить в обмен на несколько песо.
Эта семья, жившая в простом крестьянском доме, состояла из матери и шести детей. Трое из этих детей были уже подростками, а трое – малыши. Мне рассказали, что в семье были и другие дети, но они умерли. Отец семейства умер несколько лет назад. Мне никто не объяснял причину его смерти, и я не стал расспрашивать.
Члены семьи, в доме которых я остановился, носили обноски и одежду, сшитую из домотканой ткани. У малышей вообще не было обуви, а у детей постарше обувь была такой изношенной и разбитой, что, казалось, они носят ее только из «приличия», чтобы показать: в принципе, обувь у них имеется. Домишко семьи был сложен из обожженных на солнце кирпичей, а крыша покрыта глиняной черепицей, изготовленной доморощенным способом. Их жилище состояло из четырех небольших комнат, каждая из которых достраивалась по мере увеличения количества детей, в результате чего пол в комнатах оказался на разном уровне, а покатые крыши были сложены криво и косо. Еду в семье готовили в большом котле, в который к недоеденным остаткам подбрасывали что-то новое. В вечер моего прибытия в семье ели варево из козлятины, бобов, кукурузы и поленты. Солнце зашло, и мы расселись в одной из комнат на одеялах и шкурах. В дом зашли несколько соседей, чтобы посмотреть на редкого гостя, то есть на меня. Мы пытались общаться, однако это было совсем непросто, потому что местные жители плохо говорили по-испански.
Я узнал, что в этих местах очень высокая детская смертность. Потом я понял, что старшие дети в семье умеют считать, но не умеют ни писать, ни читать. Семья держала много коз, козлов, кур и выращивала в огороде местные овощи. На ночь животных загоняли в сарай, чтобы их не унесли пумы, которые могли легко утащить козу (и даже маленького ребенка, как рассказали члены приютившей меня семьи).
В доме стоял грубо сколоченный ткацкий станок. На нем изготавливали ткань для одеял. Мне было любопытно посмотреть, как он работает. Я не умел управляться с ткацким станком, что вызвало изумленные улыбки детей, которые, возможно, решили, что я получил какое-то неправильное и непрактичное образование: я умел читать и писать, но почему-то не знал, как управлять ткацким станком. Мужчины курили трубки, жевали листья коки и пили местный тростниковый самогон, употребляя все перечисленное чуть быстрее, чем женщины. Дети собрались вместе и заснули рядом друг с другом, чтобы было теплее. Потом заснули и взрослые, которых одного за другим свалил алкоголь. Мы накрылись одеялами и шкурами и точно так же, как дети, легли поближе друг к другу. До этого я никогда в жизни не спал так близко с совершенно незнакомыми людьми. Меня поразили щедрость и гостеприимство этой бедной семьи. Мне было чуть больше двадцати лет, у меня впереди была вся моя жизнь; я был молод и путешествовал исключительно ради собственного эгоистичного удовольствия, а они, несмотря на свою бедность, делились со мной своей едой и приютили меня на ночь.
На следующее утро женщины встали первыми, чтобы развести огонь и испечь хлеб для завтрака. Потом начали подниматься мужчины, вид которых после вчерашних возлияний и увеселений оказался более помятым, чем у женщин. После завтрака мне предложили показать деревню. Я наблюдал добротно построенные загоны для коз, аккуратные ряды ухоженных растений в огородах, домотканые ткани и видел ту гордость, с которой жители деревни говорили о своей жизни. Все они были потомками местных индейцев. Колонизаторы оттеснили их в самые неблагоприятные для жизни районы и навязывали им своего бога. Несмотря на то что предки этих людей видели много горя, пережили страдания, гонения и умирали от принесенных колонизаторами болезней, жители деревни старались придерживаться древних обычаев. Они горестно рассказывали, что молодое поколение не хочет оставаться в деревнях, где они выросли, а стремится переселиться в города.
Жизнь в деревне произвела на меня глубокое впечатление. Я был поражен гордостью, благородством и гостеприимством этих бедных людей. Несомненно, все увиденное мной во время того путешествия с лихвой компенсировало потерю денег, украденных карманником.
В разреженном воздухе Анд днем солнце неистово припекает, а ночью можно наблюдать россыпи бесчисленных звезд. В горах Латинской Америки на ночном небе хорошо видны скопления звезд, и именно поэтому в этих местах расположено немало международных астрономических обсерваторий. На чернильно-черном небосклоне ярко светится Млечный Путь, словно нарисованный рукой бога Аполлона, который взял кисть и провел белой краской по небу. Я узнавал знакомые созвездия, но кроме них видел сотни миллионов звезд нашей Галактики. С удивлением я обнаружил, что на самом Млечном Пути практически нет просвета, потому что он весь состоит из звезд. Я увидел, что, кроме звезд Млечного Пути, существует масса других, которые светятся столь же ярко. Даже в безлунную ночь звезды сияют так ярко, что ночью можно совершенно спокойно передвигаться по дорогам и тропинкам. В Андах воздух более разреженный, чем на равнинах, поэтому отсюда лучше видны звезды, но из-за высоты в этих местах по ночам очень холодно.
На вторую ночь пребывания в этой деревушке мне не хотелось спать в комнате с другими людьми. Меня раздражал запах немытых тел, грязной одежды и плохо выделанных шкур животных. Правда, я уверен, что и мои хозяева считали, что я и сам дурно пахну, потому что давно не мылся. В середине ночи я встал и решил подышать свежим воздухом. Ночь была звездной, а за пару часов до рассвета на небе появился серп убывающей луны. На улице было дико холодно. Мне стало так холодно, что я начал понимать, что это такое – замерзнуть до смерти. Я шел, но движение не помогало согреться. Я не мог перейти на бег, потому что в горном воздухе мало кислорода и от любого физического напряжения быстро устаешь. К тому времени, когда на востоке показались первые лучи солнца, я так устал, что едва волочил ноги. Когда солнце поднялось над горизонтом, я встал к нему лицом и всем телом почувствовал тепло его лучей. Как только солнце поднялось, я ожил, словно холоднокровная ящерица, которая утром отогревается на камне в солнечных лучах. Я выжил, я дожил до утра.
Не буду утверждать, что готов повторить подобный подвиг и снова провести полночи под открытым небом в Андах, несмотря на красоты звездного неба. В ту ночь мне не стоило выходить на улицу, а следовало остаться в доме. Я всегда стремился не создавать в жизни опасные ситуации, и та ночь под открытым небом была исключением из этого правила. Тем не менее мне понравилось то, что я пережил холодную ночь на улице, и сохраню воспоминания о том приключении на всю жизнь.
Часть моих путешествий проходила совсем не так, как я планировал, а некоторые из них оказались настолько захватывающими и интересными, что даже не представляю себе ничего лучшего. Непосредственно перед тем, как оказаться в Пунта-дель-Эсте и встретиться с Хуаном Сальвадором, я три недели провел в Парагвае по приглашению семьи Уильямс. Их сын Денни учился в выпускном классе в колледже Св. Георга.
Альфред Уильямс, отец Денни, спланировал свои дела таким образом, чтобы в конце семестра приехать в Буэнос-Айрес и вернуться со своим сыном и мной в Парагвай на собственном самолете. Часть маршрута самолет специально летел низко, чтобы показать мне изменчивое русло реки Парагвай, вокруг которой образовались блестевшие в лучах солнца озера и заводи. В этих местах было обилие животных и птиц. Я наблюдал, как из густых джунглей поднимались в воздух огромные стаи диких птиц, напуганные ревом мотора самолета, и на открытые пространства выбегали стада капибара, или водосвинок, – огромных грызунов размером с крупную свинью. Мне очень повезло, что я мог увидеть джунгли с высоты птичьего полета.
Мы провели несколько дней в роскошном особняке семьи Уильямс в Асунсьоне, столице Парагвая, после чего вместе с отцом семейства Альфредом, Денни и его школьным приятелем по имени Джек вылетели в юго-западную часть страны, чтобы некоторое время пожить как гаучо (так в Латинской Америке называют пастухов) в принадлежащем семье поместье с животноводческой фермой – «эстансия» по-испански. Пилот самолета по имени Чонго летел низко над землей, чтобы мы могли увидеть, как пасутся многотысячные стада скота, и только после этого приземлился около поместья.
Мы собрали продукты, которые могли бы внести разнообразие главным образом в мясную диету гаучо, – кукурузу, фрукты и шоколад, оседлали низкорослых выносливых пони и уже через пару часов после приземления двинулись на поиски стада. Скорость продвижения по местности без дорог, представлявшей собой смесь кустарников и высоких трав, и по земле, изрытой норами броненосцев, была невысокой. Мы нашли стадо только утром на следующий день.
Мне очень понравилась жизнь среди гаучо, управлявших скотом, который принадлежал семье Уильямс. Латиноамериканская эстансия была совершенно не похожа на английскую ферму. На территории эстансии не было никаких заборов, и земля была покрыта редкой травой и низкорослыми деревьями, росшими на расстоянии около десяти метров одно от другого. В общем, это была настоящая саванна. Английские фермы небольшие, и их площадь исчисляется тысячами квадратных метров, а вот эстансия может занимать территорию в сотни квадратных километров. Например, площадь эстансии семьи Уильямс составляла двести двадцать пять квадратных километров – это чуть больше площади английского острова Уайт.
Гаучо жили рядом со стадом и каждый день перегоняли его на новое пастбище. Трава в этих местах была редкой, поэтому крупное стадо должно было постоянно кочевать. Гаучо жили в седле и каждые несколько недель получали из поместья продукты. Гаучо с детских лет выросли в седле, поэтому были отличными наездниками. Жизнь гаучо представляла собой бесконечную череду работы, еды, сна и развлечений, причем иногда было сложно понять, чем именно занимается пастух, потому что он мог совершать все эти действия одновременно.