– Не получится незаметно, – согласился Степан. – Только ежели ход подземный копать, аки кроты.
– Ваш головастый командир все продумал, – успокоил Зотов и напустил туману. – Скоро сами увидите, осталось немножечко потерпеть. Ты, Степан, не отвлекайся, веди.
– Веди туда, не знаю куда, – насупился Шестаков. – Видал я это Малькинское болото, ничего тама нету, окромя тины, утопленников и огромадных лягух. – он показал руками тварь в добрых полметра величиной. – Не знаю, чем эти дуры питаются, зайцами поди, али заблудшими партизанами.
– Дорога там есть?
– Как не быть, – закивал Степан. – На болоте раньше староверы-окружники жили, которые после Раскола в топи ушли, сбежали от Никона, не желая троеперстием осеняться и крестным ходом посолонью ходить. Посреди Малькинского болота остров стоит, лесом поросший, там и отгородились от жизни мирской. Цела деревня, избы поставили, церкву срубили, иконы старые и книги уберегли. Через болото гать тайную проложили, леса вокруг подсекли, поля рожью засеяли. Как гонения на них прекратились, начали к людям выходить, ягодой, дегтем и грибом торговать, дорогу лесную расчистили. К себе чужаков не пускали, береглись. Дожились в спокойствии и молитве до революции. А в двадцатом новая власть и до них добралась. А то как же, чего это они в лесу своем на лишае с мохом сидят и делиться с трудящимся прольетариатом никак не желают? Вдобавок Богу молятся, которого вовсе и нет. Значится не порядок. Ишь чего удумали, в чаще зверями дикими жить в отрыве от коллектива. Направили к ним продразверстку, сусеки проверить, и комиссара молоденького, просвятительские беседы вести, о большевизме рассказывать. Дед мой проводником. Вышли к болоту, глядят, дым черный клубами плывет и гарью воняет. Староверы, прознав про гостей, в церкви затворились и подпалили сами себя. Скотину пустили под нож, даже котов и собак. Горит храм Божий, угли щелкают, пламя воет, а внутри хор литургию поет. Прокричали дважды «аллилуйя», и купол обрушился, все и сгорели до тла, почитай сотня невинных душ, детишки, бабы, жуткое дело. Комиссарик тот седеньким вернулся, дед мне рассказывал. С тех пор вера пошла, будто церковь сгоревшая в трясину ушла, а в полночь колокол бьет, манит мимохожего человека. Мы опосля с мужиками охотились недалече, так хотели на тот остров попасть, на кости и черепа поглазеть, гать отыскали, да сгнила она к тому времени, зеленой водой залилась. Ванька Малышев завяз и чуть не утоп, веревкой тянули, повернули назад. А колокол слышали, вот тебе крест.
– Прямо и слышали? – усмехнулся Зотов. От рассказа по спине побежали мурашки. Лес словно стал гуще, насупился и помрачнел. Даже птицы умолкли.
– Хошь верь, хошь не верь, мне врать резону нет, – не обиделся Шестаков. – Мы, конечно, слегка поддатые были, но не глухие. В лесу ночевать затеялись, а с болотабум-бум-бум, протяжно так, жалобно.
– Может железка рядом или лесорубы работали? – предположил Карпин.
– Может и лесорубы, – неожиданно легко согласился Шестаков. – Значица, к дороге этой идем?
– К ней, – кивнул Зотов. – Найдешь?
– Да уж как-нибудь постараюсь, – Степан сбавил шаг и пошел сзади, потеряв интерес к разговору.
Зотову полегчало, головная боль улеглась, оставив давящую тяжесть в висках. Ноги обрели прежнюю твердость. Лес становился все гуще, наливался влагой, с веток на тропу свешивались серые космы лишайника, волны порыжелого, мертвого мха выплескивались из чащи, обтекая растрескавшиеся, окатанные ветром булыжники, похожие на черепа. Пришло нехорошее ощущение чужого, враждебного взгляда. Шестаковские истории чтоли на фантазию действуют?
– Ну пошто напираешь, места тебемало, щенок? – огрызнулся за спиной Шестаков.
– Я не напираю, – пискнул в ответ Колька.
– Как не напираешь, все пятки мне обступал! Держи дистанцию!
– Я держу-у, – жалобно, едва не плача, отнекался Воробьев.
– Чего тогда липнешь, как телок к мамкиной сиське?
– Да не липну я.
– Отвали, малец, не замай.
– Товарищ Зотов!
– Слушаю.
– Не могу я последним идти, – сознался Воробьев. – Мертвых староверов боюсь!
– Пф, – подавился смешком Шестаков.
– Миша, смени его, – попросил Зотов. Умирающий от страха замыкающий, ни к чему хорошему не приведет. Не на прогулке. – Степан головным.
Карпин остановился, баюкая ППШ на руках, и подождал, пока крохотный отряд пройдет мимо.
Шестаков, ворча и ругаясь вполголоса, поменялся с лейтенантом местами, поддев напоследок:
– Не боись, шкет, староверы только по ночам шастают и кровушку пьют.
– Шестаков! – одернул Зотов.
– Все-все, умолкаю.
В темной и холодной утробе непроницаемой чащи потрескивал сухостой, истошно скрипели умершие стволы на ветру, цепляясь друг за дружку крючковатыми руками цепких ветвей. Пахло весенней прелью, толстые, заплесневелые елки подпирали серое небо, где-то рядом выстукивал дятел. Шестаков вел глухоманью, мимо затянутых ряской бочажин, неглубоких, забитых кустами оврагов и буреломов в человеческий рост высотой. Через час впереди показался робкий, белесый просвет, и скоро они вышли на старую, заросшую просеку.
– Дорога на Малькинское болото, – шепотом сообщил Шестаков и указал направление. – Выйдем прямо на гать.
– Телега недавно прошла, – Карпин присел и коснулся травы.
– Быть того немогёт, – удивился Степан. – Какая телега?
– Продразверстка из двадцатого года. Сам посмотри.
Зотов приблизился и увидел след, петляющий по дороге. На краю лужи, в грязи, остался четкий, незаветренный отпечаток колес.
– Не нравится мне это, – обронил лейтенант.
– Все в порядке. Наверное, – успокоил Зотов. – Нас должна ждать Ерохина с друзьями и телегой.
– Все темнишь? – сощурился Карпин.
– Хотел сделать сюрприз, – Зотов пошел по дороге. – План прост, как все гениальное: мы с тобой залезаем в телегу и строим из себя мертвецов. Нас привозят обратно в отряд, и там, в санчасти, мы благополучно оживаем.
– А что за друзья?
– Самому интересно.
– Люди, – сообщил, резко останавливаясь, Степан.
Зотов сравнялся с проводником. Метрах в пятидесяти впереди из туманной дымки проявилась телега, запряженная лошадью. Рядом кучковались несколько вооруженных человек. Анька Ерохина, сидящая на телеге и болтающая ногами, приветливо помахала.
Разведчица привела троих хмурых, бородатых мужиков и такую же хмурую лошадь. Задача перед Ерохиной стояла простая: отыскать надежных людей из другого отряда, умеющих держать языки за зубами и не задающих вопросов. Справилась на отлично.
Ерохина дождалась, пока они подойдут и дурашливо бросила ладонь к виску.
– Товарищ командир, задание выполнено. Вот товарищи из отряда «Пламя», главным Семен Башлаков.
– Зотов, – Зотов пожал руку Башлакову, крупному мужику лет сорока, в ватнике, перетянутом кожаными ремнями крест на крест, и кепке, надвинутой на глаза. – В курс дела вас ввели?
– Поверхностно, – откликнулся Башлаков. – Наша задача?
– Требуются услуги похоронной команды. Доставить в отряд «За Родину» двоих под видом убитых.
– Постоянно так делаем, – хмыкнул Башлаков.
– Ну вот. Марков в курсе и поможет в нашем маленьком представлении.
– Легенда?
Этот человек Зотову определенно понравилсяспокойствием, рассудительностью, короткими и точными репликами.
– В бою вы потеряли двоих, вынесли и везете к родственникам. Попроситесь переночевать, вам предложат перенести тела в сарай, примыкающий к санчасти, там яма и холодок.
– Дальше?
– Дальше отдыхаете, наслаждаясь гостеприимством. Мне нужно скрытно пробраться в отряд. Больше ничего.
– Хорошо, – кивнул Башлаков и стрельнул глазами на Аньку. – Сюрпризов не будет? От этой егозы всего ждать можно, научен.
– Скажешь тоже, Семен, – притворно надула губки Ерохина. – Я тебя подводила?
– Последние три раза считаются? Ну то-то. Кто с нами?
– Я и Миша, – Зотов кивнул на Карпина. Лейтенант не удивился. Удивился Шестаков.
– А мы куда? – изумился Степан.
– А вы пешком прогуляетесь. Хочешь, Кольке остров старообрядческий покажи, он обрадуется. Раньше завтрашнего утра я вас в отряде не жду.
– Лады, – кивнул Шестаков, явно обрадовавшийся такому развитию событий. В Кокоревку героически сопротивляться оккупантам не надо идти, в лагерь, где случайно рвутся гранаты и убивец орудует, возращатся не надо. Форменный выходной.
Колька Воробьев застыл, изумленно хлопая глазами, еще не до конца понимая, что такое произошло. Губы дрогнули, голос был тихий, растерянный:
– Виктор Палыч… А я?
– Ты со Степаном, – пояснил Зотов. – Может подружитесь, по крайней мере я этого искренне жду.
– Со Степаном? – Колька приготовился расплакаться. – А вы? А я? Без меня значит? Без меня?
– Без тебя, Коль, – миролюбиво сказал Зотов.
– Убийцу ловить? – Колька размазал слезы по грязному лицу. – Он Вальку зарезал, а вы меня туркаете? Вы чего? Вы зачем?
– Прекратить истерику, Воробьев, – посуровел Зотов. Брать с собой Кольку он не мог и не хотел, пускай даже ценой ненависти со стороны пацана. Приглядывать за ним будет некогда.
– Так значит, да? Так? – Колька упрямо сжал кулаки.
Помощь пришла со стороны Анны, разведчица подошла к закипающему парнишке, ласково обняла за плечи и шепнула:
– Ты погоди, Коленька, погоди. Надо так милый. Понимаешь? Надо.
Она притянула голову Кольки к себе. Подросток уткнулся в фуфайку, худющие плечи затряслись в беззвучном рыдании.
– Ты поплачь миленький, поплачь, оно полегчает, – Анна, нежно воркуя, увела парнишку в сторонку, подальше от злых и безжалостных, ничего непонимающих взрослых. Зотов проводил ее окаменевшим взглядом. Вся такая хорошая, добрая, искренняя. Поди таким же голоском завлекала партизан к Трофиму на верную смерть.
Анна, словно почувствовав, обернулась и непонимающе спросила:
– Вить, ты чего?
– Так, подумалось, – он пожал плечами.
– Странный ты, – Анна улыбнулась и повела Кольку по тропе, шепча на ухо.