– Тогда с чего ты взял, что Валька пропал, а не унесся разведывать минометы, а может сразу уж самолет.
– Издеваетесь? – обиделся Воробей. – Во-первых, он бы мне рассказал, а во-вторых, винтовочка Валькина осталась в землянке. Понимаете? А он с винтовкой не расставался, даже на обед и до ветру с ней ходил, гладил, разговаривал, тряпочкой масляной протирал. А теперь Вальки нет, а винтовка стоит.
Карпин остановил движение, повернулся, сделал страшные глаза и приложил палец ко рту. Зотов понимающе кивнул. Партизанская территория кончилась, отныненужно былодержать ухо в остро.
Глава 7
Тренькали птицы, дробно выстукивал дятел, ветер лениво перебирал вершины мохнатых елей, унизанных тяжелыми гирляндами шишек. Солнце выскочило из плена дымчатых облаков, разлив волну мягкого, расслабляющего тепла. Густой, мрачный ельник начал редеть, появились островки молодой и сочной весенней травы.
Зотов даже не очень-то и устал, меряя шагами звериные тропы, опушки полян и узкие полоски влажной земли, затейливо вьющиеся среди мертвых болот. Просвет, возникший после полудня, раздался вширь, призывно мигая куском чистого неба. Порывы свежего ветерка, разгоняли лесную сырость и гниль.
Егорыч, идущий замыкающим, чуть слышно присвистнул, лег за дерево и поставил пулемет на сошки дулом назад. Неужели привал? Мимо тенью скользнул Карпин, пошушукался со старшиной, вернулся и с ноткой беспокойства сказал:
– У нас хвост.
– Кто? – ужаснулся Зотов, слепо пялясь в мешанину веток и сосновых стволов.
– Дедушка Пихто. Шуганем из всех стволов и ноги в руки, пока не опомнились.
Зотов лег и подтянул автомат. Немного знобило от предвкушения близкого боя, зубы противно приклацнули. Среди кустов замелькало светлое пятно, вспотевший палец переместился на спуск. Главное в суматохе не потеряться, мало приятного потом бродить в незнакомом лесу. Круглая мушка наложилась на мелькающее пятно и… на тропе, собственной персоной, возникла отважная разведчица Анна Ерохина. За спиной матерно выругался Шестаков.
– Здравствуйте, мальчики! – Анна остановилась и приветливо помахала рукой. – А я давненько за вами иду, все думаю, когда же товарищи московские разведчики внимание обратят?
«Товарищи московские разведчики»прозвучало насмешливо. Дескать тренированные, обученные и так опростоволосились. Вот настырная баба. Откуда она тут и зачем?
Зотов поднялся, отряхая прилипшую к френчу хвою и миролюбиво спросил:
– А как же Еремеев?
– Успеется, – подойдя вплотную беспечно улыбнулась Ерохина. – Очень уж хочется с товарищами московскими разведчикам пройтись. Вы ведь не бросите в лесу одинокую беззащитную девушку? Тут и волки, наверное, есть.
– Ага, волки дураки, с тобой связываться, – обреченно прошептал Шестаков.
– А если Марков узнает? – Зотов жестом велел группе продолжить движение.
– Если Коровья погибель не капнет, не узнает, – Анна подмигнула Шестакову.
– Больно мне надо, – фыркнул Степан.
Ерохина пошла рядом с Зотовым и спросила:
– Вы к нам надолго?
– На летние каникулы, – осторожно ответил Зотов.
– Ой как хорошо! – вполне достоверно обрадовалась Ерохина. – А как мне к вам обращаться?
– Мы люди не гордые, можно по имени-отчеству.
– А если по званию?
– Я не военный. По учительской части, – почти не соврал Зотов.
– Преподаватель? – вскинула Ерохина бровь.
– Труды и немецкий язык.
– Шутите?
– Самую малость.
– Понимаю, секретность, – кивнула Анна и неожиданно брякнула. – А что сейчас женщины носят в Москве?
– Ну, всякое там, – на секунду смешался Зотов. – Шляпки, платья, шинели.
– А в Орле?
– Про Орел не скажу, – признался Зотов. Интуиция тихонечко пискнула. Появилось ощущение, будто его тонко и профессионально раскручивают. Вроде вопросы банальные, собеседница миленько улыбается, можно списать на природное любопытство, а моргнуть не успеешь, выложишь лишнее, как на допросе у хорошего следователя. Разводит на откровенность со знанием дела. Откуда ухватки? Самородок из брянской глубинки, природный талант? Такому в деревенских школах не учат.
– Жаль, – расстроилась Ерохина. – Ах ну да, Орел в оккупации, откуда вам знать. Нравится у нас?
– Да ничего, – Зотов отметил, как разведчица лихо сменила тему. – Кормят паршиво, а вот девушки очень красивые. Погощу недельку, баек партизанских послушаю и укачу, буду хвастаться, как за линией фронта фашистов бил.
– Ну-ну, – Анна ожгла насмешливым взглядом. – Значит паркетный?
– Он самый. В кабинетах штаны протираю, решил оказией к партизанам слетать, полезно для роста в партийных чинах.
– И далеко планируете дорасти?
– Пока не загадываю, плохая примета.
– А зачем тогда в Новоселки пошли? Там можно и голову потерять.
– Кто не рискует, тот не пьет.
– И товарищ командир вас к расследованию привлек.
– Свадебным генералом, – доверительно сообщил Зотов. – Важно надуваю щеки, отпускаю глупые замечания. Люблю когда должность большая, а ответственности нет.
Анна понимающе похихикала.
– А вы, значит, разведчица? – уточнил Зотов, уводя беседу от своей скромной персоны.
– Помаленьку, – скромно кивнула Адреева. – Тут подсмотрю, там подслушаю, курочка по зернышку…
Дальше разговор закрутился вокруг успехов и неудач разведчиков брянских партизанских бригад и завершился спустя полчаса на развилке заросших рябинником троп.
– Ну вот, пожалуй и все, – вздохнула Ерохина. – Вам прямо, мне направо, к Еремееву на доклад. До свидания, товарищи московские разведчики.
– Спасибо за компанию, – улыбнулся Зотов.
– Вам спасибо, для меня вести с Большой земли, как глоток воздуха, –Ерохина задорно подмигнула и пошла своей дорогой, ступая неслышно и мягко. Все смотрели в след отважной разведчице. Мелькающий платок затерялся в лесу.
Через медлительную, величавую Десну переправились на старой, нещадно протекающей лодке и в Новоселки поперлись втроем - Зотов, Колька и Шестаков, оставив разведчиков в качестве группы прикрытия.
Тропка, усеянная ободранными, узловатыми корневищами, вывела на околицу. Коротко кукарекнул петух, побрехивала собака, ничего подозрительного. На ближайшем огороде бабка споро растаскивала навоз. Зотов с Колькой притаились в крапиве, Шестаков выпрямился во весь рости, не прячась, двинулся по тропе. Старушка появлению гостя не удивилась. Они о чем-то поговорили, бабка перекрестилась, и Шестаков призывно махнул рукой.
– Колька, ты что-ли? – прошамкала старушка, когда они подошли.
– Я, баб Клав, здравствуйте, – чересчур вежливо откликнулся Воробей.
– Ого какой, и с ружжом. Значит, не выгнали тебя с партизан, подлеца?
– Он у нас в командирах, – поддержал Кольку Зотов. – Отличник боевой и политической подготовки.
– Этот охальник? – удивилась бабуся. – Он у меня в прошлом годе пол грядки моркови повытаскал, а до того всю антоновку ободрал. С таким командиром много не навоюете. Хороша армия: Степка Сирота да Колька обормот. А я думаю, чего германца по сию пору не гонят?
– Ты, божий одуванчик, роток-то прикрой, – посоветовал Шестаков. – Жисть штука не бесконечная, а тебе и без того прогулы на том свете выписывают. Староста у себя?
– А хде ему быть? Ему как ноги оторвало, никуда не уходит, может и хочет, да не могет.
– Ну будь здорова, Клавдия, не забудь, когда гуляешь, оглядываться, – распрощался Шестаков. Бабушка тяжко вздохнула и продолжила швырять навоз, превозмогая боль в худых, натруженных, почерневших руках.
– Можно я до мамки? – попросился Воробей. – Я быстренько! Ну пожалуйста.
– Дуй, – разрешил Зотов.
Колька взбрыкнул молоденьким козликом, перелетел через ближайший плетень и скрылся из виду.
– Чичас у начальства отметимся и к Горшуковым, – сообщил Шестаков. – Порядок нужон, иначе староста чужаков углядит и доложит, куда службой положено.
– Староста немцами поставлен? – напрягся Зотов, идя по гладкой, нахоженной тропке.
– А кем? Святыми апостолами? – ухмыльнулся Степан. – По эту сторону реки другой власти нет.
«Чудны дела твои, Господи», – подумал Зотов. Честный советский гражданин, практически партизан, следует на поклон к фашистскому прихвостню. На Большой земле расскажи, не поверят. Оккупированные территории - один сплошной театр лицедеев, со своими правилами и нормами поведения, отличных от человеческих. Иная реальность.
Они миновали заросли одичавшей красной смородины и увидели две маленькие фигуры, ползавшие по свежевскопанному участку. Зотов сначала подумал, что это дети, но ребенок оказался только один: вихрастый, белоголовый пацаненок лет пяти. Второй – взрослый мужчина, возвышающийся над ребенком едва на пол головы. Издали казалось, он сидит на коленях. Мужчина саперной лопаткой выкапывал ямки, а малец бросал картошку и сыпал пригоршню золы из ведра. Работа шла наудивление слаженно.
Мальчонка углядел гостей и шепнул взрослому. Мужик резко повернул морщинистое, черное от загара лицо с седоватой щетиной и потянулся к лежащей винтовке. Зотов впервые видел, как картошку сажают с оружием. Дикий запад какой–то.
– Здорово, Василий! – радушно помахал Шестаков.
– Здорово, Степан, – мужик чуть расслабился и повернулся, опершись на руки, успев мазнуть по Зотову внимательным, совершенно безжизненным взглядом. Пацаненок укрылся у него за спиной и поглядывал огромными, ярко-зелеными глазищами, пряча перемазанную мордаху. – Давненько не виделись. В лесу не сидится?
– Мы по делу, – Шестаков поздоровался со старостой за руку. Мужчина не сидел на коленях, как показалось издалека. У старосты не было ног. Рваные, измызганные штанины неряшливо подшиты в паху. – Горшуков младший в деревне не объявлялся?
– Неделю тому был, хлопца моего галетами угощал, – Василий потрепал мальчонку по голове, глядя снизу вверх, отчего Зотов почувствовал себя неуютно. – С той поры не наведывался. Сызнова из отряда сбежал, бесова кровь?