Иван Ильич недоуменно повертел бумагу перед глазами. Это был список фамилий каких-то незнакомых людей, завизированный начальником штаба дивизиона и заверенный печатью.
- Читай пятую фамилию сверху, - подсказал не без ехидства Мирский.
- Скворцова Наталья Сергеевна, старший инженер…- громко, как на уроке, прочитал замполит,
- Понял теперь?
- Пока не совсем.
- Бригаду инженеров к нам подсаживают, новый акустический прибор испытывать.
- Это большая честь для нас, - улыбнулся замполит.
- А Наталья Сергеевна? - многозначительно спросил Мирский. - Кабы ты ее видел, Иван Ильич, забеспокоился бы не меньше моего. Чует мое сердце, хлебнем мы с пей горя и заботы!
- Давно ли ты стал таким суеверным, командир?
- При чем тут суеверие, комиссар? Или ты не знаешь, каким, к примеру, взглядом провожает наш вестовой Сенюшкин каждую захожую медсестрицу? Делает стойку, как породистый сеттер. А у нас с тобой таких сенюшкиных немало. Боюсь, что из-за этой Натальи Сергеевны многим служба в голову не пойдет.,.
- Плохого пока ничего не вижу, - возразил замполит, вспомнив почему-то жену, с которой расстался в начале войны и по которой тосковал.
Инженер Скворцова пришла на лодку в субботу во время большой приборки. Она была одета в цветастое
крепдешиновое платье, которое ярким пятном выделялось па залитом мазутом и порядком захламленном причале.
Вестовой Сенюшкин, прибиравшийся на мостике, выпустил из рук веревочную швабру и бросился к переговорной трубе.
- Ребята, к нам мадам! - приглушенно крикнул он вниз. - Чугунов, включай вытяжную!
В чреве подлодки зарокотал электрический вентилятор, а из рубочного люка пахнуло смесью масляной гари с ароматами камбуза.
Услужливый Сенюшкин встретил гостью возле сходни и проводил до самого вертикального трапа. Едва ступив па первую его перекладину, Наталья Сергеевна почувствовала, как парашютом надулось ее платье где-то возле головы. Инстинктивно она попыталась рукой схватить его край, но, ощутив под собой пугающую пустоту, снова вцепилась в металлический поручень. Только коснувшись ногами палубы, она укротила буйствующий крепдешин.
Растерянная, стояла она в центральном отсеке, оглядываясь по сторонам. Заметила неподалеку ухмыляющиеся физиономии, поняла: фокус с платьем подстроен. Тогда, неожиданно для зрителей, она вздернула подол, обнажив стройные ноги, затянутые почти до самых бедер в трофейные шелковые чулки.
- Надеюсь, все теперь видели? - зло сощурившись, спросила она. В этот момент в отсеке появился командир лодки, и шутников словно ветром сдуло.
- Извините, пожалуйста, - пробормотала она, оправляя платье на коленях.
Щеки Мирского стали пунцовыми.
- Я прошу вас, товарищ старший инженер,- отводя взгляд, сказал он, - в следующий раз приходить на корабль в шароварах.
- Хорошо, товарищ командир, - покорно кивнула головой женщина, решив, что оправдываться не будет.
- Вас разместят в каюте моего помощника, - продолжал Мирский, уже овладев собой. - Вахтенный, проводите инженера во второй отсек! - приказал он.
Когда за ушедшими хлопнула переборочная дверь, командир дал волю своему гневу.
- Чугунов! - с присвистом выкрикнул он.
- Есть, товарищ командир! - откликнулся из шхер трюмный.
- Вы пустили вытяжную вентиляцию?
- Так точно!
- Пять суток строгого ареста!
- Есть пять суток строгача… - кисло произнес трюмный, пе ожидавший такого финала безобидной, по его мнению, шутки.
«Ну погоди, официант паршивый!» - мысленно пригрозил он оставшемуся в тени хитрюге Сенюшкину.
- Ну вот и началось, - философски изрек мичман Придыбайло, один из свидетелей инцидента. - То ли еще будет! Баба на корабле -все одно, что горящая головня возле пороховой бочки…
Отведать арестантских харчей трюмному Чугунову так и не пришлось. «Щука» срочно покинула базу, вышла в открытое море. Придерживалась строго рекомендованных фарватеров, то и дело встречая тревожно гудящие сиренами тральщики и слыша нередко гулкие взрывы подсеченных тралами мин.
Инженеры, почти все пожилые, сухопутные люди, настороженно прислушивались к отдаленным гулам. Командир не счел нужным скрывать от них всю опасность плавания. Только Наталья Сергеевна не выказывала беспокойства. Она сразу же обзавелась добровольными помощниками, самыми активными среди которых стали Сенюшкин с Чугуновым. Они наперехват подносили Наталье Сергеевну вовсе не громоздкие и не тяжелые приборы, а трюмный по собственной инициативе научил ее пользоваться всеми необходимыми корабельными системами.
Без тени смущения она приняла услуги Чугунова, болезненно уязвив самолюбие вестового Сенюшкина, и тот, в свою очередь, сделал ответный ход: явился на раздачу ужина не в застиранной куртке, а в жестком от крахмала белом офицерском кителе. Где он .сумел его раздобыть, так и осталось невыясненным.
Поладила Наталья Сергеевна и с замполитом, которого запросто стала называть по имени-отчеству, а он ее и вовсе - Наташей. Они обращались друг к другу, как старые и добрые знакомые.
И только при встречах с командиром лодки женщина смущенно отводила глаза. Взгляд же капитана третьего ранга Мирского был официально нейтрален, сопровождался вежливым кивком головы.
Самые сведущие в экипаже люди - вестовые. Они много видят, слышат, запоминают и делают выводы. От Сешюшкина Наталья Сергеевна узнала о безупречной холостяцкой репутации командира, который лишь для единственной женщины сделал исключение, прикрепив ее фото над изголовьем. В увядшем, с сеткой морщинок лице без труда угадывались его собственные черты.
Конец июля на Черноморье выдался жарким. Едва поднявшись над горизонтом, солнце жадно слизывало жиденький утренний туман, его лучи щупальцами спрута прилипали к металлическому корпусу лодки, прогревая насквозь ее оболочку. От непрерывной работы вентиляторов горели предохранители, и все равно температура не опускалась ниже тридцати градусов, а большая влажность сделала отсеки настоящими парными.
В другое время формой одежды стали бы трусы и полотенце на шее, но из-за гостьи пришлось поступиться обычаем. Пример подавал сам Мирский. Даже к обеденному столу он выходил в наглухо застегнутом кителе. Зато от шикарного наряда вестового Сенюшкина осталось жалкое воспоминание, так как почти после каждой раздачи харча китель приходилось сушить на вентиляционном раструбе. Лучше всех - в легкой блузке без рукавов - чувствовала себя Наталья Сергеевна, только и ей хотелось порой, чтобы в дымящейся миске борща вместо желтых кружков навара плавали кусочки льда.
Особенно было душно по ночам. В крохотной, величиной в два шкафа, командирской каюте нечем было дышать, мокрые простыни прилипали к телу. Даже в редкие часы отдыха капитан третьего ранга Мирский не мог забыться настоящим, освежающим сном. А однажды, проснувшись и откатив дверь, чтобы пустить хоть немного свежего воздуха, он увидел в раскрытой каюте напротив разметавшуюся на кургузом диванчике женщину в рубашке с кружевной оборкой на груди.
Назавтра Сенюшкин перенес его постель на парусиновую койку к торпедистам, а по боевым постам передали устное распоряжение Мирского, запрещающее без надобности появляться ночью в офицерском отсеке.
- То ли еще будет! - кратко прокомментировал это событие мичман Придыбайло.
А замполит в подходящий момент спросил командира:
- Не напрасно ли чудишь, Сергей Егорович? Домой вернемся - в дивизионе проходу не дадут.
- По мне пусть хоть на весь флот разнесут, - хмуро буркнул Мирский, - а во втором зевакам делать нечего!
Замполит внимательно глянул на него, улыбнулся каким-то своим мыслям.
- Тебе влюбиться надо,- вдруг сказал он. оторопевшему командиру, - чтобы плесень военная с тебя сошла.
Мирский выразительно крутнул пальцем возле виска, бросив странный взгляд на замполита.
- Нет, в самом деле, - невозмутимо продолжал Иван Ильич. - Приглядись получше к Наташе. Чем тебе не невеста? Не был бы я женат, ни за что б не уступил.
- Та-ак, - нараспев произнес командир. - Выходит, ты, Иван Ильич, решил стать сватом.
- С чего ты взял? Просто сказать тебе хочу: зря ты сычом па нее глядишь. Ей и без того круто в жизни пришлось. Ленинградскую блокаду перенесла. И жених у нее на фронте погиб. Летчиком был. Это она для виду лихость на себя напускает. Поверь мне, Сергей Егорович, ведь я учитель и в людях немножко разбираюсь… Душа у нее нежная и незащищенная.
Этой же ночью Мирскому пришлось подкрепить свое запрещение делом. Спустившись вниз после «собаки» - вахты с ноля часов до четырех, он увидел возле открытой двери помощничьей каюты какую-то неясную фигуру.
- Я только простыню поправить, товарищ командир… - оправдывался застигнутый врасплох Сенюшкин.
- Вон отсюда! - прошипел Мирский, показав вестовому ладонь с растопыренными пальцами.
- Ну что ж, справедливость восторжествовала! - прослышав о конфузе приятеля, сказал трюмный Чугунов. - Теперь не придется мне, Сенюшкин, одному на губе припухать. Слышь, а какой арест кэп тебе отвалил, простой или строгий?
- Это еще не все, попомните меня! - многозначительно изрек мичман Придыбайло.
Лодке по конструкторскому заданию предстояло работать в подводном положении. Для этого ей назначили район моря контрольно-протравленный и потому относительно безопасный. На кромках его лежали затопленные суда, которые предполагалось использовать в качестве акустических мишеней.
Готовясь к ответственным испытаниям, инженеры почти круглые сутки проводили в носовом отсеке. Раскатывали прямо на палубе чертежные рулоны, что-то паяли в аппаратуре, наполняя тесное помещение резким запахом канифоли. Понимая важность происходящего, даже Чугунов с Сенюшкиным не решались предлагать свою помощь Наталье Сергеевне.
- По местам стоять к погружению! - раздалась по переговорке команда вахтенного механика. Глухо ухнула вода в балластные цистерны, сразу стало тихо за бортом и замерла под ногами чуткая палуба, А уши словно закупорило ватными пробками.