За объективную мысль, что она тоскует не по Коле, а по статусу (который внешне, кстати, не изменился, в паспорте красовалась единственная прямоугольная печать с Колиной фамилией, датой свадьбы и названием ЗАГСа), Лариса поставила себе пятёрку.
Стала думать: а за что же она его любит? И не смогла сформулировать ничего. За всё любит. Всеобъемлюще.
Так, наверное, это любовь не к Коле, а ВООБЩЕ, животно-бабская, реализованная за Колин счёт потребность любить и вить гнездо. Вот!
Лариса старалась найти в своей душе ответ на вопрос, за что же она любит лично Колю. И не смогла. «Коля! Коля!» – звучал в её душе восторженный ах. Да, она любила его вообще, а вообще – значит, никак. Муж, казалось раньше Ларисе, это явление космическое, общежизненное, подарок судьбы. Но ведь Коля сказал, что он бы хотел, чтобы любили лично его как человека Николая. Низовая бабская любовь его не устраивала. Да-да, именно так он сказал тогда с дивана. Но он всё равно был тот самый обожаемый, удивительный, прекрасный Коля. С ним Ларисе было хорошо, с ним она чувствовала счастье.
Раньше.
Но не сейчас. Вот так она себя быстро ловила, вспоминая про «сейчас». Сейчас, когда Коля ею тяготился, Лариса не могла с ним общаться. До отъезда в командировку он был невыносимым. Как будто специально хотел показать Ларисе: не люби меня, успокойся, отвались, тебе будет легче. Лариса и общаться с ним не могла, и любить его перестать тоже. А он любви её не хотел. Невозможность накладывалась на невозможность.
На самом-то деле, признавалась себе Лариса, они с Колей чужие люди. И ни у него, ни, наверное, теперь и у неё – после того, что она узнала от Коли, – не осталось ресурса для утешения другого, возможности и потребности приласкать, пожалеть. Коле от неё этого просто не надо. А у Ларисы вся жизнь на этом строилась. Но и унижаться, подлизываясь к тому, кто отталкивал её ласку и внимание, она не хотела.
Так что…
Так что Лариса уверила себя: Колю она не заслуживала. И то, что он провёл с ней столько времени, – её большое счастье и награда.
Случившееся у них дома для Полины было шоком. Такие любимые, такие дружные и добрые родители не могли расстаться. Полина слышала тот роковой разговор в гостиной, она вышла из своей комнаты как раз на маминых словах «Коля, ты любишь меня?», затаилась и с удивлением, а потом ужасом стала слушать.
До этого она пребывала в уверенности, что их семья – это образец незыблемости, что именно так и должно быть. Что, когда она вырастет, у неё будет точно так же, только денег ещё больше и страна наверняка другая. А может, и эта, но тогда место построения семьи – только Москва, а не их чернозёмный город.
И вот теперь… Как же может говорить и, главное, думать такое папочка, самый лучший мужчина на свете? Если уж он может так предательски всё рушить, то что говорить о других, менее прекрасных мужчинах? Чего ждать от знакомых и незнакомых мальчиков, когда они превратятся в дяденек и с ними нужно будет строить отношения?
Про то, что она знает о расставании родителей, брату говорить Полина не стала, чтобы не ранить детскую психику. И следила за маминым состоянием одна.
Она старалась максимально занять маму делами, придумывала себе проблемы, которые мама обычно со всем пылом и страстью бросалась решать.
А тут приближался День святого Валентина, невинный праздник, улучшитель торговли.
И Полина решила послать маме валентинку – как будто бы от папы. Раз он молчит, хоть мама и ждёт от него любви, – значит, пусть это будет сказано письменно.
Полина купила большую роскошную открытку ручной работы. Почерк папы она давно научилась подделывать для нужд школы – вот оно и пригодилось! Особенно подпись ей хорошо удавалась.
Так что Полина постаралась сделать надпись недлинной – чтобы мама точно уж не заметила подделки. Поставила под ней размашистую папину подпись. «ЛОРИНЬКА!» – написала она печатными буквами, обвела несколько раз – это непременно бросится маме в глаза, вызовет ностальгическое счастье и бурю эмоций, так что почерк сверять ей и в голову не придёт.
Экспресс-почтой «DHL» она отправила письмо в фирменном жёлтом конверте в тот город, в котором сейчас находился папа. Его почерком вывела адрес, подписалась. Отправила просто в офис «DHL» – чтобы оттуда, со штемпелями того города, это письмо прислали уже к ним домой – по вписанному Полиной адресу лично маме в руки. Указала обязательную дату доставки – 14 февраля.
И всё было сделано ровно так, как заказала смышлёная Полина. В середине дня 14 февраля от ворот раздался звонок. Полина, которая специально засела дома, отказавшись провести этот праздник с друзьями, сделала вид, что не слышит. Так что открыла мама.
Почтальон подошёл к дому, после долгих уговоров, подгоняемый порывом колючего ветра, вошёл внутрь. Попросил маму предъявить паспорт и расписаться.
Мама, отпихивая собаку, которая лезла нюхать почтальона, показала паспорт, расписалась, получила, проводила.
Полина в шерстяных носках неслышно прокралась поближе и затаилась за колонной у лестницы.
Мама раскрывала картонный конверт.
Руки Ларисы дрожали. Письмо было оттуда, откуда его и ждать было невозможно. Что в этом важном конверте формата А-4? Документы на развод? Их надо срочно подписать? Коля же говорил, что они останутся в браке! Передумал? Кого-то встретил и полюбил – так быстро?
…Колина фамилия, написанная Колиной рукой. Их общая пока фамилия. Их пока общий адрес. Адреса отправителя Лариса не нашла, но, видимо, всё, поясняющее её дальнейшие действия, будет в конверте.
Но конверт так хорошо запечатан. Ага, а там внутри что-то неформатное…
Когда Лариса вытащила из целлофановой обёртки открытку-сердце, розово-белую, с объёмными оборками, бусинками и россыпью блёсток, её собственное сердце быстро-быстро билось, из глаз в два ручья текли слёзы, так что валентинку пришлось поднять повыше, чтобы не закапать.
ЛОРИНЬКА!
У меня тяжёлый период, это кризис возраста, он пройдёт.
Я тебя люблю! Знай это.
И не скучай, я скоро приеду.
Твой Коля
Вот что прочитала Лариса в валентинке. Прочитала – и побежала в кабинет мужа. Там стоял её планшет.
Коля, дорогой Коля!
Лариса промчалась мимо дочки, которая не успела спрятаться (так неожиданно мама рванула вверх по лестнице), и даже не заметила её. Ларисе было стыдно за то, что она столько времени унывала, что накручивала себя. Коля устал от неё – но теперь отдохнул! Таких точных и нежных слов, от которых у неё душа поменялась местами с сердцем и радостно запрыгала, он никогда не говорил. Но это были его слова, начиная с «Лориньки», такие простые, собранные из их весёлого домашнего быта. Они сплелись в кружева невыразимой нежности – и они пришли по назначению. Человек, который написал эти слова, в Ларисе нуждался, он её знал и чувствовал. Ну а как Коля мог не знать?
Валентинка! Ах, Коля, Коля!..
Лариса сияла, наполненная счастьем. Включила планшет, вышла в скайп.
Николай сидел в кабинете, выделенном ему управлением производства, которое он инспектировал. Сигнал скайпа оповестил, что ему звонит жена. На этом компьютере всегда сам включался видеозвонок, и Николай не знал, как его выключить. Так что перед ним возникло лицо Ларисы. Оно напоминало мордочку обиженной собачки с отвисшими брыльками.
Николай передёрнул плечами.
Глазки обиженной собачки радостно светились.
Даже сквозь разваливающий изображение на цифрующие квадратики экран Николай видел, как Лора счастлива. Видимо, что-то необыкновенно хорошее случилось дома, раз она позвонила, перестав бычиться. Или же действительно по делу – раз она там спокойна. Так решил Николай.
А Лариса говорила. Она благодарила Колю, целовала большую открытку-сердце, рассказывала, как скучает. Как была не права, навязываясь ему и бесконечно трындя. Обещала, что больше так не будет.
Николай, не вслушиваясь в бесконечный пустенький трындёж, смотрел на свою когда-то милую собачку. Брыльки трясутся, глазки готовы вот-вот заплакать. Его накрыло ненавистное чувство вины – ну не может он дать этой собачке счастья. Может разве что денег.
Собачка счастливо заливалась. А Николаю было страшно, что он, оказывается, так и не может отодвинуть Лорика из зоны своей боли, что не удастся перестать тянуть её за собой в ту жизнь, которая ему ещё осталась. Короткая жизнь-то. Лорик будет напрашиваться. Лорик упорная и навязчивая.
Нет. Разводиться, менять дом. Не щадить психику детей – пусть половину недели с матерью живут, половину с ним. Няньку наймёт. Да придумает что-нибудь.
Приедет вот только домой.
Лариса всматривалась в электронное лицо мужа. Захлестнувшая её радость плясала, казалось, солнечными зайчиками по всему кабинету. С чем сравнить радость истосковавшейся души, исстрадавшегося сердца и измучившего себя мозга?
Она говорила о том, что всё исправит, что станет другой, будет вести себя иначе, что она за это время много передумала и стала лучше Колю понимать. Снова благодарила за валентинку, подносила её к экрану и радостно целовала.
Николай смотрел, как Лора опять целует открытку. Глядит на него преданно маленькими своими глазками на крупном лице и лепечет так, что и камни бы заплакали, видя это и слушая её счастливый голос.
– Лорик, ну, Лорик! – вырвалось у Николая помимо его желания.
Ему очень хотелось успокоить Ларису, чтобы она перестала говорить так, что у него душа разрывалась.
Услышав забытое «Лорик», Лариса ещё больше воспрянула. Ласковое слово любимого человека – не высшая ли это награда?
– Ты меня любишь, Коля? – даже не спрашивая, а, скорее, утверждая, проговорила Лариса.
А что она должна была ещё думать после того, как услышала эти чудесные слова и прочитала подаренную открытку?
Открылась дверь, и в кабинет, как обычно, без стука, вошла противная рыжая стерва, злая и маленькая, главная здешняя красавица и первый начальник после Николая. Всем она нравилась, а Николаю нет. Ему ведь сейчас никто не нравился. Рыжая стерва упорно пыталась его совратить, Николай сопротивлялся, но она так грамотно расставляла сети и загоняла его, что было понятно – стерва Николая получит. Вопрос времени.