йхсмарок назначена, портретами все заборы увешаны. Даже завидно, с размахом и выдумкой работает человек. По слухам его на Украину должны перебросить, а он оказывается все еще здесь, в брянских лесах. С таким командиром не пропадешь, именно Сабуров с сотней бойцов в январе ворвался в Локоть и устроил потеху, в ходе которой помер от излишков свинца в организме известный театрал, строитель Великой России в отдельно взятой губернии, говорун и просто гнида Костя Воскобойников. Первый руководитель и идейный вдохновитель скотской Локотской республики. Бывший начальник господина Каминского, с которым Зотов имел сомнительную честь беседовать несколько часов назад. Интересно, кто еще из командиров будет присутствовать?
– Ни черта без меня не могут! – пожаловался вернувшийся Марков. – Стадо оленье, а не партизанский отряд! У меня и без того проблем полон рот!
– Михаил Федорыч, помните вы мне про пропавших подрывников рассказывали?
– Чего? А-а, помню. Не вернулись они. Знать отмучился Севастьян Митрич, – Марков тяжело, надрывно вздохнул.
– Вы говорили, их кто-то видел на пути в Локоть.
– Разведчики видели.
– Я могу поговорить с кем-то из них?
– Отчего же нельзя? – Марков одарил подозрительным взглядом и заорал. – Алешка! Алешка, подь сюда!
От группы партизан отделился расхристанный, чубатый парень и опрометью бросился к командиру, придерживая колотящийся о бедро подсумок с автоматными магазинами.
– Ты, Витька, товарищу в подробностях обскажи, как Митрича с Рыжим вы повстречали.
– Новости про них есть? – встревожился Алешка.
– Я говорю в подробностях обскажи, охломон, а не вопросы тут задавай! – Марков погрозил заскорузлым, прокуренным пальцем и спешно рванул в сторону склада.
– Чего рассказывать-то? – растерялся Алешка.
– При каких обстоятельствах видели Савелия Митрича?
Алешка разом принял деловой вид и бодро отрапортовал:
– Мы с ребятами с задания возвращались и возле Черного болота на просеке встретили их. Идем, глядим: батюшки, знакомые лица под елкой. Подошли, поздоровались. Оказалось, Митрича ревматизм закрутил, сидит в три погибели согнутый, за задницу держится. А Рыжий вокруг прыгает, охает. Ну мы деду бросились первую помощь оказывать, спиртом спину растерли, внутря чуточки налили, он и ожил, прямо ножками засучил. А я пока с Рыжим парой слов перекинулся, мы одноклассники с ним. Интересно мне стало, куда они нафасонились. Оказалось, в Локоть, а зачем ясно и так. А до Локтя километров десять, а день уже к вечеру. Спрашиваю: «Ночевать-то где собрались? Старику в тепло надо, а то до Локтя не доведешь». Рыжий меня по плечу хлопнул, отвечает: «Не боись Леха, все схвачено. Есть на полдороге лесничество, туда на постой и определим». Проводили мы их немножко и своей дорогой пошли.
При упоминании лесничества Зотову стало не по себе. Он подавил эмоции и как можно безмятежней спросил:
– Часто там партизаны останавливаются?
– Первый раз слышу, чтобы какой лесник нашего брата привечал, – удивился Алешка. – Но мало ли как, не мое дело, тем более им эту явку надежный человек посоветовал.
– Кто? – Зотов невольно охрип.
– Да Анька Ерохина, знаете?
Зотов пошатнулся, чувствуя, как по спине побежала мелкая, холодная дрожь.
– Идите, Алеша, спасибо, – прохрипел он. Партизан пожал плечами и убежал. Анькин платок мелькал возле кухни. Красивая, ладная, веселая. Он слышал ее переливчатый, жизнерадостный смех. Первым порывом было подойти и прострелить мрази башку. Не надо быть гением, чтобы сложить два и два. Ребенок, безвыходная ситуация, раскаяние, слезы, все это просто дешевый, постановочный фарс. И Зотов, сука, купился. Купился, словно безмозглый пацан, на улыбку, доброе слово и сиськи. Бравая разведчица Анна Ерохина, гордость партизан брянских лесов, посоветовала Митричу остановится у своего давнего и хорошего знакомого Трофима на затерянной заимке среди полей и лесов. Знала она чем промышляет Трофим? Да естественно знала и послала старика и рыжего парнишку на верную смерть. Мотив? Ничего, мы непременно выясним и тогда спросим с каждого...
Зотов посмотрел на суетящегося Маркова, тяжело вздохнул и пошел по тропе. Не надо тревожить, дел у человека по горло, а ты с херовыми новостями полезешь сейчас. Потом, все потом. Заложить бы паскуду и всего делов... Нет, крайние меры сейчас ни к чему. Ну поставят сучку к стенке, легче не станет. Только оборвутся связи с Каминским, а этого сейчас нельзя допускать. Эх, Анька, Анька... Зотова качнуло, одеревенелые, сведенные колесом ноги отказывались идти. Лукин подтянутый, чистенький, как с парада, стоял в сторонке и улыбался ему самым нахальнейшим образом. Чего лыбится? Зотов резко сменил направление и поковылял к майору.
– Виктор Палыч, дорогой, – рожа Лукина стала вовсе паскудной. – С самого утра вас ищу, а вы запропали, никто ничего не знает.
– Гулял, – буркнул Зотов. – Здравствуйте.
– В лесу нынче опасно, всякое случается, знаетели, – Лукин сочился истинным дружелюбием. – Тропинки узкие и немецкие агенты орудуют. Поберегли бы себя.
– Я тропинками не хожу, все больше по чащам щарюсь, как волк, – отшутился Зотов. – Зачем искали? Соскучились?
– Новости для вас есть, – мерзким голосом сообщил Лукин. – Александр Волжин признался в убийстве Твердовского. Цените, вам первому говорю.
Зотова словно ударили обухом по голове. Новости сегодня одна лучше другой. Что несет этот хлыщ?Чуть отдышавшись, онпереспросил, растягивая слова:
– Волжин признался?
– Не вынес бремени вины, – кивнул с видом победителя Лукин. – Совесть все же видимо есть. Сегодня ночью чистосердечное признание написал.
Вдоль позвоночника прошла холодная дрожь. Зотов не верил, не хотел верить. Чтобы Сашка взял и признался? Да не может этого быть.
– Я хочу увидеть его.
–Нет, –хмыкнул майор.
–Ну и ладно, – Зотов повернулся и похромал, припадая на левую ногу. Скоро, ты, сука, по-иному заговоришь...
–Никуда не уходите, Виктор Палыч! – насмешливо крикнул в спину Лукин. – Эвакуация на носу, кота за шарики не будем тянуть. Вечером трибунал и сразу приговор в исполнение. Шлепнут вашего Волжина.
Мысли спутались, полетели беспорядочной стаей. Твою же мать. Не было печали, черти накачали. Без этого проблем выше крыши. А Лукин, сука, упорный. Немцы контрпартизанскую операцию развернули, все на соплях повисло, совет командиров собирается, а он все это время Волжина крутит. Сволочь.
Решетов сидел на пеньке возле землянки, попивая чаек и олицетворяя собой островок безмятежности посреди царящего хаоса. От сердца чуть отлегло. Живой и вроде здоровый. При виде Зотоваскрыл хитрющую улыбку и отрапортовал:
– Здравия желаю, товарищ фельдмаршал. За время вашего отсутствия происшествий не было, личный состав отдыхает, потерь нет.
– Карпин где? – угрюмо спросил Зотов.
– Ты чего, не в духе? – подозрительно прищурился Решетов. – Думал вернешься довольным.
– Карпин где?
– В землянке, хреново ему, – Решетов кивнул за спину. – Толком объяснить можешь?
– Сейчас узнаешь. Пьет?
– Не, завязал.
– Давно?
– Послезавтра третий день будет.
– Ясно, – Зотов отдернул плащ-палатку на входе. Голый до пояса лейтенант сидел на нарах, протирая тряпочкой снятый ствол «Дягтяря». Тугие мышцы лоснились в пыльных лучиках света, льющегося из слепого окна. Разобранный пулемет аккуратно разложен на дощатом столе. Консервная банка, доверху набита окурками самокруток. Пахло потом, оружейным маслом и табаком. У противоположной стены лежал, скучая, рядовой Капустин.
– Здорово, – лейтенант поднял глубоко запавшие, в черных обводьях глаза.
– Пошли, – выдохнул Зотов. – К Лукину. Сашка признался в убийстве.
Сзади удивленно присвистнул Решетов.
– Во, а я думаю, чего он такой довольный с утра.
– Я с вами! – Капустин попытался подняться и скривился от боли.
– Лежать, – приказал Карпин. – Остаешься за главного.
– Так тут больше нет никого, – обиделся Капустин.
– Вот поэтому ты и за главного, – лейтенант назидательно поднял палец и покинул землянку. Одеваться не стал, оставшись в одних брюках и сапогах, с кобурой и финкой на ремне.
– Прогуляюсь за компанию, – одарил Зотова Решетов глумливой улыбкой.
– Прогуляйся, – фыркнул на ходу Зотов.
Так втроем к Лукину и ввалились. Часовой на входе посторонился, разом сникнув под свинцовым взглядом Карпина. Кроме майора в землянке торчали двое мордоворотов, фамилий которых Зотов не помнил или не знал. Один махина, под два метра ростом, саженным размахом плечищ, длинными руками, бычьей шеей и глазами убийцы. Второй поменьше, сухощавый и явно очень быстрый. Такие опасней всего. Оба внимательны, собраны и вооружены.
– Ого, какие люди, – восхитился сидящий за столом Лукин. – Вам чего?
– С Сашкой хотели поговорить, – тяжело выдохнул Зотов.
– А больше ничего не хотели? – прищурился Лукин. Громила угрожающе заворчал. Зотов отчетливо понял, по-хорошему не получится.
– Выкинуть их? – пророкотал верзила.
– Да не надо, Борис , – фальшиво улыбнулся Лукин. – Люди переживают, беспокоятся, их можно понять. Вы, товарищи, уходите, не до вас мне сейчас.
– Зря ты, Володя, так, – обронил Решетов. – Смотри, как бы не вышло чего.
– Угрожаешь, капитан?
– Может и так, – в глазах Решетова зажегся знакомый безумный огонь.
– А может все успокоимся, – Зотов поспешил разрядить ситуацию. – Майор, дай переговорить с Сашкой и все.
Лукин вперил в него внимательный взгляд и неожиданно согласился:
– Лады. У вас две минуты. Борис, приведиарестованного.
Ого, надо же, на уступку пошел, – удивился про себя Зотов, искоса посматривая на Карпина. Господи, лишь бы не дурканул. На лице лейтенанта ни один мускул не дергался, он отстраненно посматривал в потолок, изучая щели в накате и грубо отесанные сучки. Решетов расслабленно, вполоборота привалился к стене, прикрыв от посторонних взглядов ненароком расстегнувшуюся кобуру.