– Живой кто? – захрипел Зотов, шаря вокруг. Ухватился за мягкое и дряблое.
– Я живой, – ответили ему.
– Помогите, – простонали откуда-то с другого конца.
– Решетов?
Капитан не отозвался. Зотов попытался встать, хватаясь за стену. Голова закружилась, и он снова упал. Послышалось надсадное пыхтение, и в следующее мгновение ползущий навалился на него.
– Куда прешь? – захрипел Зотов.
– Выход где? – лицо обожгло несвежее дыхание. По голосу вроде Кузьма. – Где выход, спрашиваю?
– Н-незнаю, – выдавил Зотов.
– Ранен?
– Да.
– А меня вродьне задело. Только глаза забило. Ну м-мать.
– Мамочка, – откликнулись из темноты.
– Ты, Ванька?
– Я-я.
Забрякало, Кузьма матерился вполголоса, судя по звукам, пытаясь совладать с коробком. Чиркнула спичка, оранжевый огонек подсветил страшное, грязное, заляпанное лицо и дикие, выкатившиеся глаза. Из темноты проступили опрокинутый стол и ноги в кирзовых сапогах. Тело терялось во мраке, и оттого казалось, будто человек разорван напополам. Спичка мигнула на сквозняке и погасла. Сквозняк? Зотов перевалился и увидел прямо перед собой, шагах в пяти, синий просвет ночного неба с одинокой блеклой звездой. Ужас оказаться заживо погребенным в землянке разом прошел. Слышались приближающиеся, возбужденные голоса, пятно выхода расчертил желтый луч электрического фонаря. Зотов превозмог боль в боку и пополз на просвет. В двери появились люди, в лицо ударил ослепительный свет. Зотов прикрылся рукой и едва не расплакался.
– Тут живой!
Подхватили под руки и вытащили на улицу. Зотов свалился в траву, хватая прохладный ночной воздух высохшим ртом, словно выброшенная на берег огромная рыба. Его тормошили и ощупывали. К свету фонарика прибавились горящие факелы. Тьма отступила, разжала черные когти.
– Что случилось? – сверху нависло бородатое лицо.
– Взрыв. Граната…, – Зотов зашелся кашлем. – Там раненые остались.
Лицо исчезло. Вокруг беспорядочно носились тени, отсветы факелов прыгали по деревьям.
– Подсвети!
– Эй, кто живой!
– Тащи!
– Чего случилось-то?
–Говорят, граната рванула.
– Доигрались!
– Кольцо кто-то дернул, она и жахнула.
– У нас однажды старшина подсумок пнул, так гранаты от удара рванули. Ногу ему по самые причиндалы оторвало.
– Брешешь.
– Не брешу!
«Не сама рванула, бросили нам ее!» – хотел возразить Зотов, но вовремя опомнился. В чугунной голове возникла эфемерная мысль.
Споры и пересуды перекрыл рык Маркова:
– Разойдись, не мешай! Раненых выносите! Светите, черти!
Зотов рывком сел. Два партизана положили рядом Кузьму. Решетовец мотал головой и мычал, пытаясь выскрести мусор из глаз.
– Кузьма, – позвал Зотов.
– Ну, – простонал партизан.
– Про случившееся ни слова, и всем своим передай.
– Какого хера?– изумился Кузьма.
– Делай, что говорю.
– Виктор Палыч! – из темноты выплыло обеспокоенное лицо Маркова.
– Живой я, – Зотов улыбнулся командиру. – Задело маленько.
– Врач где? Врача! – заорал Марков и засуетился вокруг. – Что случилось-то?
– Граната взорвалась, несчастный случай, – Зотов, успевший прийти в себя, твердо решил правды не открывать и сцапал командира за воротник. – Всех из землянки тащите в санчасть, быстро. Вопросов не задавать!
– Твою мать, – ахнул Марков. – Ну когда это кончится? Куда ранило-то?
Зотов тихонечко застонав, перевалился на левый бок.
– Батюшки, – вскинулся Марков. – Кровищи-то натекло! Врач! Где, сука, врач!
– Я могу, я, – сбоку подскочила простоволосая девчушка лет шестнадцати, с побелевшим лицом. – Я курсы медсестер окончила, сейчас посмотрю. Куда тебя, миленький? – и всплеснула руками, вляпавшись в кровь. – Ох!
– Царапина, – простонал Зотов без всякой уверенности. Пугать сестричку не хотелось. Шутка ли, целые курсы окончила. Поди двухнедельные. Квалифицированный специалист. Лишь бы в обморок не упала…
– Потерпи, миленький, я сейчас, я скоро, – неожиданно сильные руки перевернули Зотова на бок.
– Ну чего там? – сунулся Марков.
– Не мешайте, товарищ командир.
Затрещала одежда. Прощай френч, нам было хорошо с тобой.
– Решетов как? – просипел Зотов сквозь секущую боль.
– Не видел его, щас гляну, – Марков заметался и исчез. Сестричка облегченно вздохнула. Нет ничего хуже работы под наблюдением непосредственного начальника. Легче повеситься.
– Крови сколько, – ужаснулась девчушка.
– Жить буду? – спросил Зотов.
– Наверно. Не знаю, – буркнула сестра, ковыряясь в боку. Зотов засипел, набивая в рот сухую хвою.
– Очень больно?
– Да нет, это я так смеюсь. Анекдот вспомнил один.
– Потом расскажите?
– Он не для детей, – Зотов едва не завыл.
– Бок и спину осколками посекло, – сообщила сестра. – Я перевяжу и в санчасть, там доктор посмотрит.
Снова затрещала одежда, на этот раз не его. Сестричка рвала на себе рубаху или еще что-то из гардероба, Зотов не видел. Перед глазами мелькали ноги и полосы света. Из землянки выносили тела, но кого именно он разглядеть не сумел.
– В санчасть уносите! – крикнул Марков и присел рядом. – Живой Решетов, живой, сильно поранен, весь в крови, но живой.
Зотов облегченно забулькал. Главное жив. Но видать крепко досталось, Никита ближе всех ко входу сидел.
– Этого к доктору, быстро! – приказал Марков. – Не растрясите!
Зотова бережно переложили на одеяло и потащили в ночь. Санчасть встретила приглушенным светом, едким запахом хлорки и бренчанием инструментов. Нет ничего хуже больниц, Зотов их навидался. Его взгромоздили на стол, медсестрички содрали остатки одежды.
– Ну куда вы его? – возмутился местный хозяин. Как его там... ведь хотел познакомиться... Ивашов вроде бы... Врач был без маски и без халата. Зотову окончательно поплохело. Лишь бы не пьяный…
– А чего? – спросил кто-то из партизан.
– Ничего. Надо понимать. Ранение легкое, осколки по касательной прошли, – Ивашов ткнул чем-то острым в открытую рану. Зотов охнул. Ну, сука.
– Парочка застряла под кожей, ничего страшного, – пояснил Ивашов. – Снимайте и давайте тяжелых. Люда, Ира, помогите!
Немного обиженный Зотов перекочевал на пол. Вот так вот. Жди своей очереди. От сердца почти отлегло. Осколки по касательной это херня, заживет, как на собаке, пара лишних шрамов не в счет. Внутрь заводили остальных, к счастью, своим ходом, не волоком. Зотов видел побелевшие, грязные лица и напуганные глаза. На большинстве даже крови нет. Что за граната такая? В замкнутом пространстве жахнуло, а потерь почти нет. Попалась с брачком? Всего Зотов насчитал четверых. Троих не хватало. Решетова, Есигеева и часового, того угрюмого, неразговорчивого мужика.
На стол взгромоздили окровавленного человека, Зотов с трудом узнал Решетова. Медсестрички Людочка с Ирочкой, вооруженные ножницами резали куртку и гимнастерку. Капитан лежал без сознания, обмякший, словно тряпичная кукла. Зотов почувствовал тошноту. У Решетова не было лица. Кровь шла толчками и клок волос почему–то торчал около носа, закрывая глаза. Жутко белела оголенная черепная коробка.
Следом внесли второе тело, и за неимением места положили у стены. Часовой Фома Крытов лежал навзничь, закрытые веки подергивались. Над ним захлопотала белокурая Ирочка. В дверь сунулся Карпин, за ним подпрыгивал Колька Воробьев и просматривался невозмутимый, заспанный Шестаков.
Зотов поманил Карпина пальцем, жарко зашептал в ухо:
– Лейтенант, все вопросы потом, бери Кольку со Степаном, организуй охранение, никого к санчасти не подпускать. Слышишь, никого. Гони взашей, хоть сам товарищ Жуков придет.
– Сделаем, – Карпин коротко кивнул и растворился в ночи. Господи, как приятно иметь дело с понимающими людьми.
– Всем посторонним выйти, – глухо приказал Ивашов.
– Товарищи, на выход, не мешайте! – накинулась Людочка на партизан. Тех как ветром сдунуло.
– Ирочка, что там? – спросил через плечо Ивашов.
– Тупая травма головы, гематома, пульс прощупывается, – отчеканила медсестра, осмотрев Фому.
– С этим закончим, сразу на стол!
Внутрь протиснулся Марков, покосился на Решетова и спросил:
– Как он?
– Без сознания. Сильнейшая контузия, – отозвался Ивашов, колдуя над головой раненого капитана.
– Паршиво выглядит, – Марков утробно сглотнул.
– Да в порядке он, жить будет, – фыркнул Ивашов. – Кожу осколком срезало, гляньте.
Доктор подцепил пинцетом лоскут окровавленного скальпа величиною с ладонь и, примерившись, вернул на законное место. Лицо Решетова стало похоже на голову деревенского пугала, сшитую из старого, разорванного мешка.
– Заштопаем, всего и делов, – Ивашов жестом фокусника вытянул руку. – Людочка, нитку, иглу.
Марков поспешно отошел, присел к Зотову и шепнул:
– Есигеев погиб.
–Погиб? – Зотов не поверил ушам. Вот и потери накликал.
– Всего осколками посекло, – кивнул Марков. – Грудь, лицо, в кашу, едва опознали. Какой стрелок был, любо-дорого, второго не сыщешь. У него в руках граната, стало быть, и рванула?
Есигеев, Есигеев… Значит это он метнулся к гранате. Хотел отбросить или прикрыл собой остальных. Благодаря шорцу легко и отделались. Эх! Зотов осмотрелся, кроме персонала посторонних в санчасти не осталось. Ну ничего, придется выкручиваться. Заодно проверим, кому здесь можно доверять, а кому нет. И сказал:
– Это не несчастный случай, товарищ командир. Гранату забросили в землянку.
Марков поперхнулся.
– Чего?
– Кто-то бросил гранату, – терпеливо повторил Зотов. – Я видел, как она влетела в дверь. Решетов тоже видел, и Есигеев, он закрыл гранату собой. Поэтому мы и живы сейчас.
– Но…, но, – растерялся Марков.
– Бросили? – недоверчиво хмыкнул, сидящий рядом Кузьма. Партизанский госпиталь погрузился в вязкую тишину. Ивашов прекратил шить и смотрел на Зотова, как на умалишенного. Медсестрички пооткрывали рты.