– Шишки геморройные вырастают, – буркнул Марков. – Вернется, ух и задам поганцу, не смотря на твою протекцию, Никита Егорыч.
– Справедливо, – кивнул Решетов. – Обещаю наказать по всей строгости.
– Валька не в твоей группе пока, – напомнил Марков.
– Не имеет значения, я его забираю, – улыбнулся ледяной улыбочкой Решетов. Зотов молчал, внимательно слушая. Какова роль Решетова в отряде? По ощущению, он главный, а не Марков. Сам принимает решения, ни на кого не оглядывается, вольная птица. Почему? Странно.
– А и хай с ним! – отмахнулся Марков и повернулся к Зотову. – У нас и так беда на беде, Севастьян Митрич куда-то пропал! Все в кучу, все! Ушел с Петькой Рыжим в Локоть, и ни ответа ни привета!
– Севастьян Митрич? – переспросил Зотов.
– Да вы не знакомы с ним, Севастьян подрывник отрядный! – всплеснул Марков руками. – Пень старый, а руки золотые, бомбы может из говна курячьего налепить. Лучший специалист, четыре эшелона на счету!
– А в Локоть какого черта его понесло?
– Да я бы не отпустил! – вспыхнул командир. – Митрич завсегда все операции лично готовит, вот и приперло в разведку его! Прикрытие у него будь здоров, подумаешь, дед немощный шарится, ни немцы, ни полицаи в жизни не трогали. Сколько раз говорил: сиди на старой жопе, опыт молодежи передавай. Так нет! А с ним Петька, помощник его, хороший парень, даром что рыжий. Оба, как в воду канули, вчера вернуться были должны.
– Задержались или пережидают.
– Хорошо бы, – Марков поник. – Последний раз их четыре дня назад на дороге в Погребы видели, а дальше с концами! Так это ладно еще, пол беды, убийство, Виктор Палыч, у нас!
– Одних вас оставлять определенно нельзя, – посетовал Зотов.
Марков покосился на Решетова.
– Убили Колю Шустова, – взгляд капитана налился свинцом. – Мы с ним вместе служили, вместе выбирались из окружения, вместе воевали. На крайнюю операцию он не пошел, вернее сказать, я не взял. Уходя на задание, всегда оставляю в лагере три-четыре бойца, люди должны отдыхать. Сегодня вернулись около трех часов ночи и нашли его за землянкой, мертвого.
– Свидетели? – напрягся Зотов.
– Никто ничего, мы весь отряд опросили и перетрясли.
– Вот оно как, – Зотов понимающе кивнул. Ну надо же, никто ничего. Сотня партизан сладко спала, когда посреди лагеря убивали человека. Бывает такое? Волжина каждая собака видела, куда шел и что делал, а тут ослепли все разом.
– Где тело?– спросил он.
– Здесь, здесь, у меня за землянкой, – засуетился Марков. – Мы его сразу перенесли,страшное дело, страшное! Ждали вас!
– Идемте смотреть, – сказал Зотов, вставая. Хотелось наорать на товарища партизанского командира. Вот кто, кто в своем уме уносит тело до осмотра места преступления компетентными органами? Вот кто? Одно слово – колхоз. Зла не хватает!
К землянке с тыла примыкал узкий сарайчик из еловых жердей, хранилище дров, пустых снарядных ящиков и кучи поношенного тряпья. Лишнее выкинули, на освободившемся месте, прямо на земляном полу, оставили прикрытый драной брезентиной труп. Зотов отдернул подозрительно намокшее покрывало и скривился. Чего-чего, а такого не ожидал. Перед ним лежало тело молодого мужчины, сплошь покрытое спекшейся кровью. Чистым осталось только посиневшее лицо, с острым носом, припухлыми губами и челкой, свисающей на глаза. Ниже шеи убитый походил на кусок отбитого, взбухшего мяса. Прорезанная во множестве мест курткаобвисла неряшливой бахромой и пропиталась багровой, противно пахнущей жижей. Зотов насчитал с десяток ударов в область живота и груди. Ух и нихрена себе! Поганая смерть.
– Ребята говорят, он до ветру вышел, а назад не вернулся, – хмуро пояснил Решетов.
– Искромсали всего, – поежился Марков. – Можно ли с человеком-то так?
Зотов не ответил, привлеченный одним обстоятельством. У куртки убитого все пуговицы были оборваны.
– Почему куртка разорвана? – спросил он.
– Было так, когда нашли, – откликнулся Решетов.
– Мог сам разорвать?
– Не мог, – Решетов глянул заинтересованно. – Колька эту куртку пуще глаза берег, он ее с немецкого оберста снял.
– Вот и я подумал – с чего бы портить хорошую вещь? – кивнул сам себе Зотов и осторожно раскрыл куртку, выпачкав пальцы в засохшей крови. Куртка, гимнастерка и майка, разорванные на груди, слиплись между собой, чтобы разодрать слои пришлось приложить немало усилий. Мертвец словно спал с безмятежным, спокойным лицом. Раньше думали, в отражении зрачков убитого можно увидеть преступника. Брехня. Мерзко похрустывающие слои одежды разошлись, открывая тело в разводах крови и лоснящееяся, как кожа змеи. Колотые раны густо покрывали синюшную плоть, местами пересекая друг друга. По ощущениям убийца впал в ярость и кромсал жертву, пока не устала рука.
– Странно, – заметил Решетов. – Разве можно столько раз пырнуть человека и он даже не закричит?
– Очень сомнительно, – согласился Зотов. – А ну, помоги.
Они вдвоем перевернули Шустова на бок, Зотов содрал остатки одежды и, понимающе хмыкнув, указал на единственную рану под левой лопаткой.
– В сердце, сильный и точный удар. Он и был первым, мгновенная смерть.
– Ух ты, – удивился Решетов. – Как часового сняли!
– Работа мастера, – согласился Зотов. По спине пробежал гадостный холодок. Это не пьяная поножовщина, не пустяшная ссора – Шустова зарезал хладнокровный, натренированный убивать человек. И этот человек совсем рядом, возможно, стоит и наблюдает со стороны.
– Спецов по снятию часовых у нас завались, – Решетов выматерился.
Тело уложили на спину. Зотов наклонил голову, разглядывая странные, резаные раны чуть ниже левого соска. Снял фляжку с пояса, полил на руку и смыл кровавую грязь, обнажая бледно-зеленую плоть.
– Это что? – испуганно спросил Марков.
– Палочки какие-то, – прищурился Решетов.
– Похоже на цифры, – предположил Зотов и обвел раны пальцем. – Глядите, римские девять и шесть, и двоеточие между ними.
– Мать твою так! – ахнул Марков.
– Удивительно точные и подходящие слова, – сказал Зотов.
– Да ну нахер! – удивился Решетов. – Цифры резать зачем? Кому это надо?
– Не имею понятия, – развел Зотов руками. – Ясно одно, судя по количеству ран, кто-то Шустова весьма недолюбливал. Убили сзади, а потом глумились над телом. У него были враги? Старые счеты, обиды, карточные долги?
– Ничего такого, – без раздумий ответил Решетов. – Я бы знал.
– Значит тупик, – Зотов отступил от мертвеца. Шестаков был должен убитому пять сотен рублей, но какой дурак будет резать человека из-за такого пустяка? Да и всю ночь Степан рядом был, в нескольких километрах от лагеря. Можно ли верить Решетову? Время покажет. Говорит, врагов не было, ну может и так. Иначе смысл емузапутывать следствие? Он выровнял дыхание и сказал:
– Убит начальник особого отдела, убит Шустов, пропал Валька, мы в Новоселках натолкнулись на механизированную колонну. Венгры: грузовики, бронетранспортеры, полевая кухня. Не меньше роты. Уехали вниз по течению.
– А я предупреждал, – кивнул Решетов. – Зашевелилось осиное гнездо. Со дня на день ждем карательной операции. Засекли вас?
– Нет, мы героически отсиделись на сеновале, – усмехнулся Зотов. – Венгры были проездом, заскочили на пару крайне напряженныхминут. Последний раз я так трясся, когда без билета в трамвае ехал. Местный староста нас, кстати, не выдал. Мир для меня перевернулся вчера.
– Васька безногий? – уточнил Марков. – Этот да, надежный мужик.
– Мне тоже так показалось. А на обратном пути нарвались на непонятно кого, немножечко постреляли. Капустин ранен, отправился к вашему коновалу.
– Ромочка его подлатает, – зловеще рассмеялся Решетов. – Он людей с царапинами пустяшными умудрялся в гроб загонять, – и тут же перешел на деловой тон. – Что за люди?
– Без понятия. В бой они ввязываться не стали, сразу отошли, потеряв двоих. Преследовать мы, понятно дело, не стали, себе дороже выйдет. Какие-то гражданские, но вооружены серьезно, был как минимум один пулемет.
– Господи, не лес, а проходной двор, – Марков заохал и вытащил карту. – Показать можете?
Зотов пару минут напряженно всмартивался в сплошную массу лесов и болот, ориентируясь на тонко голубеющую полоску Десны. Нашел Верхние Новоселки и уверенно ткнул в нужный квадрат.
– Тут.
– Пять километров от нас, – Марков переглянулся с Решетовым. – Это не соседи, я б знал.
– Ну вот и посидели по-стариковски, – Решетов резко встал. – Я поднимаю своих, ухожу в поиск, не нравится мне, когда возле лагеря всякиесволочи шастают. Усиливайте охрану, Михаил Федрыч.
– А как же чаек! – ахнул Аверин мнущийся у двери. – Я свежего заварил!
– К дьяволу чай! – Решетов воззрился на Зотова. – Составишь компанию?
– Не откажусь, – согласился Зотов. Устал и вымотался, как упряжная собака, но такое действо нельзя пропускать. Что может быть увлекательней охоты на человека?
– Отлично, жду через десять минут на западной тропе. Честь имею, – Решетов щелкнул каблуками нереально для леса до блеска начищенных хромовых сапог и удалился быстрой, легкой походкой.
– Вот так всегда, – посетовал Марков с плохо скрываемым удовольствием.
– Чаек, – простонал Аверин. – Виктор Павлович голодный поди.
– Да нет, что вы, спасибо, я кушал. Вчера, – сказал Зотов.
– Я сейчас, я быстренько, – интендант засуетился и бросился к выходу. – Никуда не уходите, Виктор Палыч!
– Голодным не останетесь, – убежденно произнес Марков. – Оно и верно, на пустой желудок много не навоюешь. Отоспаться бы вам, почернели весь.
– На том свете выспимся, – отшутился Зотов. Они вышли из сарайчика с трупом, командир распрощался и умчался, сосредоточенный и деловитый. Предстояло усилить посты.
– Колька! – Зотов увидел плетущегося Воробья.
– Да, Виктор Палыч! – парень подбежал коротким наметом.
– Отдохнул?
– Но… вы чего, Виктор Палыч? Я только пулемет оставил, – растерялся Колька.